Странный феномен «третьего мира»: одни нефтегазоносные страны сумели улучшить свои макроэкономические параметры даже на фоне низких цен на углеводородное сырье в 2014-2016 годах. А другие государства, зачастую тоже члены ОПЕК, не в состоянии воспользоваться даже явными плюсами. Среди них — рост цен на нефть после декабрьского (2016 года) заключения Венских соглашений о снижении добычи.
Поздравим алжирцев с успехом!
Можно по-разному относиться к Международному валютному фонду. Но в своих адресных оценках он не раздает попусту похвал, которые не были бы заслужены молодыми рыночными экономиками. Бюджетная дисциплина оценивается в МВФ по справедливости.
Вот и нынешней весной, позитивно отозвавшись о достижениях туго завязавшего свой пояс Алжира, МВФ недаром похвалил его. Достигнута, прежде всего, фискальная консолидация вопреки сложной нефтеэкспортной конъюнктуре. На смену прошлогодним 54 млрд кубометров алжирского газа для Европы придет в 2017-м больший объем — 57 млрд кубометров, причем 17 миллиардов из этой цифры — сжиженный газ. После отраслевой стагнации — оживление благодаря рационализации использования ресурсов, развитию трубопроводов и пуску в строй замороженных объектов, в том числе СПГ-терминала Skikda. 70 млрд долл намечено вложить за два предстоящих десятилетия в добычу сланцевого газа на юге страны в Сахаре, что позволит выйти на уровень добычи сланцевого газа в объеме более 20 млрд кубометров в год. И жаль, что на этом фоне в «Роснефти», по сообщениям новостных лент, задумались над выходом из алжирского геологоразведочного проекта, сочтенного невыгодным.
Спору нет: в углеводородном ТЭК этой страны Магриба, как и по ее экономике в целом, пока еще не все радует. Повысились темпы инфляции, упала планка занятости и сократились золотовалютные резервы. Но все эти индикаторы могли стать гораздо хуже при недостаточно строгом контроле со стороны правительства. Механизмы сдерживания депрессии работали столь четко, что названные показатели, в отличие от соседних стран Магриба, не говоря уж об остальной Африке, ухудшились незначительно, а теперь начинают улучшаться. Быть может, иной критик возразит, сославшись на 8-процентную инфляцию, менее чем вдвое превысившую планку 2015 года. Или сошлется на 10-процентную безработицу. Или на оставшиеся 113 млн долл национального золотовалютного запаса вместо былых 143 миллионов. Пусть так, но даже в «цивилизованном и интегрированном» ЕС есть немало стран с показателями похуже. Чем же, спросит иной читатель, объясняется столь терпеливое и результативное сопротивление алжирской экономики разрушительным волнам депрессии на энергетическом рынке — только ли жесткими госбанковскими и административно-нажимными мерами?
Думается, не только этим. Алжирское общество, при всех внутренних противоречиях, во многом едино. Как состоятельные, так и бедные алжирцы сплочены перед общей для всех угрозой — псевдоисламским терроризмом. Наглядно увидев, чем обернулась арабская весна для ряда других стран, Алжир не желает ее повторения у себя дома ни под каким соусом. В этом (хотя и не в классово-имущественном) плане большинство населения страны можно назвать старомодно-монолитным. В такой атмосфере никакие, даже самые истошные призывы поделить доходы от сырьевого экспорта «на душу населения», оставив страну без страховых «подушек» и инвестиционных ресурсов, в Алжире вряд ли пройдут. И это неплохо.
Хаос на Ориноко нарастает
А вот другое нефтегазоносное Эльдорадо, расположенное на противоположном берегу Атлантики и именуемое Венесуэлой (одна из основательниц ОПЕК), отчаянно расколото на две части, примерно равные по численности своих сторонников и противников.
18 апреля по распоряжению главы государства Николаса Мадуро прошли военные парады «в защиту нравственности против изменников родины». Лоялисты, таким образом, упредили намеченный на следующий день марш оппозиции, имеющей большинство в Национальной Ассамблее. Противники режима явно осмелели после срыва попытки Мадуро отобрать у парламента законодательную власть и передать ее верному президенту Верховному суду. Эта смелость обошлась более чем в 20 жертв в ходе уличных шествий и их разгонов, полторы тысячи задержаний.
Казалось бы, устаревшие трагикомические сюжеты об отсутствии на магазинных полках туалетной бумаги, не говоря уж о продуктах питания, до боли явственно оживают в сегодняшнем Каракасе, погруженном в потребительский хаос. Четверо из пяти жителей говорят, что они похудели в прошлом году на 9 килограммов, причем это вовсе не диета, предписанная медиками. Галопируют не только дефициты, но и безработица. А главное, нарастает массовое разочарование в режиме, основанном команданте Уго Чавесом в 1999 году в атмосфере едва ли не всенародных надежд на лучшее.
В 2016-м власти обещали: как только увенчается успехом инициатива Венесуэлы, Эквадора и Кувейта по сплочению членов и аутсайдеров ОПЕК в борьбе за ограничение нефтедобычи и, как следствие, за повышение цен, — положение и в отрасли, и по стране в целом начнет улучшаться. 7 февраля министр нефти Венесуэлы Нельсон Мартинес и глава МИД республики Делси Родригес говорили об этом в позитивном ключе с главой российского минэнерго Александром Новаком… И вот — очередная встреча обоих министров энергетики в апрельской Москве, куда Мартинес прибывает прямиком из более уверенного в своих силах Алжира. Венесуэльский коллега намерен убедить Новака в необходимости продлить режим ограничений добычи на полгода. Об этом же хочет беседовать с главой минэнерго РФ на следующей неделе и саудовский министр Халед бен Абдель Азиз аль-Фалех. Но если для него снижение производства равноценно простой закупорке дающих отличный дебет скважин, то для венесуэльцев речь идет об эквиваленте отраслевого спада, который, увы, станет явью в любом случае.
Короче говоря, для Каракаса суровая действительность оказалась прямо противоположной ожиданиям. Падают и уровень жизни, и производство углеводородного сырья. По данным Reuters, госмонополия PDVSA ожидает (в соответствии со своим внутрикорпоративным прогнозом), что будет добывать в этом году только 2,501 млн баррелей нефти в сутки (125 млн тонн в год), что является самым низкой планкой с 1993 года. Похоже на то, что у кабинета Мадуро, продлившего 13 марта чрезвычайное положение в стране еще на два месяца, попросту нет стратегии по выходу из тупика. Не затрагивает ли это интересы российского ТЭК?
Испытывая дефицит экспортной нефти и, вместе с тем, лавируя между кредитующими ее азиатскими странами-импортерами сырья, Венесуэла втягивается в еще более тяжелую финансовую зависимость от них. Неважно, что поставки оринокской нефти в Индию в нынешнем году снизятся, а в Китай – увеличатся. Важно то, что Каракасу, «зацикленному» на восток, срочно требуется диверсифицировать свой заемный и экспортный апстрим-рынки. Да, надо инъецировать в него не азиатские, а какие-то иные деньги.
В этом плане незаменима, конечно, Россия. Незаменима при всех лимитах наших финансовых возможностей. И недаром венесуэльцы еще в 2008-м попросили Москву укрупнить свое деловое присутствие в углеводородном ТЭК Боливарианской Республики — создать (специально для Карибского региона) Национальный нефтяной консорциум в составе 5 государственных и частных компаний РФ. Но позднее, оптимизируя свои инвестиционные портфели и разочаровавшись в сотрудничестве на Ориноко, из этого альянса поэтапно вышли «Сургутнефтегаз», ТНК-ВР и ЛУКОЙЛ. Осталась, правда, «Газпром нефть» наряду со своей материнской компанией. Но, конечно, первую скрипку играет «Роснефть», реализующая в стране целых 5 проектов.
Еще раз про апгрейдеры
Одновременно с недавним получением из Каракаса нового пакета предложений от PDVSA, для «Роснефти» наступил еще и философский момент истины. Вопрос стоит остро: втягиваться ли в апстрим-программу с полумиллиардным вступительным бонусом именно сейчас – на фоне непредсказуемых столкновений и попыток импичмента Мадуро?
Пресс-секретарь компании Михаил Леонтьев объясняет прессе, что компания работает в Венесуэле в четко очерченном правовом поле. Она, мол, уверенно и вне политики строит там свое присутствие не на какие-то переменчиво-конъюнктурные периоды, а на длительную перспективу. Но нацеленность этих комментариев ограничена в смысловом отношении — они посвящены, так сказать, генеральной линии партии. Между тем СМИ интересуются цифровой конкретикой: не потеряет ли отечественный игрок свою долевую собственность и свои вложения? Отважусь предположить, что, наряду с риском материальных потерь, той же «Роснефти», при негативном исходе венесуэльских событий, будет угрожать еще и другая опасность.
PDVSA предложила российскому партнеру приобрести 10% в СП Petropiar по добыче сверхтяжелой «черного золота» в бассейне Ориноко. Казалось бы, дело беспроигрышное. Сейчас 70% этой компании, дающей в сутки 210 тыс. баррелей, принадлежат самой PDVSA. 30-процентной долей владеет Chevron, которая, в отличие от поссорившихся с Чавесом ExxonMobil и ConocoPhillips, не покинула страну на гребне майской национализации 2007 года. При этом главной приманкой для «Роснефти» служит то, что совместное предприятие давно уже располагает собственным апгрейдером. Что это такое?
Нефть, добываемая в сертифицированном с помощью наших геологов поясе Ориноко, отличается особой вязкостью. Похожая на расплавленный пластилин, она почти не поддается обычной транспортировке, и подать ее на НПЗ, да и на портовые терминалы, сразу после извлечения из скважин никак нельзя. С целью доведения капризной марки нефти до товарных характеристик надо сначала отправить ее на специальный производственный комплекс — апгрейдер или, говоря по-испански, мехорадор.
Даже во времена полновесного доллара строительство апгрейдера стоило, представьте себе, около 6 млрд долл. А сегодня, в зависимости от пожеланий заказчика и «технологической заносчивости» подрядчика, эта сумма зажата в вилке от 8 до 10 млрд долл! Вот где собака зарыта для тех, что отважится вложить свои средства в главную отрасль венесуэльской экономики. Так что совсем не случайно PDVSA акцентирует в диалоге с «Роснефтью»: апгрейдер на месторождении «Карабобо-1» уже имеется — его не надо строить.
Не пользоваться обломками чужих проектов
Как посмотрит на вхождение российского новичка многоопытный и «тертый» в местных директивных зигзагах американский миноритарий по имени Chevron? Ведь он отлично помнит о былом строительстве апгрейдера за счет капиталовложений из США.
Предположим, что этой вестью Chevron, зажатый боливарианцами на Ориноко, не будет возмущаться. Ибо главное для инвестора на сегодняшний день – то, что работать в стране ему по-прежнему не возбраняется. Но где гарантии того, что российских игроков не вовлекут в судьбы других дорогих активов, которые тоже оснащались апгрейдерами в болотистой саванне в эпоху нефтяной целины, поднятой иностранными инвесторами? И которые обретали апгрейдерные контуры на бурном фоне каракасского транснационального бума 1990-х под вывеской Apertura Petrolera?
Если кто-нибудь из наших нефтяников согласится порулить теми блоками в Венесуэле, которые, образно говоря, еще не остыли от рук западников, решивших на время покинуть страну, — подобным «рискачам» я не завидую. Последствия таких шагов для репутации российского ТЭК станут тяжелыми. «Роснефть» уже столкнулась 18 апреля с проблемой, связанной с Венесуэлой, но будируемой не там, а в США. Члены комитета конгресса по иностранным делам просят вашингтонский минфин проверить сделку 2016 года между «Роснефтью» и PDVSA на 1,5 млрд долл по переходу в пользу «Роснефти» залоговых прав на венесуэльские активы в Штатах. Речь, мол, идет о 49,9% филиальной (подотчетной Каракасу) компании, которую знает каждый водитель в заокеанской державе. Нефтеперерабатывающие заводы и сети АЗС под вывеской Citgo остались в США с тех времен, когда Венесуэла считалась покладистым партнером. Хотя «Роснефть» не сообщила в 2016-м ни о каких залоговых правах, но бдительные конгрессмены пишут: сделка не только имела место, но и «может серьезно подорвать национальную безопасность и энергетическую независимость Соединенных Штатов».
До сих пор обвинения в адрес российского ТЭК из уст зарубежных критиков были нередко дутыми и даже ложными. Но в эпоху санкций, да еще при необдуманном прорыве к тем венесуэльским активам, которые строились совсем иными компаниями, бизнес наших энергогигантов все же пострадает, причем, возможно, за тридевять земель от Ориноко. Нужна осторожность! В этой связи вспоминается поучительный эпизод. В мае 2007-го, когда, судя по каракасской Reporte, россиянам подбросили идею приобщиться к покинутым компаниями ExxonMobil и ConocoPhillips объектам, из Москвы прозвучал вежливый, но ясный отказ. И газете пришлось-таки отметить: «ЛУКОЙЛ не заинтересован в том, чтобы заменить собою в Венесуэле ExxonMobil и ConocoPhillips», — заявил глава «ЛУКОЙЛ Оверсиз» Андрей Кузяев. «Нет, — сослался на него и «Интерфакс». — Мы хотим занять место в новом проекте».
Дело не только в том, что Conoco была тогда стратегическим партнером самого же ЛУКОЙЛа. Дело в принципе — в этическом стандарте здоровой и ответственной части российского бизнеса. И не его вина, что эти достойные критерии ускользают порой из внимания левых сил, партий и СМИ в Южной Америке. Впрочем, разве нет в тамошней хронике иных примеров, которые обнадеживают? И разве нет признаков того, что большая нефть перестает быть предметом манипуляций и шантажа для серьезных левоцентристских политиков — сторонников вполне умеренного демократического социализма? К счастью, такие примеры есть.
Ленин жил, Ленин жив — и дай ему Бог здоровья!
5 июля 2010 года в Национальной Ассамблее Венесуэлы выступил почетный гость, от которого ждали решительных, хотя и безупречно мотивированных, нападок на империализм. На трибуну взошел выпускник Гарварда, но убежденный сторонник социалистического пути развития Латинской Америки. Таким был известен тогдашний лидер нефтегазоносного Эквадора Рафаэль Корреа. Свою модель общественных преобразований в республике он назвал гражданской революцией.
Однако, представьте себе, в тот день Корреа ударил с подиума, прежде всего, не по Вашингтону и его алчному отношению к сырьевым запасам Анд. «Наибольшую угрозу для социалистов, — сказал он, — представляют собой не собиратели падали и не мини-янки. Опаснее всего те, что поднимает наши же знамена, кто с детскими замашками берет на вооружение наши же лозунги и при этом наносит им ущерб. Надо быть бдительными перед подобной детской левизной, сводящейся к дилемме все или ничего, а на деле ставшей лучшей союзницей сохранения статус-кв». «Патернализм, да и тактика радикального крыла экологистов, нацелены на то, чтобы помешать нам воспользоваться своими природными ресурсами. Ни к чему становиться попрошайками, сидя при этом на мешке с золотом. Хранить бдительность надо еще и перед лицом детских искажений в духе псевдоиндейщины — проблемы, которая ощущается в Боливии и Эквадоре и грешит апологией примитивизма и нищеты… Речь при этом не должна идти об идеологическом единодушии, которое, видимо, является и невозможным, и нежелательным».
Продолжая ныне хотя и левую, но весьма ответственную линию своего предшественника, только что избранный (вопреки недовольству клиентов США) президент Эквадора по имени Ленин Морено руководит партией с символичным названием: «Гордая и суверенная родина»! Сеньор Морено сделал ряд заявлений о венесуэльском кризисе. По этому вопросу у новичка большой политики, оказывается, не все суждения совпадают с каракасским призывом: давить оппозицию любыми способами. По словам эквадорского лидера, венесуэльская оппозиция имеет право на существование. Другое дело, что она «не должна кидаться за помощью к иностранным державам». Самостоятельно отзывается новый руководитель раскинувшегося на горных склонах мегаполиса Кито о Джулиане Ассанже — укрывшемся в лондонском посольстве Эквадора «мятежнике интернета» — шефе известной WikiLeaks. «Ему не следует вмешиваться в политику стран, являющихся друзьями Эквадора», — предупреждает президент государства на Тихом океане.
Но особенно важным считается отказ южноамериканского Ленина от детской болезни левизны в ключевой отрасли национальной экономики — нефтянке. Правда, как и Венесуэла, ориентирующийся на демократический социализм Эквадор давно уже судится с ConocoPhillips. Судится из-за тех событий, которые в 2009 году именовались в Кито «незаконной остановкой буровых работ», а в США — «экспроприацией активов». Но этот арбитраж, идущий под эгидой Всемирного банка, выглядит спокойнее, чем яростные правовые дуэли Венесуэлы. Суд обязал республику в Андах выплатить в пользу Conoco 380 млн долл. Тем временем Conoco (точнее, принадлежащая ей Burlington Resources) должна заплатить эквадорцам 42 млн долл за экологическое и структурное воздействие на природный баланс сельвы. Другое дело, что Эквадору эта пропорция между встречными штрафами не по нраву, но ведь можно и апеллировать…
Однако конфликты с инвесторами — не главное для революционного, но прагматичного Ленина. Самое важное — поднять нефтегазовую отрасль как таковую после депрессивного периода 2015-2016 годов. И это удается — местное «черное золото», намного перекрыв по своей рыночной цене 39-долларовую планку региональной безубыточности, стало рентабельным снова. Два основных эквадорских сорта — Oriente и Napo — торгуются на уровне 49-50 и, соответственно, 40-41 долл за баррель, то есть на треть дороже, чем год назад. И это –—не только рыночная удача. Сеньор Морено готовится развязать борьбу с коррупцией в ТЭК. Эпицентр взяточничества, возглавлявшегося экс-министром Хосе Парехой, — модернизация НПЗ PetroEcuador Esmeraldas. Объект, казалось бы, многообещающий — он сулит повысить ежегодные доходы госбюджета на 1 млрд долл. Но, поскольку эту стройку вел именитый, но не чистый на руку бразильский гигант Odebrecht, расследуемый ныне в ходе крупнейшего во всем мире скандала о коррупции, — опасность злоупотреблений в PetroEcuador считается, увы, реальной.
Будучи (наряду с Венесуэлой и Кувейтом) инициатором ограничений на добычу по линии ОПЕК и группы не входящих в картель государств во главе с Россией, Эквадор твердо держит курс на сокращение — к маю нынешнего года — производства нефти с 550 до 522 тыс. баррелей в день. Но это, как считают в Андах, — временная мера; а в стратегическом плане пора задуматься: за счет чего можно будет нарастить добычу в среднесрочной перспективе. И вот здесь-то президенту по имени Ленин приходится жестко рвать со столь популярной демагогией радикального крыла экологистов, требующих оставить в тишине и покое почти половину доказанных запасов — 1,67 млрд баррелей, залегающих в недоступном до сих пор для нефтяников районе Ishpingo-Tambococha-Tiputini (ITT).
ITT считается частью одного из разнообразнейших в биологическом отношении природных заказников планеты — национального парка Ясуни. Не так давно, увы, провалилось обращение Рафаэля Корреа к международному сообществу: собрать 3,2 млрд долл, чтобы компенсировать Эквадору отказ от нефтедобычи в Ясуни. И вот теперь Кито, не желающий лишать себя устойчивых доходов, освоил там блок Tiputini, который уже дает 30 тыс баррелей; а к 2023-2024 годам станет, судя по прогнозам, производить уже 300 тыс. баррелей в сутки. При этом, как когда-то поступил в отношении ресурсной базы Каспия основатель Советского государства, объявив в 1921 году НЭП с нефтяными концессиями для иностранцев, эквадорский Ленин намерен возродить с транснационалами взаимовыгодное партнерство.
Следуя примеру своего боливийского соседа и коллеги Эво Моралеса, пригласившего в Анды Repsol, Total и «Газпром», причем без «предательства идеалов социализма», глава нового кабинета в Кито рано или поздно начнет, по логике вещей, добычу даже в девственных лесах Амазонии. Сначала, правда, он инициирует национальный референдум о приемлемости углеводородной революции в ITT. Но затем, действуя с большевистской прямотой, сеньор (или, быть может, все-таки компаньеро?) Морено и далее пойдет, по прогнозам ведущих аналитиков, верным курсом ленинской индустриализации (плюс газификации и электрификации всей страны). Пойдет, надо думать, даже независимо от итогов голосования.
Павел Богомолов