Автопортрет на фоне колокольни Св. Стефана, Вена, 6 мая 2017 г. «Нефтянка» изначально дала в целом верный прогноз исхода британской избирательной кампании. Дала задолго до громких терактов на «Манчестерской арене» и на Лондонском мосту, которые понизили рейтинг правящих на Темзе консерваторов.

Поражение тори косвенно влияет и на ТЭК

Откликнувшись на объявление внеочередных выборов на Альбионе в своем первом майском обозрении, мы вполне обоснованно предположили: «Исход июньских выборов не во всем совпадет с ожиданиями премьер-министра Терезы Мэй». И ведь это было мягко сказано!

Исход голосования и впрямь был не в пользу амбициозной, но не очень-то дальновидной наследницы покойной Маргарет Тэтчер. Мэй самонадеянно затеяла выборы ради того, чтобы укрепить позиции тори под готическими сводами Вестминстера — дать партии абсолютное большинство. Это помогло бы главе кабинета обрести репутацию не просто удачливой выдвиженки, которая, мол, случайно перехватила лидерскую эстафету у проигравшего еврореферендум Дэвида Кэмерона. У г-жи Мэй появился бы заслуженный авторитет демократически избранного руководителя страны. А это, в свою очередь, позволило бы ей обрести едва ли не командные полномочия для всеобъемлющих переговоров с Брюсселем о конкретных условиях «брекзита». Вот что мы писали в этом раннем — гипотетическом контексте:

shutterstock_362072633

«Главным итогом кампании может стать не арифметический слом баланса между консервативной и лейбористской фракциями в Вестминстере, — отмечалось в нашей публикации. — Не исключена другая сенсация…». Предполагалось, что правящим консерваторам, быть может, придется сколотить коалиционный кабинет. «И что тогда? — продолжалось в обозрении. — Хаос вместо поэтапного «брекзита»? Или даже вынужденное возвращение Британии в Евросоюз?».

И вот сегодня мы видим: первая часть прогноза уже сбылась и даже перевыполнена. Консерваторы проиграли — они ухудшили свои позиции. В стране возник подвешенный парламент, когда в палате общин ни у одной из партий нет абсолютного большинства (как минимум, 326 мест из 650). Назвав Терезу Мэй «хромой уткой», ликующие лейбористы призвали ее уйти в отставку. Они сами хотели бы (если не под красным, то под розовым флагом) создать коалиционное правительство. Видимо, с либеральными демократами или с шотландскими националистами. Но реакция последних неизвестна. Г-жа Мэй, даже получив от королевы Елизаветы П добро на формирование правительства, не обойдется без сотрудничества с миноритариями, скорее всего — с демократической юнионистской партией. Но сотрудничества на каких условиях? Короче говоря, на Темзе и впрямь воцаряется хаос. Однако какое отношение имеет все это к глобальному ТЭК?

Оказывается, самое прямое. Доселе считалось, что против тори настроены, так сказать, трудовые массы и средние слои нефтегазоносной Шотландии с ее 5-миллионным и проевропейски голосующим населением. Потенциально-нефтегазоносной, благодаря своему шельфу, является и самая беспокойная провинция королевства — Ольстер. Его жители, завидуя пришедшему из ЕС инвестиционному буму в соседней Ирландской Республике, тоже не хотят, в большинстве своем, покидать Евросоюз. Но, повторяю, речь при этом шла, как правило, о миллионах не столь уж богатых британцев рядового сословия.

А вот теперь похоже на то, что верхушкой консерваторов недовольна еще и правящая элита: финансовые, военно-политические круги и даже родовая аристократия. И ведь все они сильно влияют на общественное мнение – в основном, через подконтрольные им таблоиды, этот уникально-британский инструмент воздействия на умы через потребительские инстинкты.

Плацдармы не просят огня       

Гордый Альбион не желает терять статуса мировой державы с опорными точками присутствия в ряде ключевых уголков планеты. 

И вот эти самые уголки воспринимают и европейские, и, вместе с тем, нефтегазовые дилеммы не так, как на Темзе. Начнем с пропорционально-крупнейшего во всем мире потребителя «черного золота» и, одновременно, грозной базы ядерных подлодок — Гибралтара. Стратегически расположенная между Европой и Африкой «автономия скалы» достигла высочайшего уровня потребления нефти — 861,06 баррелей в сутки на 1000 человек. Куда же идут эти нефтепродукты? Оказывается, дело не только в объемах заключаемых в Гибралтаре сделок, генерировании электроэнергии и заправке судов. Немало бензина и керосина действительно идет на безвизовые поездки в Европу чуть ли не каждый Божий день. Средний гибралтарец то отправляется за рулем в соседнюю Испанию за покупками, то вылетает авиалайнером во Францию, то отплывает с семьей к берегам Италии на пароме, круизном теплоходе или, если для этого «завелись деньжата», за штурвалом собственного катера либо яхты. Так хочет ли этот гибралтарец, хотя он и ценит свою независимость от пиренейского тяжеловеса, полностью разорвать связи с ЕС? Вряд ли.

Тем временем в лазурной акватории Восточного Средиземноморья близ  британских баз на Кипре нарастает апстрим-лихорадка. Но остров при этом ценит европейский статус. И, хотя сказанное не имеет прямого отношения к сохранению гарнизонов и аэродромов под стягом «Юнион Джек», но целый ряд валютно-финансовых, налоговых и административных вопросов встанет на гребне лондонского «брекзита» в полный рост. Или возьмите главный вооруженный плацдарм Альбиона в Старом Свете –—Рейнскую армию англичан в некогда оккупационном секторе Германии, поверженной во Второй мировой войне. Понятно, что английские Томми останутся на Рейне в любом случае. Но как они будут себя там чувствовать после «брекзита»?

В геополитике существует устоявшееся понятие: британское присутствие к востоку от Суэца. Это — комплекс долговременных решений, позволивших сохранить державные интересы Уайтхолла после распада былой империи. Важную роль в этой разветвленной стратегии играют, например, Кувейт с его седьмым местом в мире по потреблению «черного золота», ОАЭ (10-е место) и Сингапур (3-е место). Понятно, сколь плотно там связывают шаги Лондона со своим военно-политическим, деловым и, конечно, топливным климатом. На далеких Фолклендах (Мальвинах), где нарастают темпы буровых работ на глубоководье, привыкли гордо заявлять претендующим на островной суверенитет аргентинцам: «Мы не только британские подданные – мы еще и граждане Единой Европы». И мало кто из местных жителей, связывающих свое будущее с судьбой архипелага, хочет лишаться этого весомого довода.

Короче говоря, и те, кто действительно заказывает геостратегическую музыку на Темзе, сидя в закрытых для чужаков клубах или играя в гольф на изумрудных коврах своих поместий, тоже не очень-то симпатизируют Терезе Мэй. Как не симпатизирует Дональду Трампу большая часть элиты США. Ибо он, размахивая флагом энергетического изоляционизма и нефтегазового реванша, тоже ломает, как и лондонские тори, сложившиеся международные альянсы, будь то НАФТА или разные партнерства более широкого охвата.

Катарский зигзаг и будущее СПГ

Два сообщения из Москвы и Дохи заполнили новостные ленты информационных агентств в один и тот же день.

shutterstock_543496564

В Московском Кремле приступили, с легкой руки солдат-преображенцев, к своей зоркой «антивороньей» службе на знаменитых узорчачтых башнях специально натренированные ястребы. Иными словами, вновь вошли в моду пернатые потомки ловчих птиц средневековья. Птиц с удивительно крепкими клювами и когтями, которые украшали соколиные охоты Ивана Грозного, и в честь которых большой столичный парк назван Сокольниками. А вот из Катара пришла куда более драматичная весть о последствиях соколиной охоты с участием 26 членов семейства эмира в пустыне соседнего Ирака. Оказывается, Дохе пришлось заплатить там террористам запрещенной в РФ «Аль-Каиды» миллиард долларов. За что? За освобождение захваченных бандитами представителей родовой катарской элиты, а также за вызволение еще 50 заложников в охваченной войной Сирии.

Казалось бы, чисто зрительное совпадение: и тут, и там — редкие и дорогие птицы, вошедшие в летопись исконных традиций в столь разных странах. Дело-то, однако, не только в сходстве экранных картинок. Тем более что на этих колоритно-разноплановых, хотя и внешне перекликающихся, эпизодах нынешние смысловые параллели между Москвой и Дохой не заканчиваются. Куда важнее то, что в России, как и в Катаре, тоже имеется своя программа СПГ, и тревожные вести с Ближнего Востока еще сильнее подхлестывают  планы нестандартного выхода из экспортных пробок собственными силами.

«Доля России в общемировых запасах газа составляет 22-24%, — напомнил на брифинге, прошедшем после начала кризиса вокруг Катара, совладелец и глава ведущей в РФ частной газовой группы «Новатэк» Леонид Михельсон. — И я считаю, что такую же долю наша страна должна иметь на рынках СПГ». Да, в условиях, когда Персидский залив на глазах перестает быть надежной танкерной трассой для перевозки 30% добываемых углеводородных ресурсов планеты, Москва не намерена бездействовать. Она все отчетливее сознает необходимость обеспечения безопасных экспортных маршрутов, в том числе для завтрашних потоков отечественного СПГ, во благо своих созидательных планов. Сознает, надо сказать, не хуже Дохи.

Но есть и разница. Катар, хотя и опираясь на продажу газа, позволившую скопить в золотовалютных фондах 350 млрд долл, сдерживал бурное развитие сектора. Не желал излишнего перегрева конъюнктуры. А у пореформенной Москвы, наоборот, не хватало для этого двух предпосылок: политической воли и ресурсов. Отсутствовала готовность широко допустить к арктическим программам СПГ — стратегическим активам нации — частный и зарубежный капитал. Но ныне это исправлено. Наряду с «Новатэком», в проект «Ямал-СПГ» вошли инвесторы из КНР. Японцы, вопреки санкциям,  изыскивают 250 млн долл на реализацию тех же планов. Испанцы же подключаются к их сервисному обеспечению. Бойкот трещит по швам!

Другое дело — ближневосточный эмират, который сознательно замедлял шельфовый бум, настолько мощным он был изначально. Ограничив и без того высокие аппетиты и, вместе с тем, проявив добрую волю, Катар объявил в 2015 году мораторий на разработку принадлежащей Дохе части Северного месторождения, которое эмират делит с Ираном. С честью выдержав пресс этого самоограничения, газоносный полуостров вышел по итогам 2016-го на годовой экспортный объем в пределах 268 млн тонн СПГ, хотя мог бы поднять планку, по данным Thomson Reuters, как минимум до 300 млн тонн.

Однако завтра тот же Катар, в случае продления блокады, ультиматумов и прочих недружественных акций, в принципе сможет занять другую позицию. Нет, он не станет покушаться на свои обязательства по венскому соглашению от 25 мая о 9-месячных ограничениях добычи нефти, тем более что нефти у Катара совсем немного. Но важен сам принцип. И хорошо, что Кувейт, выступивший добрым посредником в нынешнем конфликте, подтверждает: приверженность Дохи сделке по формуле ОПЕК+ остается незыблемой. Однако тот же газоносный полуостров, причем без каких-либо демаршей, сможет принять иные, далеко идущие меры отраслевого характера. Меры, ведущие к дисбалансу на региональной «газовой площадке». Конечно, не прямо сейчас, а в перспективе. Дело в том, что эмират вполне в состоянии откупорить еще одну — доселе спящую — кладовую «голубого топлива» в своих водах. И, что называется, выплеснуть с годами его увеличенные объемы.

Сначала такое решение отозвалось бы лишь общим резонансом на биржах. Однако потом, со временем, оно сказалось бы и на реальном соотношении между предложением и спросом. Речь-то ведь идет о баснословном чуде Залива — о невероятно крупном, но пока еще малоизвестном месторождении газа. На его разработку сама же катарская монархия добровольно установила запрет в апреле 2017 года. Но как долго он продлится, если более крупные и мускулистые в военном отношении игроки будут и впредь обижать эмират?

Американцы и саудовцы не хотят допустить создания газовой ОПЕК

shutterstock_220867813

В России, да и на Ближнем Востоке, много лет подряд говорили: планы формирования — по инициативе Дохи — газовой ОПЕК, которая существовала бы параллельно с рожденным в 1960 году в Багдаде нефтеэкспортным картелем, пока еще нереальны.

Хотя и участвуя в регулярно-специализированных форумах на уровне министров в Катаре, РФ исходила из того, что рынок газа, в отличие от нефти, не существует в природе. При этом казалось, что для создания глобальной газодистрибьютерской системы следует-де опутать полземли сетями трубопроводов, конкуренция между которыми как раз и помогла бы регулировать и балансировать цены. А коль скоро таких магистральных труб мало, и даже некоторые ведущие экономики планеты (типа японской) вообще не имеют национальных схем централизованного газоснабжения, то уж о каком мировом рынке можно говорить?!

Так вот: катарский зигзаг по-новому раскрывает нам глаза на этот вопрос. Транспортный ореол всего Персидского залива, а не только акватории пошатнувшегося под ударами недругов эмирата, задрожал. Он побледнел настолько, что мы вскоре увидим более резкое, чем ожидалось еще вчера, усиление альтернативных центров индустрии СПГ-производства и экспорта. Начнут поспешно нацеливаться на Европу предприимчивые американские сланцевики. Разморозят апстрим-проекты в собственных и индонезийских водах высокотехнологичные австралийцы. Индийский рыночный гигант вберет в себя необычайно много. Если только одновременно не произойдет обвал китайского ВВП — локомотива мировой экономики (его нежелательное падение с нынешней 6-процентной планки), то успех подотрасли обеспечен. Не только бурить, но и сжижать начнут сразу во многих точках планеты.

И тогда казавшаяся недавно преждевременной и даже фантастичной идея становления глобального рынка газа, нуждающегося в квотировании в стиле ОПЕК, станет явью. В отличие от нефти, она воплотится по-иному. Замысел осуществится не в традиционном формате сжатия трубопроводных вентилей и регулирования сообщающихся национальных сосудов, по которым то свободно, то лимитированно текут жидкие углеводороды. Новый формат сложится из очертаний СПГ-танкерных караванов при небывалой величине и плотности топливной навигации на переполненных океанских фарватерах.

Итак, невзлюбившие Катар саудовцы хотят навязать Дохе отраслевой поворот в нужном для них направлении. Навязать не только ради борьбы с  терроризмом, что преподносится Вашингтону как практически единственная крупная цель Эр-Рияда на данном участке. Сквозной же линией и, вместе с тем, сверхзадачей (как учил Станиславский) является нечто большее. Это — срыв постепенного становления газовой ОПЕК. Почему? Да хотя бы потому, что даже если осторожная Россия воздержится от вступления, то все равно безусловными лидерами новой структуры станут газодобытчики №1 и №2, то есть ненавистный своим оппонентам Иран и Катар. Допустить этого Америка, Израиль и большинство арабских монархий никак не могут.

Странный сюжет с обратным выкупом

В последнее время мы часто и убедительно опровергаем неправедные обвинения в адрес России, якобы повинной в хакерских атаках.

Вот и сейчас, по горячим следам катарских событий, московский отпор безосновательным нападкам подобного рода в меру ироничен, но решителен. Наш контрудар в основном сосредоточен на выводах нагрянувшей в Доху американской разведгруппы — выводах на эту же кибертему. Мол, конфликт в регионе опять-таки спровоцирован тайным вмешательством российских хакеров. Вызван, иными словами, теми фальшивками о высказываниях эмира и о прочих эпизодах, которые, мол, именно россияне внедрили в сеть.

Автору этих строк, однако, представляется более опасной, с точки зрения нашего престижа, другая недоказанная версия. Она напрямую относится к области углеводородного ТЭК, да и вращающихся там финансовых потоков. Нью-Йоркская The Wall Street Journal уверяет, будто Москва и Доха договорились о возможности обратного выкупа акций «Роснефти», которые были куплены под Новый год консорциумом катарского суверенного фонда QIA и тесно связанного с ним швейцарского нефтетрейдера Glencore. Почему об этом тайном пункте сделки говорят именно сегодня, догадаться нетрудно.

Как шепчут иные отечественные знатоки, позиции эмирата зашатались; и ни с того, ни с сего разбогатевшая Россия, возможно, решила вернуть себе часть 19,5-процентного пакета проданных акций. В свою очередь, Катар мог посчитать, что обратная продажа ценных бумаг их эмитенту способна дать выгоду с учетом вероятного роста цен на нефть и увеличения стоимости самой «Роснефти» — ее рыночной капитализации. Такой вот сценарий. Но вот незадача: его не подтверждают ни Кремль, ни дворец далекого эмира. Мало того: и на стартовой стадии прошлогодних переговоров не согласовывалось некое право Москвы выкупить проданные Катару акции, когда ей захочется. Glencore и QIA отметили на днях в своем комментарии, что соглашение о приобретении ценных бумаг «Роснефти» не предусматривало опции их обратного выкупа. «Консорциум самостоятельно будет решать дальнейшую судьбу этих акций», — заявили представители катарского фонда в Лондоне.

В общем, даже если когда-нибудь обе стороны и решат, в силу иных обстоятельств, вновь переместить часть доли в Россию, то произойдет это независимо от нынешних газетных спекуляций. А пока об этом, похоже, и речи нет. Но некоторые СМИ, в том числе российские, тиражируя дутую новость, оказались в нелепой позе, хотя признавать этого не хотят. Между тем полгода назад они утверждали, что никаких катарских и швейцарских денег под этой сделкой нет и в помине, а есть, мол, типично кремлевский трюк с перемещением многомиллиардных цифр из одной колонки в другую. Речь-де идет об искусственном повышении своей инвестиционной привлекательности назло пресловутым санкциям Барака Хуссейна Обамы.

А сейчас, ничтоже сумняшеся, те же СМИ оживленно обсуждают версию The Wall Street Journal о том, что деньги-то все же были настоящими, и более того, иностранными! И, мол, именно поэтому оказавшийся в сложном положении Катар, которого заокеанские опекуны изначально ругали за подключение к приватизации российских активов, решил загладить свою вину перед Западом, а заодно и пополнить резервы собственной казны.

Хочется попросить коллег: вы уж, пожалуйста, твердо выбирайте или одно, или другое. Так оно лучше будет.

Павел Богомолов