Ведя репортажи с манифестаций «желтых жилетов» на Сене (где с Рождества нарастали протесты не столько против дороговизны на АЗС, сколько против правления Эмманюэля Макрона в целом), российское телевидение долго умалчивало о столь же турбулентных событиях в не столь уж далеких от Франции странах, в т.ч. ее экс-колониях. Вплоть до 5 марта нам не показывали похожие на парижское людское половодье митинги с «камнеметанием» на южном берегу Средиземного моря. А ведь речь идет о крупнейшей по территории стране Африки по имени Алжир. Это — нефтегазовая кладовая региона, занявшего сахарский пояс Черного континента. Государство, которое сегодня у нас на устах, входит с 1969 года в состав ОПЕК, а теперь еще и является членом Форума стран-экспортеров газа с центром в Дохе. Словом, Алжир чрезвычайно важен с любой точки зрения. И вот именно там сейчас проходят многотысячные уличные шествия под лозунгами чуть ли не всеобщего недовольства. Чем именно? Выдвижением на пятый президентский срок ветерана тамошней политики — 82-летнего Абдельазиза Бутефлики.
Дело, однако, не только в «первом лице»
В апреле 2013-го, как напоминает ТАСС, несменяемый алжирский руководитель перенес тяжелый инсульт. Состояние здоровья престарелого лидера ухудшилось, и он стал все реже появляться на публике. С тех пор Бутефлика передвигается в инвалидном кресле. Но это не помешало политику уверенно выиграть в апреле 2014-го очередные президентские выборы, обеспечив себе четвертый по счету пятилетний мандат.
И вот теперь близится 18 апреля 2019 года, когда патриарх алжирской независимости надеется, судя по его февральскому заявлению и поддержке правящей партии Фронт национального освобождения (ФНО), победить далеко не впервые. Но где же, говоря конкретно, размышляет Бутефлика о своей предвыборной стратегии и тактике? В какой географической точке ведет он столь важный «мозговой штурм»? В минувшую субботу телеканал Al Mayadeen сообщил: Бутефлика госпитализирован в Швейцарии в крайне тяжелом состоянии.
Отсюда и тревожные вопросы демонстрантов: «Кто нами вообще правит? И жив ли он?». Такова суть лозунгов, девизов, скандирования, да и просто чьих-то выкриков на алжирских мостовых. В первые же дни в яростных протестных акциях тяжело пострадало не менее 83 человек. И это, между прочим, — отнюдь не выдумка политических активистов, клеймящих, кстати, не столько президента, сколько его сомнительное по репутации министерско-генеральское окружение. Цифру дает агентство APS, ссылаясь на ведомство здравоохранения, народонаселения и медицинской реформы. Эти же инстанции сообщили как минимум об одном погибшем. Что вообще-то объяснимо в соответствии с теорией вероятности. Если, по данным портала TSA Algerie, океан возмущения в городах и поселках республики характеризуется цифрой 800 тыс. человек (а она все время растет — Авт.), то насилие и кровопролитие, увы, стали практически неизбежными.
Между тем история XX века учит, что события в Алжире удивительным образом становятся прологами к потрясениям в Париже. Или наоборот, они звучат эхом тех или иных перемен в бывшей колониальной метрополии этого арабского государства — во Франции. Взаимосвязь многолика, но неизменна. Так, увертюрой к открытию в 1944-м второго фронта в Нормандии стала высадка американцев и их союзников из комитета «Свободная Франция» во главе с Шарлем де Голлем не где-нибудь, а в Алжире. Задача состояла в том, чтобы разбить гитлеровских марионеток, прислуживавших в «жемчужине Магриба» продажному кабинету Виши. С другой стороны, тому же генералу де Голлю пришлось смириться в 1962-м с обретенной Алжиром свободой после жестокой колониальной войны французов там же — за Средиземным морем. Словом, на невидимой, но все же существующей смысловой линии между цветущим Провансом и песчаной кромкой африканского берега всегда подтверждалась старинная поговорка: «Как аукнется, так и откликнется».
Параллель еще и с Каракасом
В кризисе режима Бутефлики кроется, однако, и еще одна параллель — с заокеанским членом ОПЕК по имени Венесуэла. Ведь и та, и другая страна расположены на мега-кладовых природных ресурсов, но по-настоящему воспользоваться ими не могут. В обоих уровнях жизни — сплошное падение. В обществе и тут, и там — полный раскол: одна половина нации признает официально функционирующую президентскую власть, а другая — нет.
В политической элите как Алжира, так и Каракаса, — метания, граничащие с безысходностью. С той лишь разницей, что в Венесуэле ориентируется на Вашингтон оппозиционно настроенный парламент; а в арабском государстве — скорее всего часть офицерского корпуса. Да-да, если еще недавно в Алжире хотя и бытовали кое-где диссидентские настроения против ФНО, то это были, как правило, традиционные реверансы молодых военнослужащих в сторону Франции: как-никак, вековую языково-культурную близость ничем не вытравишь. А сегодня — другое дело. Как пишут российские СМИ со ссылками на заслуживающие доверия местные источники, в военных училищах и гарнизонах Алжира все больше распространяется синдром проамериканского низкопоклонства. Что есть, то есть…
По обе стороны Атлантики протестующие против конституционных устоев пока еще не озвучивают углеводородную составляющую своих бед и невзгод, хотя смутно о ней наверняка догадываются. Ведь на глазах, хотя подчас и по разным причинам, падает вывоз энергоносителей — и алжирских, и венесуэльских. Как и на далеком Ориноко, нефтегазовые поставки из Алжира дают республике 95% экспортных доходов. Но в абсолютных цифрах, будь то в Каракасе или в Алжире, эти поставки сокращаются в течение целого десятилетия. И виной тому — не только «инвестиционная яма» из-за едва закончившейся в 2017-м ценовой рецессии, но и хроническое, т.е. гораздо более длительное, недофинансирование, а также отставание отраслевой инфраструктуры и провалы в ее технологической модернизации.
Как с сожалением отмечалось на встречах в Алжире в дни прошлогоднего визита Дмитрия Медведева, инвестиционное законодательство этой арабской страны (это подтвердили частые ссоры между ее национальной нефтегазовой компанией Sonatrach и французской Total, а также итальянской Eni), увы, не создает выгодных условий для зарубежного бизнеса. По иным программам россияне и рады помочь давнему партнеру, но мешают… американские и европейские санкции. Так, для отдельных добычных проектов в Алжире мы готовы предложить необходимые запчасти, узлы или детали собственного производства, но они не прошли необходимой для Африки сертификации. А как ее пройти по системе стандартов, если на Западе заведомо знают: речь идет об импортозамещении, которое как раз и задумано наперекор санкциям!
Так или иначе, главная отрасль алжирской экономики по большому счету буксует. Это, как и многое, даже очень многое другое сближает «пороховые потенциалы» недовольства как в Северной Африке, так и на Карибском море.
«Газпром» решает: остаться ли в Магрибе
В свое время из Венесуэлы ушли, с грустью оставив там партнерские наработки коллегам из «Роснефти», такие гиганты российского ТЭК, как ЛУКОЙЛ, «Сургутнефтегаз», ТНК-ВР… А в сегодняшнем Алжире, опять-таки ввиду низкой эффективности совместных проектов, обсуждается не менее болезненный вопрос о том, останется ли там «Газпром».
В ноябре 2018-го, сетуя на нерентабельность своих СП в ряде уголков арабской страны, российская госмонополия приняла решение в выходе из разработки двух нефтяных месторождений. Речь тогда шла о «Землэ эр-Реккеб» и «Северный Землэ эр-Реккеб». Тем временем все еще дебатируется судьба российского участия в разработке газовых месторождений «Рурд-Сая» и «Северный Рурд-Сая». Особенно остро стоит коренной вопрос: будут ли эти проекты вообще продолжаться? И если да, то в каком виде? А если нет, то какие области российско-алжирского сотрудничества в сфере ТЭК стоит развивать на волне заметно возросшего интереса Москвы к Африке?
Проблема отнюдь не высосана из пальца. Алжир и впрямь стоит перед выбором: какие ориентиры избрать для продвижения вперед? Ведь это объективная данность: падение добычи «голубого топлива» на основных эксплуатируемых месторождениях при росте внутреннего потребления газа и электроэнергии. Отсюда вопрос: «Стоит ли вкладывать миллиарды долларов в извлечение более труднодоступных и дорогих запасов или сделать ставку на развитие альтернативных видов энергетики и перерабатывающей отрасли?», — отметила в недавней беседе с «Коммерсантом» Полина Слюсарчук, исполнительный директор российского Центра экспертного обеспечения внешнеэкономической деятельности ООО «Интэкс».
Первый из упомянутых вариантов означает, главным образом, одно: идти к трудноизвлекаемым сахарским сланцам, для которых, в отличие от США, у алжирцев нет необходимых, притом дорогостоящих, технологий. Если же будет выбран альтернативный вариант переброски главных сил Sonatrach на возобновляемые источники энергии, то к 2030 году Алжир перестанет играть весомую роль на газовом рынке ЕС. Собственно, правительство республики уже огласило эту перспективу, пытаясь приглушить народные волнения простым обещанием: дескать, весь обычный (т.е. конвенциональный) природный газ, который останется «по старинке» доступным на ближайшее будущее, целиком пойдет на нужды простых алжирцев.
Звучит — в преддверии апрельских выборов — эффектно. Но что на деле кроется за ожидаемым снижением экспортной роли четырех газопроводов, устойчиво доставляющих топливо из Магриба в Испанию и Италию?
Топливный цинизм нам не свойственен
Не только недруги, но и порою друзья нашептывают россиянам на фоне алжирского хаоса одно и то же: не волнуйтесь! Благодаря постепенному сворачиванию тамошнего газоэкспорта у Москвы появятся-де новые ниши на энергетическом рынке ЕС. Но рассуждать с подобным эгоизмом и своекорыстием мы никак не можем — вот ведь в чем дело!
В свое время американские конкуренты заверяли поставщиков «голубого топлива» в ЕС: ничего плохого с вами не случится ни при каких условиях. Если в Старом Свете и придется кому-то потесниться с привозным газом, так это разве что России. А что получается на деле? Заставив Total покинуть блоки Южного Парса в блокированном Трампом Иране, Вашингтон не дает Исламской Республике возможности по-настоящему нарастить поставки своего «голубого топлива» в Евросоюз. Спровоцированный извне конфликт между богатейшим в сырьевом отношении Катаром и соседствующими с ним монархиями, а также вынужденные вложения той же Дохи в заокеанские сланцы и СПГ, замедлили рост катарского экспорта как такового в Европу.
Что касается Туркменистана, то ему Вашингтон (в отличие от Брюсселя) советует дать приоритет восточному направлению газоэкспорта — по трубам завтрашнего ТАПИ. А теперь вот еще и Алжиру рекомендуют обернуться к внутреннему рынку, не предлагая взамен помочь с сохранением экспортных маршрутов на север и, соответственно, с освоением трудноизвлекаемых залежей в Сахаре. Так не кажется ли вам, уважаемый читатель, что чьими-то неведомыми усилиями европейская потребительская площадка шаг за шагом расчищается под американский СПГ не только от российских, но и от многих других энергетических инициатив и транзитных проектов?
Все сделано для того, чтобы когда-то встать один на один с «Газпромом» — и выдавить его напоследок. А уж Россию-то матушку сильные конкуренты, дай им только волю, не пожалеют. И не только на европейской, но и на той же алжирской почве. Почему? Да хотя бы потому, что при бюрократически-непривлекательном инвестиционном климате этой страны, все же существует и в этом «темном царстве луч света» для России. Это подъем двустороннего товарооборота, увеличившегося по сравнению с 2015 годом почти вдвое. В 2017-м взаимная коммерция составила 4,6 млрд долл — и имеет все основания для дальнейшего роста. Около 30% в названной цифре, или около 1,3 млрд долл, пришлось на черные металлы, транспортные средства и оборудование. А остальные две трети относятся к продукции оборонного назначения. Вот что, наверное, не нравится нашим соперникам на просторах арабского мира.
Заключение размером в пару абзацев
Итак, пусть и не в многомиллиардном, но зато в морально-политическом объеме потенциальных имиджевых потерь, угрожающих нам в случае коллапса Алжира, краха конституционного статуса партии ФНО и какой-либо крутой социальной ломки, — кроется нечто весьма нежелательное.
Это, конечно, не предлог для вмешательства — по натовской кальке — в чужие дела, да и не таков код международного поведения России. Но ведь, с другой стороны, как себя ни веди в Магрибе, — недруги все равно обвинят Москву в подрыве тамошних устоев, которые они сами и разваливали годами. Возьмите к примеру хотя бы соседнюю с Алжиром Ливию. Почему лидеру восточного — воюющего с исламистами региона этой страны удалось взять в феврале под свой контроль крупнейшую кладовую «черного золота»?
Откройте британские газеты — и увидите, что эту победу другу Кремля фельдмаршалу Хафтару обеспечили… 300 наемников из российской частной военной компании Вагнера(!). Заодно они, мол, отвечают и за безопасность портов в Тобруке и Дерне, чтобы туда заходили корабли под Андреевским флагом. Словом, пишет The Daily Telegraph, отныне ЧВК Вагнера «может контролировать поток нефти в Южную Европу». В общем, зловещие когти евразийской империи московитов протянулись и туда. Как же так: бедного Муаммара Каддафи растерзали под прикрытием НАТОвских бомбовозов еще в 2011-м, а русские — снова там?
Павел Богомолов