Об особенностях ручного управления российским нефтегазовым комплексом «Нефтянка» поговорила с главным экономистом VYGON Consulting Сергеем Ежовым в кулуарах круглого стола «Налогообложение нефтегазовой отрасли – большие маневры».
– Как Вы оцениваете последствия налогового маневра для нефтяной отрасли России?
– Последствия налогового маневра не так велики по сравнению с падением цен на нефть. Налоговый маневр разрабатывался, когда цены на нефть были 100 долларов за баррель. Были совершенно другие и доходы, и расходы, а также их соотношение, которое поменялось в результате падения стоимости нефти. Если проанализировать, какие могли быть результаты у отрасли без налогового маневра, стало бы понятно – с маневром они немного ухудшились. Но маловероятно, что российские власти сохранили бы те же условия, которые были до маневра, поэтому такие оценки носят виртуальный характер.
Сейчас правительство в оперативном режиме «подкручивает» бюджетные доходы. Приняты беспрецедентные меры: с 1 апреля увеличиваются акцизы на нефтепродукты. Такого не было с 1990-х – с тех пор решения о росте ставок налогов принимались до наступления бюджетного года, а не после его начала.
В наибольшей степени снижение цен на нефть отразилось на нефтепереработке. Раньше этот сегмент получал 10-15 долларов на баррель субсидий за счет разницы между ценой на нефть и пошлиной на нефтепродукты. Сейчас эта субсидия сократилась до 2 долларов – фактически в пять раз. В настоящее время субсидии не позволяют нефтепереработке компенсировать потери за счет более дорогого экспорта нефтепродуктов. Правда, это частично компенсировалось снижением затрат за счет девальвации рубля. Тем не менее, мы считаем, что переработка наиболее пострадала и работает сейчас практически без прибыли.
Если же говорить о добыче, то наша налоговая система устроена так, что налоговые поступления снизились в большей степени, чем доходы нефтяников. Когда мы эти доходы умножаем на выросший в два раза курс, получается, что в рублях нефтяники в 2015 г. заработали примерно так же, как в 2014 г. Однако затем вступают в силу два фактора: цены на нефть падают еще ниже, а инфляция, в конечном счете, съедает девальвационную прибыль. Так что в какой-то более долгой перспективе говорить, что нефтяники заработали на девальвации, конечно же, лукавство.
– Как повлияет увеличение налоговой нагрузки на реализацию нефтегазовых проектов и привлечение инвестиций?
– Это самый чувствительный вопрос. Возьмем заморозку таможенной пошлины на 2016 г. Формально эта мера введена сроком на один год, а с 2017 г. пошлина установлена на уровне 30%, а не 42%, как сейчас. Поэтому при расчете эффективности проектов используется пошлина 30%, а не 42%. В результате, эта мера не ухудшает экономику проектов. Ведь компании принимают к реализации только те проекты, которые покажут положительную доходность. Этим временное увеличение пошлины отличается от снижения вычета по НДПИ до 7,5. Никто не обещает, что 7,5 когда-нибудь изменят в связи с динамикой курса, инфляцией или чем-то еще. Соответственно, 7,5 переводит многие проекты в разряд неэффективных.
Причем, не подлежит сомнению, что если вычет 7,5 будет введен, то в недалеком будущем его надо будет пересматривать. Такие решения переводят нашу налоговую систему в режим ручного управления. Как в таких условиях осуществлять инвестиционную деятельность?
Фактически правительство официально заявляет, что мы отказываемся от долгосрочного планирования и каждый год куда хотим, туда и вертим. Показатели любого проекта могут в любой момент поменяться.
Или возьмем механизм льгот на НДПИ. Как они вводились? Изначально была введена единая ставка НДПИ для всех проектов. В том числе, к примеру, для истощенных месторождений, на которых высокие показатели обводненности. Глупо было требовать с них тот же налог, что и на месторождениях на пике добыче. Нефтяники обращались в правительство, требовали снижения НДПИ для таких месторождений. В итоге, немного урезав эти предложения, НДПИ для истощенных месторождений снизили. В сегодняшних условиях дефицита бюджета сложившийся механизм получения льгот по НДПИ фактически не работает.
– Какие проекты пострадают в первую очередь?
– Главным образом проекты с длительными сроками окупаемости. В первую очередь, поиск и разведка углеводородного сырья, но и эксплуатационное бурение тоже. Рисковые проекты, например, освоение трудноизвлекаемых запасов (ТРИЗ), конечно же, тоже пострадают. Если мы говорим о нефтепереработке, то, естественно, компании сейчас и так режут все, что только можно. До конца будут доведены те проекты, в которые уже осуществлены значительные инвестиции, закуплено оборудование. То, что отложено до 2020 г., с большой вероятностью будут откладывать еще дальше.
– Есть ли у Вас оценка возможной динамики роста цен на нефтепродукты при увеличении акцизов?
– Мы не можем в чистом виде выделить фактор влияния акцизов в короткой перспективе. Скажем, государство вводит акциз 2 рубля на литр бензина с 1 апреля. Я думаю, что ни 15 апреля, ни 1 мая бензин существенно не подорожает из-за введения акциза. А вот к 1 декабря этот акциз уже точно будет отражен в цене. Можно говорить, что к концу года рост составит 2 рубля как минимум. Это порядка 5% от текущей цены, то есть ниже инфляции. Говорить, что рост цен ее превысит, пока нет оснований, он будет примерно на том же уровне.
Если говорить о росте цен с января 2015 г., к январю 2014 г. он составил 5%, что ниже инфляции. Причем, это ниже, чем за все предыдущие годы. Я не думаю, что мы увидим что-то, поражающее наше воображение. Цены на топливо будут потихоньку подрастать. Во многом это будет зависеть от того, что же будет со стоимостью нефти и с курсом. Снижение цен на моторные топлива маловероятно.
Беседу вела Мария Кутузова