Позавчера, как уже сообщала «Нефтянка» (и ряд не менее авторитетных изданий), в Москве, в районе Марьино около улицы Поречной произошла авария на магистральном нефтепродуктопроводе «Транснефти», который связывает Московский НПЗ и кольцевой трубопровод. В результате аварии произошло возгорание нефтепродуктов в прибрежной зоне и непосредственно на поверхности реки. «Да, мы подтверждаем, это наш инцидент», — сказал пресс-секретарь «Транснефти» Игорь Демин 12 августа.  «Транснефть» временно приостановила прокачку нефтепродуктов от Московского нефтеперерабатывающего завода. Позднее выяснилось, что трубопровод не пострадал. «Был инцидент в том месте, где проходит продуктопровод. Мы в этом случае берем всегда ответственность на себя, объявляем режим ЧС и останавливаем прокачку по трубопроводу, что мы и сделали», — сказал он. Это, между прочим, хорошо характеризует пресс-службу «Транснефти». Далеко не всякая компания сначала возьмет на себя ответственность. Чаще наоборот.

Затем ситуация несколько прояснилась. И если поначалу виноватили шашлычников («Я предполагаю, что это было сделано из хулиганских побуждений. Могли разлить горючее из баррельной бочки и поджечь. Кроме того, там зона шашлычников, они могли иметь к этому отношение. МВД будет разбираться»), то сегодня уже наиболее вероятной версией кажется выход нефти из дождевого коллектора в районе Московского НПЗ. «Мы установили место, откуда распространялось пятно — это дождевой коллектор Мосводостока. Можно предположить, что в этот коллектор, откуда вышло пятно, нефтепродукты попали вместе с активными дождевыми осадками, не характерными для Москвы, но с которыми мы столкнулись в первой половине лета, когда шли проливные дожди. Наиболее вероятным нам представляется то, что размыло линзы нефтепродуктов, которые находятся под землей в районе работающего НПЗ», — сказал Демин.

Что ж. Мы рады, что с трубопроводами «Транснефти» все в порядке. Но, в сущности, не важно, произошла ли утечка нефтепродуктов из продуктопровода «Транснефти» и поджог этой лужи «шашлычниками», случай ли это так называемого хулиганства, когда несознательные граждане вылили в речку бочку нефти, или же какое-то «гаражное предприятие» слило отработанные масла… Или, что более вероятно, виноват Московский НПЗ, допустивший попадание нефтепродуктов в дождевой коллектор. Вскрытие, как говорится, покажет, что это было. Ясно одно — в районе массовой жилой застройки находится крайне опасный промышленный объект непосредственно не связанный с функционированием города. 

Допустим, что это была «баррельная бочка». Тем хуже. Если такой эффект произвела одна бочка, всего-то около 160 литров нефтепродуктов, то что будет, если вдруг детонирует дневной запас нефтепродуктов на Московском НПЗ? Ничего хорошего не будет. Что обычно при этом бывает «Нефтянка» уже писала.

Рано или поздно МНПЗ и прилегающая к нему нефтетранспортная инфраструктура нанесет такой ущерб, от которого пострадают не только прилегающие районы дешевого жилья (кстати, потому и дешевого, что завод рядом), но и город в целом. Никакие заверения в безопасности и надежности, тем более, исходящие от заинтересованных лиц, не могут служить гарантией безопасности. Владельцы взорвавшихся на днях на севере Китая в городе Тяньцзинь складов, тоже, вероятно, уверяли городские власти в полном контроле за ситуацией. Гарантией может служить только полный и безоговорочный вынос всех потенциально-опасных объектов, не связанных с городской инфраструктурой, за пределы населенных районов.

Всякое химическое производство в городе напоминает знаменитое чеховское ружье: в последнем акте выстрелит обязательно. Дело вовсе не ограничивается нефте- или газохимией. Речь о любом производстве.

Старожилы помнят пожар, который случился в научно-исследовательском институте шинной промышленности в середине девяностых годов прошлого века. Сам НИИШП расположен вблизи станции метро «Шоссе энтузиастов», а запах гари ощущался аж на станции метро «Филевский парк» (автор — старпёр и как раз в тот момент диски контрафактные покупал на «Горбушке»). Горел НИИШП и в 2004 году на фоне имущественных споров. В 2011 году принято решение перепрофилировать территорию НИИШП под лофты и объекты социальной и коммерческой инфраструктуры. И это правильно. Потенциально опасным объектам не место в городской черте.

Эту историю с ружьем очень хорошо понимали создатели российской промышленности. И реакторы Курчатовского института, и машиностроительные заводы, вроде Орджоникидзе и ЗИЛ, и собственно МНПЗ строились в пригородах. Но за прошедшие 50-100 лет ситуация радикально изменилась, и то, что было далекой окраиной превратилось если не в центр города, то, как минимум, в густонаселенный спальный район.

Хотите, чтобы было как в Китае или Мексике? Мы нет. Поэтому пора привести промышленную инфраструктуру города в соответствие с фактически сложившейся застройкой. Если промышленный объект не нужен городу и опасен — его надо выводить или  перепрофилировать, как перепрофилировали тот же НИИШП и целый ряд заводов и конструкторских бюро. Если нужен, если существование города без него затруднено — надо оставлять. Так нужен ли городу Московский НПЗ и магистральный нефтепродуктопровод к нему? Давайте попробуем разобраться.

Московский НПЗ был запущен в эксплуатацию в 1 апреля 1938 году в поселке Капотня Московской области, — примерно в 6–7 километрах от столицы. Назывался он тогда «Крекинг-завод №413». Появление НПЗ вблизи Москвы было вполне оправдано — стремительная индустриализация страны требовала все больше топлива, расстояние до города было вполне приемлемо, а расположение рядом с Москвой-рекой позволяло с удобством транспортировать нефть с бакинских нефтепромыслов. Трудно переоценить роль завода во время Великой Отечественной войны, особенно в первый, самый тяжелый её период. По спешно строящимся рокадам, на смену которым в шестидесятые пришел МКАД, завод снабжал топливом практически всю линию обороны Москвы. Победа в битве за Москву немыслима без московского НПЗ.

В сороковые-пятидесятые, в годы послевоенного восстановления, Москва стремительно «наползала» на область, поглощая по дороге села и деревушки, и к началу шестидесятых поселок Капотня оказался в городской черте. В то время это еще не было критично, поскольку плотность застройки вновь поглощаемых территорий была не то чтобы велика. Если в 1938 году площадь Москвы составляла 29 391 га, то к 1960 году достигла 35 637 га, а процесс переселения из коммуналок в хрущевки только начинался. Завод же по прежнему монопольно снабжал столицу топливом (собственно, в эпоху госплана иное сложно предположить). И рос. Вместе со столицей.

К семидесятым население Москвы выросло на две трети. К восьмидесятым — удвоилось. Плотность населения росла соответственно, и весь эффект от расширения границ города, которое было осуществлено в 1960 году, оказался исчерпан. В 70-х — 80-х активно застраиваются близлежащие районы Марьино, Братеево, Люблино, да и собственно Капотня. Завод оказывается в плотном окружении спальных районов.

К 1984 году было завершено строительство вокруг г. Москвы кольцевого нефтепродуктопровода, связавшего Московский, Нижегородский и Рязанский НПЗ. Это существенно снизило экономическую целесообразность нахождения нефтеперерабатывающего завода в черте многомиллионного мегаполиса, однако сохранялась целесообразность политическая. 26 мая 1972 года СССР и США подписали договор о противоракетной обороне, в соответствии с которым противоракетная оборона в принципе запрещалась, за исключением прикрытия двух районов. США прикрыли Аляску. СССР — Москву. Таким образом, МНПЗ гарантированно переживал ядерный апокалипсис и мог вырабатывать топливо (ну, может, слегка радиоактивное) для наших танков, когда они железным потоком ринутся к Ла-Маншу. Но с окончанием холодной войны смысла в этой затее не осталось ровным счетом никакого.

Таким образом к концу прошлого века существование  нефтеперерабатывающего завода в черте города утратило всякий смысл — технический, политический, экономический. Экономический — в особенности. Со сменой общественно-экономической формации с развитого социализма на капитализм и, соответственно, приватизацией предприятий и отменой госмонополии на торговлю ГСМ, единственный «плюс» для нынешнего владельца Московского НПЗ «Газпром нефти» от нахождения завода в городской черте — незначительная экономия на транспортном плече при снабжении топливом АЗС своего бренда. Конкуренты предпочитают собственный бензин.

Зато «минусов» хоть отбавляй. Начать с того, что Московский НПЗ — постоянный раздражитель общественного мнения. Чуть где серой запахнет: то не нечистый, а завод в Капотне виноват. Иногда завод не виноват — МНПЗ не единственный вредитель в городе. Иногда — виноват. Но всегда и везде ему приходится оправдываться.

С заводом вечно что-то происходит не то. 26 июня 2015 года, например, «хлопок» на установке риформинга. Спасибо, что не взрыв. 10 ноября 2014 года МНПЗ слегка траванул москвичей сероводородом, в чем не признался, но штраф заплатил. В 2012 году (15 апреля) завод горел. В 2011 году (3 июня) — тоже горел. В 2010 году (5 августа) произошел разрыв трубопровода на территории завода (справка РИА Новости). Может быть, такое количество инцидентов нормально для промышленного предприятия. Но тогда ему тем более не место в городе.

С 2007 года и по 2013 продолжалась эпопея с так называемым «буферным прудом» завода, а, проще говоря, сточной канавой со сливом в Москву-реку. В результате завод «пруд» засыпал, построил очистные сооружения и уплатил штраф. Вся операция обошлась в 12 миллиардов рублей плюс штраф 1,3 миллиарда, который заводу по какой-то извращенной логике удалось вернуть. Мол, природоохранные мероприятия стоили в 10 раз больше, чем штраф, поэтому штраф идет в зачет.

Из разряда долгоиграющих проблем и та, с которой столкнулся Московский НПЗ 12 августа. Долгие годы и десятилетия нефтепродукты накапливались в почве, образуя так называемые «нефтяные линзы». Это не результат какой-то одной аварии. Это результат длительного, многолетнего пренебрежения нормами экологической безопасности, результат халатности и разгильдяйства. Мелкие аварии, прорывы, смыв цистерн, слив шлама — что угодно. И все это на протяжении долгих 77 лет. Если в Москве когда-нибудь найдут нефтяное месторождение, годное к промышленной эксплуатации, оно будет аккурат под МНПЗ.

Природа «Нефтяных линз» такова, что попадающие туда нефтепродукты там и находятся, пока не произойдет что-то экстраординарное, что разрушит этот коллектор. В нашем случае, таким событием стали июльские ливни. Благодаря им нефтепродукты из нефтяной линзы попали сначала в дождевой коллектор, а потом и в Москва-реку. В сущности, жители подмосковных городков должны сказать большое спасибо безвестным марьинским любителям шашлыка, поджегшим по неосторожности траву, которая, в свою очередь, воспламенила нефтепродукты на поверхности реки. Иначе дрейфовало бы углеводородное пятно по течению, покрывая тонкой пленкой все большую и большую поверхность.

Вот такая картина вырисовывается. Можно сколько угодно украшать страницы юбилейных альбомов лебедями — никакого положительного влияния на реальную экологическую ситуацию в Москве это не окажет. Можно тратить миллиарды на природоохранные мероприятия — это не компенсирует вреда, который уже причинен и еще будет причинен. Можно сделать сверхсовременный завод — и все равно он останется «ружьем на стене». Вопрос лишь в том, когда настанет «последний акт».

Так нужен Москве свой НПЗ? Может быть и нужен, но явно не в пределах МКАД. Здравый смысл подсказывает, что перенос объекта на территорию «Новой Москвы», куда-нибудь в малонаселенные районы поближе к кольцевому нефтепродуктоводу «Транснефти» отвечает и интересам города и интересам завода. Вполне возможно выработать такую схему «переезда», которая устроит всех. Не хватает лишь политической воли руководства и, как ни странно, социальной активности горожан. При том, что на словах каждый отдельно взятый москвич недоволен экологией в городе, предпринимать мало-мальски активные действия к выселению завода вялые горожане не спешат. Например петиция с тебованием вынести производственные мощности Московского НПЗ за пределы территории Москвы за два месяца собрала всего-навсего 140 подписей. Маловато для Москвы и даже для четырех соседствующих с НПЗ районов — Марьино, Братеево, Капотня, Люблино — в которых проживает в общей сложности 555 тысяч человек.

Антон Пантелеев