Интервью с российским экспертом в области арктических проектов и международных отношений Андреем Криворотовым, к.э.н., секретарем Совета директоров компании «Штокман Девелопмент АГ», членом Экспертного совета Норвежско-российского научно-образовательного консорциума по международному энергетическому бизнесу.
– Каковы главные итоги года для российских и международных арктических проектов на фоне падения цен на нефть?
– Результаты неоднозначны, картина довольно пестрая. Часть проектов успешно продолжается. Так, Приразломное месторождение в Печорском море уже выдало миллионную тонну нефти. Успехом завершилось бурение скважины на структуре Университетская в Карском море, открыто месторождение «Победа». Эффективно работает недавно освоенное Бованенковское месторождение, быстро развивается проект «Ямал СПГ», активно идет процесс лицензирования на арктическом шельфе России и Норвегии. Но есть и другие тенденции: целый ряд проектов в Циркумполярной Арктике был приостановлен или заморожен, слабая динамика наблюдается на шельфе Гренландии и Северной Канады. Самый серьезный сигнал поступил с Аляски, где компания Shell, вложившая свыше 4 млрд долларов в покупку лицензии на участки в море Бофорта и Чукотском море, заявила о своем решении о прекращении на неопределенный срок работ, у которых не видит серьезных перспектив.
Интерес к ресурсам Арктики со стороны и государственных органов, и компаний остался, но прибавилось и реализма в оценке дальнейших перспектив их разработки. Кроме того, в последние пару лет внимание большинства стран, с точки зрения геополитики, привлечено к проблемам на юге: Сирия, Иран, Украина, террористические угрозы, кризис с беженцами… Волна спекулятивных размышлений об Арктике пошла на спад, и это скорее позитивный момент.
– Экономическая эффективность арктических проектов падает. Тем не менее, компании продолжают конкурировать за все новые участки на шельфе России и Норвегии. Что ими движет? Что их привлекает в этом регионе?
– У каждой из компаний свои корпоративные стратегии. Далеко не все они, кстати, участвуют в конкурентной борьбе за участки на арктическом шельфе. Норвежская Statoil, например, активно лицензируется на шельфе Норвегии, одновременно закрывая свой офис в Анкоридже и сворачивая работы на Аляске. Несколько лет назад компания Total, устами своего президента Кристофа де Маржери, заявила, что не считает бурение на нефть на арктическом шельфе безопасным для экологии, поэтому будет от него воздерживаться. Но многие компании сохраняют достаточно живой интерес. Да, экономика ряда арктических проектов стала критичной. Однако эти ресурсы могут оказаться востребованными на другом витке развития нефтегазовой промышленности: и государство, и компании должны думать на длительную перспективу. Это правильно.
Надо отметить, что в последнее десятилетий идет бурное развитие шельфовых технологий, с выходом на большие глубины и апробацией совершенно новых решений, в числе которых – бесплатформенное освоение и донное заканчивание. Они особенно интересны для покрытых льдом акваторий, позволяя не только заметно удешевлять проекты, но и избегать ряда экологических проблем, в том числе связанных с человеческим фактором. Новые решения рождаются и в нашей стране. Так, предприятия «Росатома» готовы производить автономные атомные установки для энергоснабжения шельфовых проектов, которые не требуют дополнительного ремонта и сервиса в течение 10-15 лет. Однако я думаю, что в целом для освоения арктических ресурсов нужно объединение усилий разных стран.
– Будет ли расти политическая конфронтация в связи с предстоящим рассмотрением в ООН заявок арктических держав (России, Канады), претендующих на расширение своих границ в Северном Ледовитом океане?
– Мне, как дипломату в прошлом, не совсем нравится выражение «политическая конфронтация» применительно к Арктике – к счастью, сейчас ее там нет. Еще лет десять назад довольно многие отечественные и зарубежные (особенно американские) политологи рисовали алармистские сценарии «арктической гонки за ресурсами». В последние годы эти спекуляции прекратились.
В Иллулисатской декларации 2008 г. арктические государства заявили о своем намерении решать существующие в Арктике проблемы мирным путем и исключительно в рамках международного права. Развернул свою работу Арктический совет, решена проблема разграничения Баренцева моря между Россией и Норвегией. Обстановка сейчас в Арктике спокойная, все державы региона заинтересованы, чтобы такая ситуация сохранялась и в дальнейшем. Не так давно я был в Санкт-Петербурге на форуме «Арктика: настоящее и будущее», где выступили послы всех приарктических государств. Тональность этих докладов была общей: никто не хочет конфронтации, все стремятся к мирному сотрудничеству
Норвежская заявка на расширение границ шельфа в Арктике уже рассмотрена и поддержана комиссией ООН. Дания с Гренландией, Канада и Россия также подали свои заявки. Основы для противостояния я здесь не вижу, и арктические страны, повторюсь, сами этого не хотят. Кроме того, эксперты подсчитали: порядка 95% открытых в Арктике ресурсов сосредоточены в морских и сухопутных районах, не являющихся предметом каких-либо международных споров.
– Россия и Норвегия: возможно ли сотрудничество и совместная разработка нефтегазовых ресурсов в Арктике, с учетом недавнего разграничения Баренцева моря, в частности?
– Безусловно, желательно, чтобы уже давно налаженное доброе сотрудничество развивалось. У наших стран имеется здесь и богатый положительный опыт, и хороший потенциал. Так, ряд ведущих норвежских производителей морского добычного оборудования с успехом поставляли свою продукцию на российский шельф. «Роснефть» работает со Statoil в целом ряде проектов, в том числе на Персеевском блоке в российской части ранее спорного участка Баренцева моря, разграниченного по Мурманскому договору 2010 г. Правда, сейчас многие проекты оказались приторможены из-за санкций и не самой благоприятной мировой конъюнктуры, но надежды сохраняются.
Мурманский договор, подписанный в 2010 г. Дмитрием Медведевым и Йенсом Столтенбергом, предусматривает: если одна из сторон обнаруживает месторождение в той части шельфа, которая отошла ей, а вторая сторона считает, что оно простирается через линию разграничения на ее половину, то она должна представить доказательства. В этом случае компании, представляющие Россию и Норвегию, будут обязаны создавать совместные предприятия для освоения этого актива, и подписать договор о юнитизации (объединении) такого месторождения. Но для этого, соответственно, необходимо, чтобы темпы геологоразведки в Баренцевом море были примерно равными. Чтобы каждая из сторон обладала необходимой геологической информацией, которая могла бы подтвердить трансграничный характер месторождения.
– Достаточно ли выполняется ли геологоразведочных работ с российской стороны?
– Норвежцы развернули сейсморазведку через минуту после вступления в силу Мурманского договора о разграничении: судно стояло на точке и в полночь начало разведку. Сейчас Норвегия проводит очень активные работы в южной части своего разграниченного участка Баренцева моря (официально он называется лицензионным районом «Баренцево море, Юго-Восток»), причем не только силами государственной геологической службы. Впервые на норвежском континентальном шельфе все недропользователи, что называется, вскладчину, наняли геофизические компании, которые проводят сплошную сейсмосъемку этого участка. Это новый для норвежцев подход, когда анализируется не отдельный блок, на который уже выдана лицензия, а на общие деньги компаний изучается региональная геология всего района в целом.
Мне представляется, это очень интересный опыт, демонстрирующий, что в Арктике нужны новые, кооперативные модели работы. В настоящее время на норвежском участке Баренцева моря уже отсняты многие тысяч километров двух- и трехмерной сейсмики. Мурманский договор накладывает определенные неформальные обязательства на Россию: не отставать от этих темпов.
– Вы упомянули санкции. Отразилось ли их введение на реализации российских арктических проектов?
– Самое известное – уход ExxonMobil. Компания, выступавшая против санкций, была вынуждена прекратить работы в Карском море. Но я бы сказал шире: на мой взгляд, пагубное влияние санкций существенно выходит за рамки конкретных коммерческих проектов. Недаром освоение Арктики сравнивается с покорением космоса – масштаб технологических и организационных проблем, которые при этом возникают, сопоставим с временами космической гонки Советского Союза и США. И, как бы ни конкурировали страны за первенство, выход людей в новую сферу бытия был великим общечеловеческим проектом. Человечество в целом только выиграло бы, если мы совместными усилиями покоряли бы космос, как потом показала практика последних двух десятилетий.
Освоение арктического шельфа – не менее масштабный вызов. Это, действительно, общечеловеческая проблема, которую надо решать совместными усилиями. Причем самые богатые ресурсы сосредоточены на арктическом шельфе России, тогда как технологическая база, так исторически сложилось, была наработана в западных странах. Это, конечно, актуализировало задачу выработки эффективной промышленной политики: как обеспечить такие условия, чтобы мы были не просто потребителями зарубежных технологий, а чтобы западные компании приходили в Россию, локализировали производство необходимого оборудования, чтобы создавалась отечественная научно-производственная база, которая давала бы нам возможность ликвидировать существующее отставание. Но основа для сотрудничества была вполне прочная. Напомню, что уже после введения западных санкций, в сентябре 2014 г. «Роснефть» и «Газпром» обращались в правительство с предложением допустить западные компании к разработке арктического шельфа России, понимая объективный факт: технологии есть только у западных компаний, или их еще только предстоит создать в сотрудничестве с ними. Однако санкции «рассекли» тот единый рынок, который только начал формироваться применительно к арктическому шельфу.
Западные страны не смогут развивать технологии, которые необходимы для Арктики, поскольку на них нет достаточного спроса. Норвежский шельф, кроме самых северных его районов, может быть освоен на базе уже существующих технологий. А шельфы северной Канады, Аляски и Гренландии не дадут в ближайшие годы достаточно емкого рынка, который бы оправдал большие объемы НИОКР и колоссальные затраты, необходимые для внедрения их в производство.
От санкций, таким образом, страдает не только Россия (тем более, что для нас на арктическом шельфе свет клином не сошелся), но процесс научно-технического развития в целом, в том числе и в самих западных странах. Это объективный факт. Я обсуждал проблему с норвежскими специалистами, они эту оценку разделяют.
– Не так давно были представлены подготовленные Вами и коллективом авторов сценарии для Баренцева региона. Каковы Ваши главные прогнозы? К каким выводам Вы пришли в своем исследовании?
– В 2015 г. вышло две монографии. Одна, коллективная, подготовленная учеными Московского государственного института международных отношений и его давнего партнера, Университета норвежской губернии Нурланд, посвящена сценариям российско-норвежских отношений после разграничения Баренцева моря. Я выступил там соавтором двух глав. Вторая монография – моя личная, подводящая промежуточный итог исследованиям Северной Норвегии, которые начались еще в 1988 г. с отъездом на работу на архипелаге Шпицберген. Там, в Арктике, и началась моя трудовая жизнь.
В нашей коллективной монографии предложено три потенциальных сценария на базе комплексного анализа всех научно-технических, геологических, физико-географических, экономических и политических факторов, опыта взаимодействия двух бизнес-культур при реализации российско-норвежских коммерческих проектов. Согласно первому сценарию, и Россия, и Норвегия сохраняют интерес к освоению баренцевоморского шельфа. Однако из-за низких цен и высоких рисков для экологии ни одна из сторон не рискует это делать первой и выжидает, когда этим займется другая.
Второй сценарий предполагает, что обе страны активно осваивают свои части шельфа, практически не координируя своих усилий. Третий сценарий: оба государства и хотят сотрудничать, и заявляют об этом на политическом уровне, этого также хочет бизнес, но коммерческая основа отсутствует, поскольку цены на нефть и газ остаются невысокими.
В своей книге я описал два схожих сценария и предложил третий – более позитивный, нацеленный на кооперацию между нашими странами: Россия и Норвегия координируют совместную работу, осваивая шельф в своих частях Баренцева моря, в том числе в разграниченной зоне, с формированием совместных предприятий, развитием береговой инфраструктуры и технического потенциала Заполярья, созданием мощных баз снабжения и др. Понятно, что в условиях низких цен на углеводородное сырье и санкций, которые напрямую касаются арктических проектов, этот сценарий пока не выглядит реалистичным. Но я надежды не теряю, хочется верить, что и санкции не вечны и мировой нефтегазовый рынок стабилизируется на более высоком ценовом уровне.
– Каковы главные риски для экологии? Как компании будут выстраивать свои отношения с экологическими организациями, которые активно противостоят нефтегазовым проектам на шельфе Арктики?
– На Западе дискурс этих дебатов существенно поменялся лет пять-шесть назад. В первом десятилетии двадцать первого века экологические дискуссии по нефтегазовой тематике в парламентах, правительствах и даже в самих экологических организациях концентрировались вокруг борьбы с климатическими изменениями, поскольку и сама добыча углеводородного сырья, и его последующее сжигание связаны с большими выбросами углекислого газа в атмосферу. Такой подход к шельфовым проектам, наблюдался у правительств Норвегии, Великобритании, Канады, а с приходом администрации Барака Обамы – и в США. При этом молчаливо предполагалось, что при нынешнем высоком технологическом развитии нефтегазовой промышленности крупные выбросы нефти в воду невозможны. Но катастрофа на скважине Макондо в Мексиканском заливе в 2010 г. продемонстрировала, что это не так. Последующее расследование показало проблемы и с качеством выполнения работ, и с качеством государственного надзора за ними в США. Ответственное за эту сферу американское Бюро управления минеральными ресурсами было расформировано. На его месте была создана новая организация с гораздо более жесткими подходами к регулированию.
После этой аварии и правительства, и общественность, и сами нефтяники сместили фокус обсуждения экологических проблем на предотвращение потенциальных выбросов нефти. В условиях Арктики такая авария могла принести гораздо больший ущерб. Этот сдвиг усилился в результате неудачного бурения компании Shell на шельфе Аляски в 2012 г., когда буровая платформа при обратной транспортировке потеряла ход и села на прибрежные рифы. Данный инцидент показал, что масштаб технических проблем на арктическом шельфе остается очень большим.
Да, конечно, внимание к вопросу выбросов CO2 не снижается, что продемонстрировала и недавняя Парижская конференция. Но интересная реакция поступила со стороны норвежцев, заявивших, что они все равно будут продолжать добывать нефть и газ, не сокращая объемов добычи.
Что же касается арктических проектов, то сейчас главное внимание сосредоточено на предотвращении аварийных выбросов нефти и ликвидации их последствий в покрытых льдом акваториях. Это одна из самых главных технических проблем, которые нужно решить, прежде чем начнется масштабное освоение арктических месторождений. Очевидно, что любые работы в Арктике можно вести только при условии соблюдения высочайшей производственной и экологической безопасности, что важно как людей, работающих на арктических месторождениях, так и для окружающей среды. На базе таких подходов следует выстраивать и отношения недропользователей с экологическими организациями. В практике нашей компании мы всегда придерживались такого подхода.
– Что нужно поменять в российском законодательстве, чтобы способствовать разработке арктических ресурсов и в тоже время защитить хрупкую экологию Арктики?
– В нашем законодательстве действительно существовали определенные пробелы, поскольку разработки арктического шельфа ранее не велось. Мы в деятельности нашей компании «Штокман Девелопмент» столкнулись с наличием целого ряда лакун в законодательном регулировании. Но недавно в Налоговый и Таможенный кодексы, в другие законодательные акты был внесен целый ряд поправок, которые восполнили большую часть из этих пробелов.
В целом наша страна сейчас, пожалуй, наиболее основательно и системно подходит к решению этих вопросов в плане и разработки законодательства, и формирования практической политики. Утверждены Стратегия и Программа освоения Арктической зоны, до конца 2016 г. ожидается принятие соответствующего закона. Утвержден План комплексного стимулирования освоения шельфа Российской Федерации, активно ведется лицензирование арктического шельфа.
Россия традиционно вносила определяющий вклад в освоение Севера – Арктики, Сибири, Дальнего Востока. Для нас это такой общенациональный проект, реализуемый на протяжении нескольких веков. Эта славная героическая история – надежный ориентир и для нынешних поколений. Мы должны и дальше продвигаться в этом направлении, сочетая трезвый государственный подход и мужество отдельных людей, творческий гений и романтику.
Мария Кутузова