Чем ближе намеченная на 16 июля встреча Владимира Путина и Дональда Трампа в Хельсинки, тем усерднее американские СМИ твердят об ожидании всяческих благ от этого события для Москвы. Проводится тезис: уже само объявление двустороннего саммита, да и связанные с ним надежды хотя бы на возрождение разрядки, осчастливили Кремль! Ну а российскую экономику эти расчеты на лучшее и вовсе, мол, спасли от якобы неизбежного и  драматичного спада. Преувеличений в этом немало. Но есть и опорные моменты, которые выглядят хотя бы косвенными признаками правоты заокеанской прессы. Да и московские издания, хотя и более умеренно, тоже рисуют обнадеживающий холст: оживление на отечественном инвестиционно-биржевом фронте точно намечается. «Растущие цены на нефть и планы лидеров США и России встретиться в Финляндии, —  отмечает в «Коммерсанте» Виталий Гайдаев, — вновь сделали российский рынок акций привлекательным».

Кому говорить спасибо?

В то время, когда Индия, Бразилия и другие развивающиеся государства потеряли за последнюю неделю июня 2018-го сотни миллионов долларов ввиду оттока капиталов из ориентированных на эти страны портфельных и венчурных фондов, — РФ, наоборот, привлекла за ту же неделю 85 млн долл. Это, правда, немного, но в международном банковском сегменте Emerging Economies только мы вместе с китайцами преуспели на данном направлении.

Во всей группе БРИКС лишь Россия и КНР смогли привлечь иностранные вложения, а не выбить их из своих экономик в конце июня. «…Факт встречи говорит о том, что стороны хотели бы улучшить отношения, которые находятся на одной из самых низких точек в истории, — полагает директор инвестиционного департамента UFG Wealth Management Алексей Потапов. — Вероятность пусть небольшого, но все-таки ослабления санкционного давления отыгрывается инвесторами». По мнению аналитика Владимира Веденеева, если в обозримом будущем не будет усиления геополитических рисков или обвала на развивающихся рынках, то на фоне дорогой нефти и слабого рубля российские акции останутся фаворитами у вкладчиков капитала. А ведь менее трех месяцев назад, после ввода очередной порции жестких антикремлевских санкций по воле США, рейтинг ценных бумаг РФ упал настолько, что даже, казалось бы, всевидящие гуру финансового мира уже заклинали биржевиков: «В 2018-м не соблазняйтесь дешевизной московских акций и не покупайте их, а иначе пожалеете».

Бывший эксперт по инвестиционной стратегии в Deutsche Bank Джон-Пол Смит, «угадавший» в свое время дефолт 1998-го в РФ, предостерегал с ленты Bloomberg: «Инвесторы могут стать случайными жертвами действий обеих сторон новой «холодной войны». Смит назвал ее не просто конфронтацией, а «столкновением политических, экономических и финансовых систем». Но теперь, когда хельсинкский ракурс видится робким, но все же вселяющим надежду симптомом, — капитализация ряда российских игроков хотя бы перестала падать. Причем, как призывают нас из-за рубежа, благодарить надо Америку. В том смысле благодарить, что ради названных плюсов она-де пошла на жертвы, наступив на горло собственной песне — воинственному маршу нараставшей было «холодной войны». Между тем в действительности Белый дом просто не справляется с реализацией тех грозных заявок, которые были сделаны на глобальной арене за последние месяцы.

Энергетику напрасно подверстывают к «холодной войне»

Острый дефицит средств подрыва позиций России — вот что делает приготовления Белого дома к Хельсинки зигзагообразными и, я бы образно добавил, нервно-паралитическими. Любая другая держава на месте США заранее отделила бы те сферы диалога, по которым договориться, при нынешней дуэли, не дано, от тех немногих областей, где частичное согласие все-таки возможно.

То, что Америка, похоже, этого не делает, — сказывается самым досадным образом. Трамп говорит, что хочет найти с Путиным общий язык по Сирии, но это означало бы разрыв Москвы с небезупречным, но все же союзным ей Тегераном. Еще одна дилемма перед встречей — корейская денуклеаризация. Путин вполне может повторить, что для Кремля это — недопущение каких-либо ядерных потенциалов на всем полуострове, а не только в КНДР. Да и добавить, что при всей важности этой проблемы для России и других соседей Пхеньяна, именно Пхеньян призван сыграть в решении столь обоюдоострого вопроса первую скрипку. С этим, однако, не согласен Вашингтон. Далее Трамп якобы желает добиться прорыва по Украине. Но этого смертельно опасается… сам же Киев. Ибо российско-американское взаимопонимание означало бы конец шовинистического режима на Днепре. Означало бы в той же мере, как боевой альянс СССР с президентом США Франклином Делано Рузвельтом выбил в 1943–1945 годах почву из-под ног бандеровщины; а февральское (1945 г.) прибытие Рузвельта и британского премьера Уинстона Черчилля в Крым как неотъемлемую часть тогдашней РСФСР, поставило, по всем канонам международно-прецедентного права, точку и в этом вопросе.

Что ни говори, а более вероятной сферой для российско-американских договоренностей выглядят пока не международные отношения во всем их многообразии, а именно двусторонний диалог. Экс-олигарх мог бы обещать собеседнику восстановление законности в подходе к объектам собственности РФ в США, но ведь это было бы не уступкой, а отказом от дикого произвола, не так ли? К тому же в Белом доме опасаются, что «ястребы съедят» Трампа за такой шаг. Тогда что же остается? Всего две области, в которых можно гипотетически ожидать ростков взаимопонимания. Это — навязываемая из США гонка вооружений и менее сложные, поддающиеся смягчению вопросы санкций против РФ, особенно в ТЭК. Вот и выходит, уважаемый читатель, что оздоровление нефтянки по идее могло бы стать некоторой отдушиной.

Да, могло бы, но вряд ли станет. Знаете почему? Трамп, напрасно слушая подсказки русофобов, плотно подстегивает нефть и газ к нагромождению других проблем. Стоило, наоборот, отвязать топливно-энергетический блок дискуссии с Москвой от всего остального; а он, напротив, привязывает его к месту и не месту. А ведь, скажем, в завтрашней Европе хватило бы спроса и на СПГ из-за океана, и на традиционное трубопроводное «голубое топливо» из России. Да, не хватает Трампу дипломатического опыта, да и глобальной ориентации в целом. Выступая 6 июля в Монтане, президент обрушился на власти ФРГ во главе с Ангелой Меркель: «Они идут и договариваются о новой газовой сделке. Нефть и газ из России, которой они платят по счетам миллионы долларов. Нормально, да? Вот, они хотят защиты от России, но при этом платят ей миллиарды, а мы как тупицы платим за все это».

Получается не увертюра к Хельсинки, а какая-то какофония. Как в равной степени за версту отдают какофонией продленные Евросоюзом на очередное полугодие антироссийские санкции, да и введенные Вашингтоном пошлины на ввоз стали и алюминия производства РФ. Но Москва — и в этом все дело — не собирается прогибаться под этими ударами. И вот — подписанное премьер-министром Дмитрием Медведевым постановление. В документе черным по белому указано, как отметил в своем комментарии министр экономразвития Максим Орешкин, что в ответ вводятся дополнительные пошлины на ввоз нефтегазового оборудования из США в объеме до 40%! В общем, сколько бы ни иронизировали недоброжелатели, будто импортозамещение по-русски — это только освоение производства сыра камамбер, но в действительности в стране проделана огромная работа по налаживанию выпуска хотя бы части подпавших под рестрикции технологий на отечественных предприятиях.

Желаемое – за действительное

Что же касается «Северного потока-2», то, как отметил обозреватель Даниэль Ветцель в Die Welt, «даже санкции не помогут Трампу помешать реализации проекта». Да что там немецкие СМИ, если эксперты в самих же Соединенных Штатах, не говоря о нефтегазовых кругах Европы, хорошо знают: сланцевики не справятся с отоплением, освещением Старого Света.

Налицо — сомнения самих же американцев в устойчивости любых графиков и объемов танкерных перевозок в течение хотя бы полувека — того срока, который Москва уже записала в свой актив. И это – не говоря о том, что заокеанским корпорациям выгоднее поставлять СПГ в Азию, особенно в Японию и Южную Корею. Устроить же внерыночными средствами газовый конфликт в ЕС «ястребам» хочется не для того, чтобы осчастливить европейских потребителей, а чтобы «оттеснить московитов обратно в их допетровский ареал лесов и болот».

Или еще пример подмены понятий — на сей раз о «черном золоте». Узнав о принятом на венской встрече ОПЕК+, благодаря усилиям Москвы и Эр-Рияда, решении нарастить нефтедобычу в 25 государствах (включая нового члена картеля — Демократическую Республику Конго) к концу года на 1 млн баррелей в сутки, Белый дом вновь пошел на карточный блеф. И занял такую позицию: Вашингтон, мол, заранее благодарен двум крупнейшим топливным конкурентам и их союзникам за прирост добычи. Но те же США вынуждены по-имперски предупредить: этого мало. Одна лишь Саудовская Аравия, мол, обещала Трампу нарастить выкачивание своих кладовых на 2 млн баррелей в день! Однако «королевство пустынь», услышав об этом, возмутилось: ни мы, ни россияне не обещали столь огромных цифр. Дабы погасить спор, Белый дом сослался на мнимое недоразумение и пояснил: президента неправильно поняли. Наследник саудовского престола говорил, что совокупные мощности простаивающих в стране скважин в целом составляют 2 млн баррелей в день, но стопроцентно «откупорить» каждую из них никто Вашингтону не обещал.

Иными словами, американцы все чаще «недопонимают» даже крупнейших производителей углеводородного сырья, в том числе у себя же под боком! Так, Мексика, не пускавшая иностранцев на свои месторождения в течение трех четвертей века, провела в последние годы энергетическую реформу рыночного типа, выделив как минимум 18% нефтегазоносного фонда страны зарубежным инвесторам. Но оценили ли этот здоровый поворот к открытости в Белом доме эпохи Трампа? Ничуть. Под предлогом борьбы с нелегальной миграцией и наркотрафиком Соединенные Штаты развернули строительство двухтысячекилометровой железобетонной стены на границе, а теперь еще и  разваливают Североамериканский интеграционный договор НАФТА. Ну а мексиканская оппозиция, естественно, обвинила президента Энрике Переса Ньето в том, что его партнерство с зарубежными инвесторами привело к еще большим издевательствам со стороны сверхдержавного северного соседа.

И вот итог: новым главой государства избран известный политик левого популистского толка и, кстати, любимец покойного венесуэльского лидера Уго Чавеса — Андрес Мануэль Лопес Обрадор, называть которого принято в Мехико сокращенно — в виде аббревиатуры его имени и фамилии: AMLO. Считается, то при власти AMLO вряд ли будут выделены под тендеры новые участки мексиканского шельфа и суши. Хорошо еще, если этот проводник идей социальной справедливости и латиноамериканского национализма оставит в нетронутом виде те проекты, которые уже осуществляются при участии иностранных «мейджоров» — не только западных, но и российских. В общем, мексиканский пример тоже подтвердил: Белому дому все чаще отказывают здравый смысл и, по большому счету, способность к прогнозу. Это, увы, касается всех сфер энергополитики, но особенно — природного газа. Давайте же сделаем хотя бы краткий и не зависящий от вашингтонских зигзагов анализ того, в каком ключе видится нам будущее международного партнерства в области «голубого топлива» как на Востоке, так и на Западе.

Не арифметика, а высшая математика

Осуществляя частичную переориентацию российского газоэкспорта на Азию и, прежде всего, на Дальний Восток, надо помнить: стандартно-европейским методам прогнозирования эти регионы не поддаются. Те, кто проецирует, скажем, на Китай топливно-энергетические закономерности Старого Света, — заведомо ошибаются, причем подчас по-крупному.

Уроки 2017-го, которые все еще подводятся не столько в журнальной и газетной периодике, сколько в солидных отраслевых отчетах и «толстых» изданиях, напоминают: Поднебесная и окружающие ее ареалы не подчинены обычным предсказаниям рыночных потребностей в углеводородах и прочих энергоносителях. Давайте вспомним самокритично: что именно говорилось на сей счет в Москве и других столицах в течение последнего десятилетия? С академической солидностью утверждалось, что снижение темпов роста ВВП в Китае будет параллельно означать такое же падение спроса на угольный и нефтегазовый импорт в КНР. А что, спрашивается, получилось на деле?

Вышло наоборот. Почему? Да хотя бы потому, что не стихия биржевых колебаний, а социально-политические и экологические аспекты, как и, следовательно, решения парторганов в управляемых компартиями странах «зрелого социализма» — вот что определяет динамику топливного баланса. И уж, во всяком случае, эти факторы влияют на нее гораздо сильнее, чем зигзагообразные графики ВВП.

В 2017-м, если называть вещи своими именами, в столице КНР разразился сильный протестный кризис, о котором, к сожалению, российские СМИ почти ничего не писали. К массовому недовольству вело загрязнение воздуха в Пекине и еще в 28 городах северо-восточной части республики. Москвичи, наверное, не могут себе представить столь адского смога. Или, в лучшем случае, предполагают, что речь идет о некоем подобии туманного Альбиона времен Шерлока Холмса, когда в сизой лондонской дымке стирались контуры любых преступлений. В действительности же нынешний пекинский смог был таков, что, по свидетельствам аккредитованных в Китае ветеранов иностранного журналистского корпуса, иной хозяин собаки, выгуливая ее на поводке, не видел своего пса на расстоянии каких-то двух метров!

Среди причин атмосферной драмы, наряду со штилевой погодой, были дымы тысяч небольших котельных. Свое черное дело они творили едва ли не в каждом жилом доме, окутанном облаками едких, стелившихся над улицами отходов сгорания дешевого угля или дров. Правительство КНР обязало три десятка городов, о которых идет речь, устранить смог. Системы жилищно-коммунального отопления пришлось модернизировать. Возник гигантский бум спроса на импортный газ. А ведь речь шла лишь об одном-единственном регионе! Сколько же дополнительного «голубого топлива» можно будет развезти по Китаю в целом, — подумалось азартным поставщикам. Казалось, что общеэкономического подъема в стране хотя и не наблюдалось, а между тем возможности сверхплановых топливных поставок дальневосточному гиганту вроде бы надолго возрастут. Да и то сказать: в 2017-м потребление газа в КНР поднялось на 15%. Исходя из простой арифметики, экспортеры ближневосточного, африканского СПГ и прокладывающая трансграничную «Силу Сибири» Россия в одночасье решили, что в 2018-м спрос на газ из-за рубежа станет в Китае вообще фонтанирующим. И… опять ошиблись.

Крупнейшая в Азии экономика является хотя и рыночной, но плановой и централизованно регулируемой — вот в чем дело! В иных странах подход к импортным закупкам «голубого топлива» прост до примитива: чем меньше газа ты добываешь на своей территории, — тем больше энергоносителей такого же типа следует ввозить из-за рубежа для обеспечения устойчивого внутреннего баланса. В Китае же и в этой сфере все обстоит наоборот, как напомнила с трибуны недавнего 14-го Российского нефтегазового конгресса директор отдела энергетики РФ и стран Каспия в IHS Markit Анна Гальцова. Если почему-либо в КНР буксует или падает отечественная добыча (в данном случае, сланцевого газа — Авт.), то импортировать тоже надо меньше, делая разве что редкие исключения в моменты экологических бедствий типа пекинского. В целом ввозить, при стагнации своего производства, принято в Китае меньше, чтобы доля энергозависимости государства не стала слишком высокой. Да и чего же вы хотите, если больше всего власти республики дорожат своим иммунитетом ко всяческим торговым войнам, блокадам и эмбарго. Невосприимчивость к таковым как раз и стала залогом выживания избранной Китаем общественной системы и прочной обороноспособности.

Короче говоря, в самом конце 2017 года власти приняли план топливного обеспечения северо-восточной (т.е. не самой развитой) части республики не только и не столько за счет газа, сколько на «чистом угле». Замена придет вместо «грязного» топлива. Назревает прощание с теми бурыми, похожими на торф брикетами, на которые котельные региона ориентировались прежде. К тому же там, на манчжурском северо-востоке, Китай имеет собственные и пока еще не до конца введенные в строй угольные разрезы.

Китайские уроки для «Газпрома» и других поставщиков

Так или иначе, трем среднеразвитым приграничным провинциям КНР, куда вскоре дойдет основная артерия «Силы Сибири», крупные объемы газа нужны, похоже, не в первую очередь. И в идеале следовало бы тянуть эту магистраль на две тысячи километров южнее. Вести ее, иными словами, к сияющим по ночам небоскребам Шанхая и других постиндустриальных мегаполисов тихоокеанской державы с полуторамиллиардным населением.

Маршрутная дилемма, или даже проблема, — не единственная в газовом контексте. Еще один вопрос — куда нацелить продукцию Южно-Киринского газоконденсатного месторождения, словно специально созданного природой на Сахалине для усиления ориентации энергоресурсов на сопредельные государства? Если дополнить трубу, уже нацеливающуюся на Хабаровск и далее на Приморье, еще одним — итоговым «плечом» на Китай, то получится прочный канал топливного снабжения соседей в объеме 6–8 млрд кубометров в год. Но вот беда: Южно-Киринское занесено вашингтонскими «гарантами демократии и свободы торговли» в санкционный план. Впрочем, представим себе, что в будущем рестрикции против российского ТЭК стихнут, и вопрос будет поднят вновь. Честно говоря, автор этих строк — даже при улучшенных обстоятельствах — предпочел бы увидеть очередную порцию сахалинского газа не в трубопроводном варианте, а в виде ценной сжиженной субстанции, экспортируемой, быть может, не в Китай, а напрямую в Южную Корею.

«Неужто вы не доверяете возобновленным переговорам между Москвой и Сеулом о прокладке транзитного газопровода по КНДР на юг разделенного по 38-й параллели полуострова?», — спросил у меня знаток тихоокеанской энергетической тематики. «Не очень-то доверяю, — вздохнул я, — ибо даже примирительное сингапурское рандеву Дональда Трампа с Ким Чен Ыном не помешало последнему возобновить, судя по новостным лентам, один сегмент ядерной программы». Словом, как взглянут непредсказуемые северокорейцы через несколько лет на установленный где-то под Пхеньяном транзитный вентиль стратегической газовой трассы, — одному Богу известно.

Наряду с маршрутным и маркетинговым, есть в газовом партнерстве со странами Дальнего Востока еще и вопрос ценовой. Китайцы, увы, не дают пока хорошей цены на наше экспортное «голубое топливо», призванное наполнить собою строящуюся трассу «Сила Сибири», хотя свою часть трубы соседи наверняка проложат очень быстро. При этом нам почему-то кажется, что в затягивании вопроса о грядущей оплате столь ценного углеводородного сырья с Ковыкты и якутских залежей Пекин просто-напросто проявляет рутинную скаредность. И затягивает «решение за прилавком» без сколь-либо весомых оснований, которые, мол, и пощупать-то нельзя. Но напрасно иные эксперты рассуждают так упрощенно. Китайские доводы можно прощупать, да еще как ощутимо! Особенно — в газоносных пустынях Центральной Азии.

Существует четвертая в мире страна по запасам газа, установившая в 2017 году для КНР низкие цены. И теперь Пекин уже не хочет отходить от них в своем энергодиалоге с ареалом бывшего СССР. Эта страна — нейтральный, но все же весьма близкий к Шанхайской Организации Сотрудничества (ШОС) и Новому шелковому пути Туркменистан. Дешевизна туркменского сырья, уже поступающего в Поднебесную через Узбекистан и Казахстан и готовящегося пойти в Китай еще более полновесным потоком, — серьезная конкурентная проблема для экспортного комплекса России. Проблема, быть может, более масштабная, чем соперничество со стороны ближневосточных поставщиков СПГ в ту же КНР на голубых трассах Ормузского и Малаккского проливов. Впрочем, и на туркмено-китайской торговой оси, овеянной соблазнительной ресурсной дешевизной, не все обстоит так просто, как хотелось бы Пекину. Ашхабад все больше обижается на низкие цены, хотя еще недавно сам же их благословил. Чего уж греха таить: разочаровавшись в слабой доходности, тот же Туркменистан снизил поставки минувшей зимой.

«Голубое топливо» для Европы – это все-таки надолго

Звучит почти невероятно, но за последние восемь лет зафиксировано 70 случаев пересмотра или частичной корректировки экспортных контрактов «Газпрома»! Это свидетельствует, конечно, не только о самом факте правовых атак из лагеря всевозможных оппонентов нашей госмонополии (главная причина). Говорит это и об их беспринципной изворотливости — о тактике укусов со всех сторон и о недобросовестной конкуренции в целом.

Однако российская компания выучила преподнесенные ей уроки — и давно уже предлагает партнерам стопроцентно-рыночные контракты без примесей фаворитизма или, напротив, политической дистанции. Школа юридического возмужания и протокольной зрелости далась Москве нелегко. Как отмечал в Москве 19 июня директор по природно-газовой проблематике в Институте энергоисследований при Оксфордском университете Джеймс Хендерсон, «Газпром» обвинялся не раз в установлении как слишком высоких, так и — одновременно — чересчур низких цен! Согласитесь, звучит очень странно». Я бы даже добавил к словам резонно рассуждающего англичанина: это пахнет противоречащими друг другу придирками. Обращаясь же к тем, кто без устали их выдвигает, так и хочется спросить: «Самим-то вам не смешно?».

Так или иначе, в 2020 году европейский спрос на природный газ должен составить, по данным Хендерсона, примерно 534,6 млрд кубометров. Из них, как ожидается, 214 млрд кубометров (по сравнению с прошлогодними 179 миллиардами) будет поставлено Россией. А к 2030 году, вопреки встречным факторам — от американской сланцевой экспансии до растущего акцента ЕС на возобновляемые источники энергии, — московский «ломоть пирога» на том же континентальном столе может достигнуть уже 223 млрд кубометров.

Циркулируют, впрочем, и мрачные предсказания мнимой обреченности газа на падение спроса. Странная «заданность» этой версии видна и по европейским СМИ. Поэтому, взяв на себя роль ведущей на одной из сессий 14-го Российского нефтегазового конгресса, директор энергетического центра в бизнес-школе Сколково Татьяна Митрова обратилась к тому же Хендерсону с вопросом: «Правда ли, на ваш взгляд, что значение газа в континентальном энергобалансе будет в ближайшие годы скорее снижаться, чем расти?». Ответ прозвучал со всей прямотой: «До 2030-х годов — нет, но затем — все-таки скорее да». Однако что из этого следует? Даже полтора десятилетия экспортного роста — это для Москвы блестящая перспектива. Ведь затем наступит не обвальный спуск, а плоское «плато» потребления без роста, но и без резкого «горнолыжного спуска». И лишь потом кривая графика пойдет вниз. Для нашего турбулентного времени это — целая эпоха.

Да-да, эпоха, за которую много разного может произойти. Например, та же Европа способна перехватить у Америки эстафету не только крупнейшего центра капиталистической экономики, но и — в целом — опорного плацдарма мировой мощи. И, быть может, европейцы в большинстве своем не захотят воспользоваться этой мощью по-ковбойски агрессивно — в антироссийских целях, как имперская сверхдержава за океаном. И, быть может, к 2030 году Старый Свет выскажет нежелание отказываться от своей стратегической ставки на энергетику РФ. А еще через 5 лет, в 2035-м, по оценке финансового директора Nord Stream 2 AG Пола Коркорана, европейский газоимпорт из России составит, вероятно, рекордно-пиковую цифру — 288 млрд кубометров. Это более чем вдвое превзойдет 133-миллиардный показатель 2015 года.

Итак, несмотря на подножки, растут и выгоды европейского экспортного направления для всех сторон. И не надо создавать ложное впечатление, будто со скрипом идет втягивание тяжеловесных и даже неподъемных факторов энергозависимости передовой площадки Старого Света от якобы архаичной, не считающейся с потерями Московии. Напротив, углубление топливного партнерства между двумя частями Европы от Атлантики до Урала и Сибири овеяно ароматом очевидной логики и легкости, даже изящества аргументов, понятных и школьнику. Это и падающие транспортные расходы, и творческий полет (а не допотопный скрежет) конструкторской мысли и, если хотите, футурологии. Красноречива и сама конкретика расчетов.

Так, «Северный поток-2» (со своей 1230-километровой длиной) на 45% короче 1885-километрового украинского транзита, хотя и от него никто не отказывается полностью. При этом, однако, тариф прокачки на балтийском маршруте составит лишь 2 евро по сравнению с 2,26 евро в пересчете на 100 км в случае с Украиной. Цифры, которые, согласитесь, говорят сами за себя.

Павел Богомолов