Автор статьи в Каракасе

Как венесуэло-кубино-советский «нефтяной треугольник» 1970-х сформировал сегодняшний день. 

Схема работала до распада СССР

В обмен на снабжение Гаваны топливом из Южной Америки, Советский Союз обязался поставлять углеводородное сырье на переработку в Западной Германии. Речь шла о тех заводах, где в качестве совладельца и поставщика выступала венесуэльская корпорация PDVSA.

Америка бдительно наблюдала, хотя и спотыкалась

Нефть из Сибири отныне более не надо было доставлять через океан на Кубу, а встречные грузы с Ориноко или из Маракайбо уже не требовалось везти за тысячи миль на Рейн. Как Москвой, так и Каракасом высвобождались крупные суммы уже на самой перевозке топлива партнерам. Понимая это, вашингтонские «ястребы» не раз хотел разрушить трансатлантический нефтяной мост.

Исидоро Мальмиерка

А сторонники разрядки среди трезвомыслящих американских политиков и дипломатов, напротив, пытались превратить его существование в выгодный для США козырь. Мол, пусть все видят, что могущественная сверхдержава, причем в своей сфере влияния, проявляет миролюбие, не мешая довольно дешевой подпитке кубинской экономики венесуэльским сырьем. Таким реалистом был шеф отдела интересов США при посольстве Швейцарии на Кубе д-р Уэйн Смит, интеллектуал с университетским бэкграундом. Полный, вальяжный, неторопливый, рассудительный, от природы доброжелательный, он напоминал скорее гарвардского декана, чем дипломата.

На Кубе его уважали. В комментариях к «Размышлениям» лидера страны сказано: прочитав отчет министра иностранных дел республики Исидоро Мальмиерки о встрече с Уэйном Смитом в день вашингтонского покушения на президента США Рональда Рейгана весной 1981-го, Фидель оставил на полях свое резюме о позитивной роли здравомыслящего Смита как самого убежденного сторонника нормализации связей с «жемчужиной Карибов».

Рослый и породистый Мальмиерка, никогда не выпускавший изо рта сигару, жил в том же самом 25-этажном здании в гаванском районе Ведадо, где находился и мой корпункт. Хорошо помню, как глава кубинской дипломатии, иной раз прямо в лифте, отпускал краткие, но сочные реплики о каком-нибудь коктейле, где он видел автора этих строк и других журналистов рядом с разговорчивым Уэйном Смитом. Но вот курьез: однажды, выходя из здания посольства СССР, тот же Смит попал на моих глазах в смешную ситуацию.

Как шепотом говорили наши советники, он только что затронул в беседе с послом К. Ф. Катушевым тему «нефтяного треугольника». И вот, довольный итогами беседы, Смит шел в сопровождении посла прямиком к выкрашенной черной краской железной калитке. Чтобы пройти на улицу и сесть в лимузин,  Смиту надо было всего лишь переступить через нижнюю планку калитки. Но, увлеченный прощальными репликами для Катушева, посланник США, не заметив барьера, споткнулся, упал и покатился на животе к распахнутой двери машины по каменной плите. Если бы не посол-нижегородец, который по-волжски крепко поднял гостя на ноги, тот еще долго скользил бы лежа. «Вот ведь досада, — подумалось мне тогда, — хорошие американцы вечно страдают то от подножек, то еще от каких-нибудь неувязок на своем пути.

И дух, и буква соглашения

Итак, повторимся: начиная с 1977-го, немалую часть сибирской нефти более не надо было везти через океан, а встречные поставки с Ориноко или из Маракайбо уже не требовалось направлять через полмира на Рейн.

Партнерство в поставках «может состоять во взаимном предоставлении квоты в размере до 20 тыс. баррелей нефти ежедневно, — подчеркивалось в документе «Основы взаимопонимания в области сотрудничества по поставкам нефти» от 26 ноября 1976 года. — Это эквивалентно примерно 1 млн тонн нефти в год, которую Венесуэла предоставит в распоряжение СССР и которую, в свою очередь, СССР предоставит в распоряжение Венесуэлы… Пункты назначения поставок нефти будут определены дополнительно сторонами настоящих Основ взаимопонимания».  

Уже тогда Москва и Каракас знали об истощении запасов легкого сырья и, наоборот, о приросте запасов сернисто-вязкой нефти в Венесуэле. Недаром отмечалось: «с венесуэльской стороны объем поставок нефти будет состоять из двух баррелей нефти 25 градусов API и ниже на каждый баррель 31 градус API и выше». Таковы были параметры «свопинга», оправдавшегося, кстати, не только коммерчески. Превратившись в редкий пример геополитического реализма, он обходил блоковые запреты холодной войны. Вот что пишет на эту тему в своих мемуарах сам К.А.Перес, часами обсуждавший в Москве тогда еще необкатанную схему компенсационно-разменных поставок с Л.И.Брежневым, Н.В.Подгорным, А.Н.Косыгиным и группами их экспертов:

«Мы заключили и соглашение о тройственном подходе к продажам нефти на Кубу, которые нас интересовали; и открыли путь к сотрудничеству в сфере нефти. Для советской стороны было… трудно распахнуть в странах Южной Америки ниши из-за давления со стороны США». «Собеседники в СССР, — продолжает экс-лидер Венесуэлы, — благодарили меня за то, что я восстановил отношения с Кубой. Меня заверили в пожелании того, чтобы Куба вовлекалась в региональное сообщество. Косыгин сказал мне, что Куба обходится им очень дорого. У СССР не было никакого интереса в том, чтобы еще больше углублять брешь между Кубой, США и Южной Америкой».

Рассуждения, как видите, вполне здравые. Поэтому мне всегда хотелось узнать: как относятся к тому же К.А.Пересу кубинцы? Но что тут сказать? По обе стороны Атлантики коммунисты всегда относились к социал-демократам настороженно, видя в них иногда полезных, но в целом опасных ренегатов.

Начав работу на Кубе, я запросил как бы вводное интервью с кем-либо из руководства республики. Сначала меня пригласил в беломраморный Дворец Революции выдающийся географ и боевой соратник Фиделя по экспедиции 1956 года на яхте «Гранма» — Антонио Нуньес Хименес. А через какое-то время выкроил час для собкора «Правды» зампредседателя Госсовета и Совета министров республики Карлос Рафаэль Родригес. С неподдельным уважением и даже некоторой боязнью ехал я на встречу с этим всемирно известным классиком современного марксизма. Сами посудите: каково вести беседу с человеком, который в середине 1960-х часто спорил с легендарным Эрнесто Че Геварой, поясняя импульсивному аргентинцу азы хозрасчета и доказывая предпочтительность научного подхода к социалистической экономике в сравнении с волюнтаризмом мобилизационного типа.

И вот в самом конце встречи Карлос Рафаэль Родригес сделал краткий обзор новостей из стран региона сквозь призму президентских персоналий. О Карлосе Андресе Пересе он отозвался сухо и как бы нейтрально: «Правый социал-демократ». В своем письме советскому послу В. И. Воротникову (оно опубликовано) об экстренной встрече с госсекретарем США Александером Хейгом в Мехико 23 ноября 1981 года в разгар серьезнейшего, угрожавшего Кубе войной кризиса из-за событий в Центральной Америке, тот же Карлос Рафаэль Родригес дает венесуэльскому деятелю аналогичную оценку.

Да, правый социал-демократ. Однако он добился весомого результата

Что ж, пусть правый социал-демократ. Это ведь не препона для реализма и разумной уступчивости в политике, не так ли? Вот и К.А.Перес, перейдя в своих мемуарах к итогам 2-го президентского срока уже в 1980-е, вполне разумно пишет о совершенствовании топливного моста между Москвой, Гаваной и Каракасом: 

«Мы… согласовали, — вспоминает он, — с одним из вице-премьеров Советского правительства такие вопросы, как кубинская проблема и функционирование «нефтяного треугольника». Этот треугольник, обеспечивший, помимо приоритетных интересов своих трех углов, еще и рост советских поставок нефти в Европу с 0,3 млн тонн в 1978 году до 1 млн тонн в последующие годы, действовал до распада СССР. Схема позволяла Москве экономить на транспорте около 200 млн долл ежегодно».

Досадная ограниченность нашей рефлексии, повторно устремленной в ту эпоху, влечет за собой узость прочтения других линий того же треугольника. В те годы Куба производила крупные объемы сахара-сырца, и лидеру острова импонировала возможность сбывать хотя бы часть его в Каракасе, дополняя нефтесвоповую транзакцию еще и десертом. Но почему-то сахар исчезал из комментариев тех лет. Если и появлялись редкие оценки роли трансатлантического моста, то упоминалось одно лишь нефтяное слагаемое, да и то без глубинно-философских обобщений. Каких именно?

Почти ничего не пишется о взаимосвязи между раздраженностью Белого дома «нефтяным треугольником» и агрессией США на карибском острове Гренада в 1983-м. Из всех англоязычных звеньев Антильской гряды этот клочок суши находится ближе всего к Венесуэле. И как раз там, на площадке международного аэропорта Пойнт-Сэлинз, работали сотни строителей с Кубы. «Ну а завтрашние авиалайнеры — будут ли они заправляться кубинским или венесуэльским топливом?», — с лукавинкой спрашивал я у этих крепких парней. Спрашивал, конечно, в шутку — откуда какому-нибудь бетонщику знать подобные детали. Но ребята не тушевались и бойко парировали: «И тем, и другим». Чувствовался, иными словами, общий настрой на позитив.

Десант Пентагона на революционной Гренаде, а заодно и вытеснение посольства СССР, должны были проучить своевольный Каракас — преподать ему урок того, что обрыв будущего воздушного моста между Антилами и Кубой может повлечь за собой и блокадный слом моста энергетического. Но ни венесуэльцы, ни кубинцы, ни советские партнеры по давно отлаженному проекту не испугались — схема «нефть за сахар» продолжала действовать. Итак, даже на ключевом для Запада трансокеанском маршруте жандармские правила игры, введенные по линии НАТО и Межамериканского договора о безопасности, не осуществились полностью. Они так и не достигли нужного Вашингтону и Брюсселю статуса императива. Не достигли, добавлю, в силу самой логики мирохозяйственных связей. Но еще и потому, что были смело нарушены Москвой и далеко еще не социалистическим в ту пору Каракасом.

Опоры надломились, но все же выдержали проверку временем

Вспоминаю 1992-й год, город вечной весны Каракас, поднятый на 1100 метров над уровнем моря. Встает перед глазами тогда еще совсем новый отель «Евробилдинг» с темными, похожими на солнечные очки, панелями окон.

Я помню гирлянды желтых манго, девственно нежные сакуры, пышно кипящие тропические акации. В «Евробилдинге» в те дни отовсюду доносился русский язык. Гостиница была заселена не только свитой вице-президента РФ Александра Руцкого, но и бизнесменами, а также артистами из Москвы. Они обеспечивали концертное наполнение Дней России, приуроченных к визиту второго лица из тогдашней кремлевской иерархии. К премьерному дебюту готовился Борис Моисеев с ансамблем «Экспрессия». Что-то репетировали на сцене рядом с бассейном танцоры, гармонисты и певцы «Русской песни» во главе с Надеждой Бабкиной…

Но были в этом многоголосом сообществе и люди иных профессий. Сосредоточенные, с блокнотами и местными газетами в руках, корпели над репортажами журналисты российских СМИ. О чем-то советовались дипломаты, спорили и соглашались знатоки региона из академических кругов. Экспертом номер один бесспорно являлся зампред АПН, президент Ассоциации «Россия — Латинская Америка» профессор Карен Хачатуров.

Помнится, все мы ждали возвращения Александра Руцкого со встречи на высшем уровне. Требовался рассказ из первых уст о том, какие вопросы удалось обсудить и, быть может, решить. Ветеранов латиноамериканистики беспокоил развал «нефтяного треугольника» за год до распада СССР – в 1990-м. И вот, наконец, Александр Владимирович приехал около полуночи из дворца Мирафлорес. Видимо, отфильтровав, во всяком случае мысленно, часть обсужденных с Карлосом Андресом Пересом тем, которые подходили для освещения в прессе, Руцкой подошел к нам. Приступил, что называется, к полубрифингу — полуинтервью. И, увы, стало ясно, что подобрать ключи к реанимации компенсационной трансатлантической сделки не было суждено. Как дал понять вице-президент РФ, вопрос теперь упирался якобы не в происки Вашингтона. На сей раз сомневалось венесуэльское руководство: будет ли постсоветская Россия поддерживать платежеспособность Кубы. В общем, в тот раз восстановить нефтяной треугольник не удалось.

А вот что пишет о турне российского вице-президента коллектив авторов Института Латинской Америки РАН: «Казалось бы, официальный визит в Венесуэлу, Бразилию и Аргентину А.Руцкого в условиях, когда и советские министры не жаловали этот регион (министр иностранных дел СССР впервые добрался до Южной Америки лишь в 1989 году) должен был иметь, по крайней мере, мощный демонстрационный эффект, символизируя начало нового этапа отношений. Однако этот эффект не был достигнут и, более того, в среде правящих элит латиноамериканских государств лишь усилилась уверенность в том, что руководство РФ просто не готово к новому партнерству. Несмотря на большое число привезенных вице-президентом предпринимателей, кроме абстрактных договоров о намерениях, реально ни одного работающего документа подписано так и не было».

Павел Богомолов

Первая часть трилогии здесь