17-й выпуск передачи «Энергосреда». Тема передачи — конкурентоспособность российских нефтесервисных компаний на мировом рынке. Как конкурировать с «большой четверкой» и Китаем? Рассказывает технический директор компании GEOSPLIT Кирилл Овчинников. Беседу ведет Руслан Халиуллин.
Руслан Халиуллин: Добрый день, уважаемые зрители! В эфире очередной выпуск программы «Энергосреда». Сегодня у нас в гостях Кирилл Овчинников — технический директор компании GEOSPLIT. Это — инновационная нефтесервисная компания, резидент «Сколково». Добрый день, Кирилл!
Кирилл Овчинников: Здравствуйте, Руслан!
Руслан Халиуллин: Расскажите нам, пожалуйста, о вашей компании.
Кирилл Овчинников: GEOSPLIT — это молодая команда, которая сформировалась в этом году. Компания занимается инновационными исследованиями скважин, горизонтальных скважин. Мы предлагаем индустрии пионерные подходы к исследованию скважин, в которых не требуются внутрискважинные операции. Соответственно, это меньше рисков, это более доступно в ценовом плане. И в наших планах покорение глобального рынка также.
Руслан Халиуллин: Скажите, пожалуйста, а вы сейчас уже ведете операционную деятельность или пока только занимаетесь разработками технологии?
Кирилл Овчинников: Мы активно работаем с ведущими российскими добывающими компаниями и также развиваем портфолио новых технологий, создаем задел на следующие годы, создаем портфолио продуктов, с которыми мы будем выходить на рынок в перспективе 2–3 лет.
Руслан Халиуллин: Зачем вообще скважины исследовать? Объясните это, пожалуйста, для дилетанта, человека, который не разбирается в бурении.
Кирилл Овчинников: Здесь все просто. Горизонтальное бурение и многостадийный гидроразрыв пласта — это большие инвестиции, которые исчисляются многими десятками миллионов рублей. Добывающей компании важно понимать, во что же были инвестированы эти деньги, как была сделана работа, имеет ли смысл применять технические решения, которые были опробованы на каких-то начальных этапах, какие потребуются, может быть, изменения, какие меры по оптимизации. Соответственно, если мы не исследуем скважины и не понимаем, как прошел многостадийный гидроразрыв пласта, насколько успешным было закачиваниескважины, то мы не сможем применить, скажем так, лучшие практики в масштабах месторождения и далее — в масштабах месторождений страны.
Руслан Халиуллин: А это исследование происходит во время бурения или это часть каких-то профилактических работ?
Кирилл Овчинников: Нет, это непосредственно перед запуском скважины в эксплуатацию. После стимуляции.
Руслан Халиуллин: То есть, оно происходит один раз во время цикла жизнедеятельности скважины?
Кирилл Овчинников: В большей части случаев у заказчика нет финансовых ресурсов на то, чтобы проводить исследование скважин, к примеру, раз в год. То есть, мы говорим об исследовании скважин, проведенном раз в несколько лет, в лучшем случае. А по нашей информации очень большой фонд скважин, где заказчик просто не проводит исследования по различным причинам. Потому, что это дорого и это выходит за рамки бюджета. Потому, что требуются внутрискважинные операции для разбурки сёдел муфт ГРП и, соответственно, это связано с риском прихватов гибких насосно-компрессорных труб. Это, в общем-то, высокая аварийность, которую сложно характеризовать в процентах, но даже одна авария – это огромные потери нервов, потери денег, потери в упущенной прибыли от того, что мы начали эксплуатировать скважину, условно говоря, на 20 дней позже.
Руслан Халиуллин: А в чем инновационность именно ваших решений? Вы предлагаете делать эту работу дешевле или лучше?
Кирилл Овчинников: Мы предлагаем её делать принципиально другим способом. Не требуются внутрискважинные операции, то есть, во время стимуляции используется специальный материал во время МГРП. И далее мы можем проводить исследования тогда, когда заказчик — добывающая компания этого хочет. Тут еще один важный момент. Если мы говорим о традиционных методах исследования скважин, то это одноразовый спуск инструментов в ствол и снятие данных. А если мы говорим о нашей технологии, то мы не ограничены спуском инструментов в скважины. Мы можем делать исследования столько раз, сколько захочет заказчик. Если он хочет 10 раз в год, нет проблем.
В чем польза? Почему это нужно? Я могу привести такой, наверное, банальный пример. Сейчас в России наиболее распространен 10-стадийный МГРП (многостадийный гидроразрыв пласта), и стоимость одной ступени исчисляется десятками миллионов рублей (на закачиваниескважины, на стимуляцию), если мы все рассматриваем в комплексе. Используя нашу технологию, заказчик может делать исследование скважин по всему фонду скважин. То есть, появляется массовость, появляются статистические данные. На основании этих данных заказчик может принять решения такие, как изменение компоновки МГРП. Например, если мы традиционно делаем 10-стадийный гидроразрыв пласта, почему бы не поднять вопрос: ребята, у нас здесь работает три ступени из десяти, и это система, у нас не работает больше трех-четырех ступеней, тогда зачем же мы инвестируем десятки миллионов рублей в остальные шесть-семь ступеней? И принять технические решения, которые определят облик месторождения на десятилетия.
Руслан Халиуллин: Есть ли у вашей компании конкуренты, и какие они? Это российские компании или это, может быть, внутренние функции нефтяных компаний или то, что Вы описываете, сейчас никто не делает вообще?
Кирилл Овчинников: В мире существуют несколько компаний, которые занимаются похожими технологиями. Однако некоторые из них сфокусированы на оффшорных месторождениях, и это совсем другая технология в ценовых характеристиках. Мы же делаем продукт для массового применения, тот, который мог бы покрыть весь фонд скважин, которые не исследуются вообще. Поэтому в данном случае мы не говорим о прямой конкуренции с традиционными компаниями, которые занимаются спуском комплексов промысловых геофизических исследований в скважины. Мы себя видим скорее как дополнение к тем техническим решениям, которые применяются в данный момент.
Руслан Халиуллин: Насколько сейчас российская нефтесервисная индустрия инновационна? Насколько она передовая с точки зрения технологической? Есть ли у нас отставание по сравнению с западными компаниями, с такими гигантами, как Schlumbergerили Halliburton?
Кирилл Овчинников: Прежде, чем отвечать на этот вопрос, я хотел бы сказать пару слов о моем профессиональном опыте. Я как раз выходец из компании Schlumberger, и порядка 15 лет работал за рубежом по различным регионам и странам.
Руслан Халиуллин: То есть, Вы знаете оба мира, Вы знаете, как работают западные нефтесервисные компании, и как наши компании, да? Ну и какое у Вас впечатление складывается при сравнении этих двух миров?
Кирилл Овчинников: Я думаю, что нам есть куда стремиться, и чем быстрее этот путь мы начнем, тем быстрее мы встанем на какую-то одну ступень с ведущими компаниями, хотя бы в плане подходов, в плане работы на международных рынках. Но давайте зададимся вопросом: Россия занимает первое место в мире по добыче углеводородов, но много ли мы знаем российских сервисных компаний, которые работают на иностранных рынках, даже на нейтральных или дружественных рынках, таких как Ирак, Вьетнам? Наверное, мы кроме пары имен не сможем найти таких компаний, и на это есть свои причины.
Руслан Халиуллин: Давайте сначала поговорим о российском рынке. А на российском рынке насколько сильно доминирование иностранных компаний? Насколько мы самодостаточные с точки зрения оказания таких услуг?
Кирилл Овчинников: Говоря о российском рынке, наверное, было бы правильно разделять традиционные услуги, то, что могут предлагать российские компании, то, что предлагают небольшие иностранные компании (не говорим о большой четверке компаний типа Halliburton и Schlumberger), и пионерные прорывные новые технологии. В общем-то, можно сказать, что на уровне традиционных технологий мы в состоянии обслуживать свои скважины сами. Но если мы говорим о пионерных подходах, то здесь, наверное, все-таки нам есть куда стремиться.
Руслан Халиуллин: В чем отставание российских компаний? В том, что у нас просто не могут решить какие-то задачи? Нет каких-то технологий? Или просто не хватает опыта, не хватает денег? Если вдруг исчезнут все иностранные компании, допустим, какие-то новые санкции Соединенные Штаты наложат на Россию и запретят им тут действовать, мы сможем поддерживать добычу на таком же уровне, на каком она уже сейчас есть?
Кирилл Овчинников: Ну, прежде всего нефтесервисные компании взвешивают риски и, естественно, адресуют их заранее, в том числе и санкционные риски. Есть некоторые технологии, которые не подпадают под санкции и которые не являются новыми технологиями. Что мы имеем в виду под новыми технологиями? Это технологии, которые коммерциализированы на рынке не больше 5 лет. Какими-то технологиями они могут поделиться с российским рынком, и они уже делятся и это делается через вхождение в капитал российских компаний, сервисных компаний, передачу им чего-то, повышение их общего уровня. Опять же, если мы говорим о лидирующих позициях, то нам на данный момент не обойтись без большой четверки. Если мы говорим о том, чтобы, скажем так, выживать, то выживать мы можем.
Руслан Халиуллин: На каком этапе вообще наше отставание проявляется? На этапе научно-исследовательских работ, на этапе чертежей или на этапе производства, или на этапе эксплуатации? Почему мы не можем это сделать? Сейчас же вроде научная мысль достаточно легко распространяется по всем странам. Технологии, в принципе, можно купить, скопировать, украсть, в конце концов. Это то, чем занимаются китайцы. Я не имею в виду, что они крадут, но имею в виду, что они копируют. Можем ли мы это делать? Или у нас нет производственной базы для такого прорыва?
Кирилл Овчинников: Это — целый конгломерат вопросов.Давайте попробуем обсудить некоторые из них. Прежде всего, как я уже сказал, за уровнем технологии, за классом, стоят все-таки люди. Это — отношение к людям. Давайте посмотрим инвестиции в людей, которые делаю компании большой четверки. Вновь прибывшие сотрудники проходят многочисленные тренинги в течение первых трех лет в компании. По некоторым оценкам инвестиции компаний в нового сотрудника составляют порядка 200 тысяч долларов только на обучение. Вы можете себе представить российскую нефтесервисную компанию, которая инвестирует на обучение рядового сотрудника 200 тысяч долларов на обучение, обучая его тому, как презентовать, как работать с оборудованием, как разговаривать с заказчиком? Соответственно, когда сотрудник проходит через всю эту школу, он весь пропитан этой классовостью и этими подходами и, конечно, он в более короткий срок может брать на себя больше ответственности, становиться эффективным управленцем.
Руслан Халиуллин: А сколько сотрудников у этих компаний в среднем в России? Десятки, сотни, тысячи?
Кирилл Овчинников: В связи с последними трендами нефтегазового рынка нефтесервисные компании проводили масштабные сокращения, но если мы будем говорить о докризисной ситуации, то в Schlumberger, например, по миру было порядка 120 тысяч человек, из которых 20% были россияне.
Руслан Халиуллин: То есть, 24 тысяч человек в России работало?
Кирилл Овчинников: Я не говорю о россиянах, работающих в России. Я говорю о россиянах, работающих в компании. Была стандартная практика, когда россиян берут из национальной среды, посылаю куда-то на несколько лет работать, там они учатся работать, взаимодействовать, подходам, и далее они приезжают в Россию и, скажем так, запускают процессы.
Руслан Халиуллин: Schlumberger нанимает людей по всему циклу работ или по каким-то «черным» работам они нанимают местные компании, или у них вся линейка рабочей силы, начиная от рабочих, от буровиков, кончая инженерами и руководителями проектов?
Кирилл Овчинников: Имеется в виду линейка каких людей?
Руслан Халиуллин: Я имею в виду, что для каких-то простых в технологическом плане работ Schlumbergerиспользует свою рабочую силу или они нанимают какие-то российские компании?
Кирилл Овчинников: Вообще Schlumberger покрывает все свои операции своим персоналом. На это есть ряд причин, таких как необходимые сертификаты, необходимые тренинги. Мы же не можем просто взять кого-то и послать на скважину и в итоге получить инвалида. Поэтому, естественно, компания закрывает весь спектр работ своим персоналом в большей части.
Руслан Халиуллин: Понятно. А есть ли какие-то российские компании, которые можно сравнить с большой четверкой в России по размаху своих работ, по масштабам деятельности?
Кирилл Овчинников: Я боюсь, что нет. Тут все просто. Schlumberger представляет на рынке, если я не ошибаюсь, 11 сервисных линий, все, начиная от сейсморазведки и заканчивая консультациями клиента: бурение, стимуляция, цементаж скважин, геофизические услуги и т.д. То есть, это — полный спектр. Знаем ли мы какие-то российские компании, которые могут предложить полный спектр услуг в масштабах страны? Ну, наверное, нет.
Руслан Халиуллин: Ну, например, Eurasia Drilling.
Кирилл Овчинников: Это — бурение. Там полного спектра нет. Компания может быть и большая, но она сфокусирована на чем-то одном. Российские компании в состоянии предоставлять традиционные сервисы и ограниченные портфолио этих сервисов для заказчика. Чтобы выйти и предложить весь спектр услуг, нет ни персонала, нет ни системы обучения персонала, нет, наверное, все-таки и достаточных инвестиций, потому что это — огромные деньги.
Руслан Халиуллин: Проблема в том, что нет крупных таких российских компаний или проблема в том, что отдельные виды работ, сервисов вообще российскими компаниями не проводятся?
Кирилл Овчинников: Здесь вопрос в том, что нет крупных компаний. И это понятно. В масштабах одной страны очень трудно вырастить Schlumberger. Надо это понимать. К этому вопросу хотелось бы отнести и импортозамещение, о котором сейчас говорят все, от министров до руководителей небольших нефтесервисных компаний, отчитывающихся о цифрах, что у нас здесь импортозамещение, там импортозамещение. На мой взгляд, задача, которая стоит перед Россией, более широкая — это не импортозамещение, а повышение уровня конкурентоспособности российских сервисных компаний. И работу здесь нужно проводить, может быть, не в масштабах большой страны, а в глобальном масштабе. Потому что это тот процесс, который надо запускать, в процессе которого персонал этих компаний будет учиться, расти, учиться взаимодействовать с другими компаниями, с другими культурами, тем самым повышая уровень домашнего нефтесервиса.
Руслан Халиуллин: А как этого можно добиться? Создать какой-нибудь Роснефтегазсервис?
Кирилл Овчинников: Ну, существуют традиционные варианты централизованной поддержки государства, но общаясь с руководством российских нефтесервисных компаний, понимаешь, что у них есть какие-то продукты, которые по ценовым характеристикам совершенно замечательные. Это, может быть, не какие-то пионерные решения, но это точно то, что было бы востребовано на каких-то рынках. На вопрос, ребята, а почему же вы не работаете с ЛУКОЙЛ, например, в Иране, это наш оператор, который там работаем, вам все карты в руки, ответа нет. Или говорится, что мы об этом даже и не думали, у нас и кадров нет. Наверное, нужен стимул. Наверное, нужна политическая воля и задание этого направления, скажем так. А как это будет реализовано, с поддержкой каких фондов, центров или же самостоятельного выхода российских нефтесервисных компаний на иностранные рынки — это уже более практические вопросы.
Руслан Халиуллин: А как Вы оцените, какую долю рынка в России занимают российские нефтесервисные компании, а какую — иностранные? Есть ли статистика какая-то?
Кирилл Овчинников: Статистика есть, однако она не находится в открытом доступе. Важно понимать, что даже та статистика, которая есть, она все-таки не учитывает капиталовложения большой четверки в российские компании. Ну, например, если мы берем компанию «ПетроАльянс», как можно это оценить. Это вроде бы российская компания, однако…
Руслан Халиуллин: Что бы Вы посоветовали российским нефтегазовым и нефтесервисным компаниям с точки зрения воспитания кадров? Насколько вообще сейчас остро стоит эта проблема в России? Говорят сейчас про некий кризис профессионального образования, о том, что достаточно мало квалифицированных кадров готовят учебные заведения. Есть ли тут большая проблема, и если она есть, как ее можно решать?
Кирилл Овчинников: Я считаю, что проблема есть, она очень серьезная, системная. На мой взгляд, не имеет смысла изобретать велосипед и пытаться выстроить эту систему в домашних условиях, ведь эта система в глобальном масштабе реализована, в том числе компаниями большой четверки. Имеет смысл, наверное, кооперироваться с ними, и решать этот вопрос. Это будет по итогу намного более эффективно и дешевле, чем пытаться создавать какие-то обучающие центры в России. Намного лучше использовать, например, обучающий центр Schlumberger в Тюмени. В него уже были вложены компанией десятки миллионов долларов.
Руслан Халиуллин: А что же с точки зрения энергетической безопасности? Вдруг прикажут в Вашингтоне Schlumberger закрыть этот центр и вообще из России удалиться. И этот риск даже не гипотетический, а теоретически это вполне может быть.
Кирилл Овчинников: Опять же, если мы используем ресурсы компаний, то мы не завязаны на долгосрочные инвестиции. Это краткосрочные инвестиции, и мы, в принципе, можем внести изменения в план достаточно оперативно. Помимо большой четверки, существуют и достаточно крупные региональные компании, с которыми тоже можно было бы кооперироваться и внедрять какие-то системы.
Руслан Халиуллин: Понятно. А существуют ли сейчас какие-то истории успеха российских нефтесервисников с точки зрения работы за границей? То есть, работает ли кто-то из наших компаний за рубежом? Если да, то в каком качестве, либо как подрядчики наших нефтяных компаний, которые имеют проекты за рубежом, либо они как-то самостоятельно пробиваются на рынок?
Кирилл Овчинников: За 15 лет работы за рубежом я знаю только одну историю успеха. Это — российская компания TGT. Они занимаются также исследованием скважин с помощью шумометрии. Да, это успех. Они работают по всему миру. Это сейчас настоящая международная компания.
Руслан Халиуллин: И она начиналась в России?
Кирилл Овчинников: Да, это российские технологии, это российские основатели.
Руслан Халиуллин: А на каких рынках они работают? В каких странах?
Кирилл Овчинников: Они очень активно работают на Ближнем Востоке, это — Оман, Эмираты, Саудовская Аравия, в Малайзии. Компания TGT показала глубокое понимание рынка, глубокое понимание заказчиков. Во время работы на эмиратскую национальную компанию я как раз занимался тендерными процедурами, в том числе внедрением инновационных технологий. Сказать по правде, я не видел других компаний, которые с такой скоростью выходили бы на рынок.
Руслан Халиуллин: А в чем Вы видите самые главные важные отличия в работе между иностранным компаниями и нашими? Чему мы могли бы поучиться в первую очередь, кроме кадрового вопроса, про который мы уже говорили?
Кирилл Овчинников: Организация работ, организация работы с заказчиком, общая культура производства, культура работы с заказчиком, вопросы планирования внедрения инновационных технологий, планирование операций в том числе. Например, если мы берем компании из большой четверки, то достаточно большое количество лет назад уже были реализованы такие решения как глобальное управление операциями. То есть, условно сидит один человек где-то в Хьюстоне, и он знает, какие у него ресурсы в какой стране, на какой базе, по какому сервису, где и как работают, и он может выстроить и прогноз по работам, поскольку информация business development тоже включается в эту систему. Это некий аналог центра управления полетами.
Руслан Халиуллин: А ресурсы? Вы имеете в виду денежные ресурсы или оборудование?
Кирилл Овчинников: Нет, денежные ресурсы к этому не привязываются. Здесь оборудование, здесь персонал. И чарттуда тоже включен, вплоть до того, что можно посмотреть, а есть ли какая-то сертификация вот у этого человека в этой стране, на этой локации.
Руслан Халиуллин: Российские операции этих компаний не изолированы, да? Они являются частью общего?
Кирилл Овчинников: Это — интегральная часть. Пока это — интегральная часть. Я надеюсь, что так и будет.
Руслан Халиуллин: А есть ли какое-то различие по качеству проводимых работ между российскими и международными компаниями?
Кирилл Овчинников: Если мы говорим непосредственно о сервисе, то разрыв в качестве не настолько виден. А если мы говорим все-таки о продукции, то здесь есть, куда расти, и я хотел бы привести пример с далекого 2005 года, когда мы работали в Египте и закупали для Сирии (Египет и Сирия тогда были одним business unit) оборудование. Сирия уже тогда была под жесткими санкциями и никаких американских труб или насосов туда завести было невозможно.
Для Сирии закупали пару комплектов гибких насосных компрессорных труб. В России закупили, но складировали в Египте. Расторопные менеджеры посмотрели и подумали, что в Сирии операции вроде как задерживаются, зачем закупать в Америке, у нас здесь стоят какие-то трубы, давайте их попробуем. Кончилось все тем, что трубы отработали 7% жизни американской трубы, и начали ломаться. Надо понимать, что труба, которая сломалась, будет как кнут летать по площадке, и это потенциально несколько трупов на работе. На этом история для российского оборудования закончилась. Она была закрыта раз и навсегда. Но проблема была не в оборудовании. Проблема была в другом, в том, что пытались связаться с фабрикой и как-то с ними решить этот вопрос, потому что стоимость этого оборудования была достаточно дорогой, она была сравнима с американской. Пытались как-то решить вопрос, хотя бы задать вопрос, почему так произошло. Ответ был такой, серия была неудачной. Вот это все и решило. Тут даже вопрос не в самом качестве.
Руслан Халиуллин: То есть, никаких извинений, никакой суеты?
Кирилл Овчинников: Так поступили. Мы, наверное, послали бы туда представителя завтра же или бы даже создали комиссию и решали этот вопрос на самом высоком уровне с кучей извинений и каких-то преференций. Потому, что это серьезное дело, потенциально погибшие или изувеченные люди на скважине. Не сам продукт послужил причиной закрытия проекта, а именно подход. Стало понятно, что не о чем говорить.
Руслан Халиуллин: А вот с точки зрения соблюдения техники безопасности есть отличия подходов иностранных компаний и наших?
Кирилл Овчинников: Здесь, я думаю, у нас все на приличном уровне, потому что, не смотря на очень агрессивную политику в плане HEC и качества обслуживания в компаниях большой четверки, там тоже бывают свои нюансы, человеческие факторы различные, кто-то что-то не досмотрел, где-то сбой системы. Этого никак не избежать. Это не результат, а процесс, компании живут в этом процессе, в попытке поймать идеальное осуществление операций. Российские компании живут в том же ритме. Я имею в виду какие-то относительно крупные компании. И здесь нет такого разрыва.
Руслан Халиуллин: Какое Вы видите самое перспективное направление в этой индустрии, нефтесервисе в России? Допустим, если бы мы сейчас захотели создать новую компанию, стартап, что было бы наиболее перспективным? Это разведывательные работы, сейсморазведка, допустим, или это другие какие-то функции?
Кирилл Овчинников: Я думаю здесь можно разделить на две составляющие — это технологичный сервис и капиталоемкий сервис. На мой взгляд, все-таки должно быть сбалансированное портфолио. Там будут и какие-то технологичные сервисы, но в ограниченных количествах, потому что мы ограничены в технологиях, которые можем внедрять, разрабатывать, применять, а большую часть должен занимать капиталоемкий сервис. Здесь мы имеем паритет с Китаем, мы можем это делать достаточно дешево. Вопрос в том, чтобы научиться это презентовать так же, как это делает Китай, и говорить на одном языке с миром.
Руслан Халиуллин: У нас недавно на нашей программе был один представитель нашей производственной индустрии, и он тоже жаловался на конкуренцию со стороны Китая. Причем, по его словам, одной из самых больших проблем была проблема финансирования. То есть, в то время, как китайцы могут поставлять оборудование в кредит, наши вынуждены из-за отсутствия денег брать авансы и, стало быть, сам производственный цикл, производство какого-то оборудования откладывается и становится более длительным по сравнению с Китаем. Есть у Вас такая проблема глобально в России или такие вопросы стоят только у отдельных компаний?
Кирилл Овчинников: Я думаю, что это — индикатор, потому что я не думаю, что я сильно ошибусь, если скажу, что в Китае существует четкая программа реализации каких-то экспортных проектов, где государство это поддерживает и дает компаниям возможность принимать заказы в кредит. Наверное, это — один из потенциальных вариантов сотрудничества с миром, который и Российская Федерация могла бы для себя рассмотреть. Но тут надо понимать, что мы взяли только один индикатор — кредитование. Китайские нефтесервисные компании, поставщики оборудования и добывающие компании работают сейчас во многих странах. Например, в Судане китайское влияние на нефтяную индустрию просто доминирующее.
Руслан Халиуллин: В Судане просто больше никто не работает, насколько я понимаю. Там санкции были. А потом проблемы с безопасностью.
Кирилл Овчинников: Хорошо, есть проекты в Саудовской Аравии.
Руслан Халиуллин: Китайцы берут за счет дешевизны?
Кирилл Овчинников: Китайский нефтесервис и китайская продукция для нефтесервисной индустрии обладают преимуществом, потому что это — оптимальное соотношение цены и качества. Нельзя сказать, что это дешево и плохо. Насосное оборудование, которое они производят, оно не сильно хуже. Ну, например, буровые вышки, насосное оборудование для пионерных проектов, которые осуществляются в Эмиратах национальными компаниями, я говорю о создании искусственных островов в Персидском заливе и бурении с них скважин кустовым способом. С одного острова бурят порядка 200 горизонтальных скважин, и характеристики этих скважин такие, что подобных им нет нигде в мире. Так вот, для такого уровня сложности проектов закупают китайское оборудование, и это о многом говорит, что это нормальное и достойное качество.
Руслан Халиуллин: То есть, они уже не просто копируют, а собственными разработками занимаются?
Кирилл Овчинников: Ну, это — модификации, я бы так сказал. Это не совсем разработки. Они очень гибкие и оперативные. Если заказчика что-то не устраивает, они готовы реагировать молниеносно.
Руслан Халиуллин: А по сравнению с нашими производителями китайцы более дешево поставляют оборудование или уже дороже, или цена сейчас уже примерно одинаковая?
Кирилл Овчинников: Это — очень интересный вопрос. Я думаю, что цена не сильно дешевле.
Руслан Халиуллин: У китайцев не сильно дешевле?
Кирилл Овчинников: Да, у китайцев не сильно дешевле.
Руслан Халиуллин: А качество у них выше?
Кирилл Овчинников: Тут вопрос не в самом качестве, хотя, понятно, что вопрос и по качеству есть. Здесь, скорее, вопрос в том, что они, по сути, копируют то оборудование, которое десятилетиями использовалось по миру. Это какие-то американские образцы, английские образцы. Это то, что, в принципе, очень легко интегрировать и встроить в нефтянку Эмиратов, например, или Саудовской Аравии. Если мы приезжаем с нашим насосом, который замечательно собран, но у него другие диаметры патрубков, другая сертификация, то по какой бы цене мы его не предлагали, заказчик его просто не купит, потому что у него есть свои стандарты безопасности. Здесь стоит разговор о том, чтобы говорить на одном языке с рынком.
Руслан Халиуллин: То есть, стандарты разные используются у нас, на Западе, на Ближнем Востоке?
Кирилл Овчинников: Да, стандарты разные. И это во всем, начиная от того, в чем измеряют дебеты скважин, заканчивая технологическими решениями и заканчивая оборудованием. Опять же, нам есть, что показать, и есть, с чем воевать на этих рынках. Вопрос лишь в том, чтобы это было правильно позиционировано и какие-то небольшие нюансы были правильно адресованы, чтобы это были нормальные отношения, и если что-то, опять же, пошло не так, ну сломался этот насос, реакция компаний должна быть очевидной и всем понятной.
Руслан Халиуллин: А что еще Вы посоветуете нашим компаниям, которые захотят работать на международных рынках?
Кирилл Овчинников: Это, в первую очередь, понимание рынков, понимание заказчика. В общем, это не сложно, посылать туда представителей, которые бы сидели там и изучали этого заказчика годами. Все это можно делать и через партнерство с какими-то местными нефтесервисными компаниями. Я уверен, что интерес с их стороны, например, каких-то компаний в Кувейте, в Саудовской Аравии, интерес был бы, потому что они тоже в постоянном поиске каких-то конкурентных преимуществ, которыми они смогут «отгрызть» больше у большой четверки. Я имею в виду долю рынка. И если это возможно сделать ценовыми параметрами, продукт недорогой, традиционный, но не дорогой, то заинтересованность будет. А если это какая-то новая технология, то давайте посмотрим на миссию такой компании как SaudiAramco, не будем говорить про западные компании. Это — это вторая компания по добыче.
Руслан Халиуллин: Вторая разве, не первая? 10 млн. баррелей в день.
Кирилл Овчинников: Ну, может быть. Это компания государства, скажем так. Я имел в виду Саудовскую Аравию как таковую, а там других игроков нет. Если мы говорим об этой компании, то достаточно просто посмотреть на их сайте. Там все четко расписано. Наше видение: применять инновационные технологии как можно более широко и через применение этих технологий увеличивать национальное достояние. К добыче, к месторождениям они относятся как к национальному достоянию своему. Это — декларация, но достаточно посмотреть на то, как они применяют, скажем так, новые технологии, то становится понятным, что они действительно заинтересованы все пробовать, все смотреть и пытаться из всего извлечь выгоду. Это — установка сверху. Поэтому, естественно, на таком благоприятном рынке любая компания, которая предлагает продукт технологический или дешевле по цене, чем у конкурентов, то это будет востребовано.
Руслан Халиуллин: Но ведь сейчас мы дружим с Саудовской Аравией. В России осуществляется визит короля, даже проводится неделя саудовской культуры. Я так, понимаю, что все это на почве соглашения «ОПЕК плюс». Предоставляет ли эта ситуация нашим компаниям возможности как-то попробовать на этот рынок зайти?
Кирилл Овчинников: Я думаю, более чем. Конечно. Надо только понимать, что нужно этому рынку.
Руслан Халиуллин: Не могу не задать традиционный вопрос про импортозамещение. Как Вы считаете, происходит ли этот процесс сейчас, и какие у него перспективы на рынке нефтесервисных услуг?
Кирилл Овчинников: Как я уже сказал, вопрос импортозамещения – это, все-таки, локальный вопрос. А вопрос о конкурентоспособности российских компаний на домашнем рынке — это другой вопрос.
Руслан Халиуллин: Но они связаны друг с другом, потому что без конкуренции не будет импортозамещения.
Кирилл Овчинников: Конечно, импортозамещение идет, и я вижу это как плюс. Вопрос в том, какие конкретно области мы импортозамещаем.Например, капиталоемкие области или технологичные области. Если мы говорим об импортозамещении технологичных каких-то продуктов, то надо бы задать вопрос, а кто этим занимается. Для этого же нужна целая инфраструктура, нужны кадры, для этого нужно многое помимо капитала. Я думаю, что в плане капиталоемких производств у нас импортозамещение идет, и это уже здорово. В плане импортозамещения технологичных продуктов нам предстоит еще долгий путь.
Руслан Халиуллин: Может быть «Сколково» как раз поможет?
Кирилл Овчинников: Конечно. Я вообще считаю, что «Сколково» — это уникальное явление для России, и если бы не было «Сколково», то у нас ситуация была бы печальной. Не все компании, которые работают в «Сколково», достигают глобальных коммерческих успехов, тем не менее, «Сколково» — это такая потрясающая площадка для фасилитации инновационных стартапов, для коммуникаций их с конечным пользователем, и это сокращает путь. Но, конечно, проблему импортозамещения технологичных продуктов невозможно решить в краткие сроки, условно говоря, за два года. Мы должны все понимать, что это — проект на десятилетия, это — политический курс, и если мы настроены на это, то надо инвестировать не просто в какой-то проект, надо еще и понимать, что должны же быть инженеры, которые будут это импортозамещение выполнять. А ведь кто-то еще должен и научить этих инженеров, которые будут импорт замещать. Это целая цепочка, некий такой блокчейн.
Руслан Халиуллин: То есть, начинать нужно с образования, с учебных заведений? Или у нас сейчас с этим все в порядке?
Кирилл Овчинников: Я думаю, что нам надо начинать с образования в том числе, конечно. И это не говорит о том, что наше образование плохое. Я могу об этом судить, поскольку я работал в тренинг-центре компании Schlumbergerи готовил будущее поколение их инженеров и менеджеров. Сравнивая российских ребят с их коллегами из других стран, в том числе из капиталистических стран, нельзя сказать, что у нас какой-то сильный провал в образовании. Тут, конечно, многое зависит от личностных характеристик. Но надо понимать, что если мы говорим об образовании, то это — процесс, мы должны постоянно работать над тем, как повышать уровень. Это — то, как живут западные университеты. Есть же определенные рейтинги университетов. Они за эти рейтинги бьются, и бьются по серьезному, бьются за преподавателей…
Руслан Халиуллин: Но ведь у них нет университетов профильных, как у нас Университет нефти и газа. Там же только какие-то фундаментальные дисциплины и исследования идут. Где на Западе такие работы проводятся, в рамках компаний?
Кирилл Овчинников: Нет. В рамках университетов есть факультеты, которые занимаются и петрофизикой, вплоть до подводного оборудования для нефтяных месторождений. Все это есть. Нет специализированного университета, но есть факультеты в институтах, не во всех, но в некоторых есть. Опять же, там есть некоторые центры в рамках этих институтов, которые готовят кадры.
Руслан Халиуллин: То есть, у них у них университеты тоже и прикладной наукой занимаются, в том числе в области нефтедобычи?
Кирилл Овчинников: Да, и прикладной, и фундаментальной.
Руслан Халиуллин: Давайте сейчас перейдем к вопросам нашего зала.
Денис Захаров: В начале передачи Вы, рассказывая о своей технологии, говорили про исследование горизонтальных скважин. Действительно, рынок горизонтальных скважин быстро растет, но еще бурятся и обычные вертикальные скважины. Почему только горизонтальные Вы упоминали? Применима ли ваша технология на традиционных скважинах?
Кирилл Овчинников: Ответ — «да». Технология применима для традиционных вертикальных скважин. Однако, надо понимать, что будущее за горизонтальным вскрытием пласта, процент горизонтальных скважин и зарезок боковых стволов будет увеличиваться. Мы подойдем в итоге к моменту, когда подавляющее большинство скважин будут все-таки горизонтальные, и достаточно быстро мы к этому подойдем.
Вопрос в том, что для традиционных вертикальных стволов существуют решения, которым уже много десятилетий. Это и механическая расходометрия, например, которая уверенно и относительно дешево удовлетворяет т запросы и отвечает заказчику на поставленные вопросы. Если мы говорим о горизонтальных скважинах, то существуют технические проблемы, которые на данный момент не преодолены, и косвенно это подтверждается тем, что многие наши нефтедобывающие компании запускают сразу несколько методов для исследования скважин. Это говорит о том, что они не сильно полагаются на какой-то один метод. Мы говорим о том, что запускается расходометрия, и шумометрия, и термометрия, и влагометрия. То есть, там целый комплекс параметров, которые потом пытаются свести и получить картинку.
Денис Захаров: Какое оборудование и программное обеспечение вы используете? Это собственные разработки или западные?
Кирилл Овчинников: Это – адаптация технологий, которые использовались для биологических исследований, для клонирования клеток в том числе, адаптация оборудования, которое работало с органикой, на неорганические элементы, такие как квантовые точки. Компании, которые производят это оборудование – это не западные компании, это — международные холдинги. Частично, да, мы используем импортное оборудование. В России такого оборудования просто нет. Оно закупается для медицинских целей и в очень ограниченных объемах.
Леонид Хомерики: Кирилл, в ходе интервью Вы достаточно много говорили про конкурентоспособность отечественных и зарубежных разработок в области нефтесервиса. Но в целом, если подвести черту и как-то резюмировать, по каким направлениям российский нефтесервис может быть конкурентоспособным, и какая доля инновационных направлений в этой области применима?
Кирилл Овчинников: Если мы говорим о тех продуктах, которые мы прямо завтра же могли бы вынести на иностранные рынки, я не говорю об американских рынках, я говорю о каких-то нейтральных или дружественных нам рынках, то я точно знаю, что наша химия, например, точно востребована при условии правильной ценовой политики и нормальной сертификации. Это — та ниша, которая существует. Также, наверное, это исследование скважин, и это подтверждено опытом компании TGT.
Леонид Хомерики: Понятно. То есть, традиционные работы, ПГИ, не конкурентоспособны на мировом рынке?
Кирилл Овчинников: Давайте так. Объемы этих услуг в России не очень большие. Соответственно, чтобы адаптировать эти инструменты для работы на зарубежных рынках, потребуются серьезные инвестиции, что значительно поднимет цены, на мой взгляд. И вот тогда уже встанет вопрос о том, конкурентоспособны они или нет. На данный момент они просто живут в параллельных мирах. Не было попытки понять, а вообще можем ли мы конкурировать, по какой цене мы можем на этот рынок выйти. Не говоря уже о каких-то технологических моментах, расшифровке данных и т.д.
Леонид Хомерики: Можно ли вообще сравнить как-то инновационный задел, который создан в российском нефтесервисе, с зарубежными аналогами, например, с теми же самыми Schlumberger или с Halliburton?
Кирилл Овчинников: Боюсь, что нет. И здесь вопрос, все-таки, инвестиций. Давайте посмотрим процент от прибыли, который компания Schlumberger инвестирует в свои инновационные технологии. Там, если я не ошибаюсь, порядка 5-7%. Если же мы посмотрим в абсолютных цифрах, то это будут феерические суммы, и этим, наверное, можно ответить на вопрос.
Руслан Халиуллин: Кирилл, какая основная проблема ожидает наши компании при выходе на иностранные рынки?
Кирилл Овчинников: В первую очередь, я думаю, остро будут стоять вопросы сертификации. Кстати, в этом государство могло бы оказывать централизованную помощь с помощью каких-то центров. Не секрет, что у России свои стандарты. Это ГОСТы и т.д. Международная система работает немножко по-другому. И если мы говорим, например, о погрузочно-разгрузочных операциях, там требуется работать по американским и английским стандартам, которые близки, но чуть-чуть отличаются. Там, скажем, сертификация должна проводиться раз в год иди два раза в год. И надо знать и понимать, как это делать, и без этого понимания мы просто не попадем в поле. Это – частный пример. Но это на каждом шагу.
Леонид Хомерики: Кирилл, Вы сейчас говорили про централизованную поддержку государства, о том, что нужно создавать центры сертификации. А я так понимаю, что это касается и сферы образования. А можно ли говорить о том, что необходима некая системообразующая роль государства при выходе на зарубежные рынки? То есть, идти компаниям не поодиночке, тем же самым высокотехнологичным, а идти неким согласованным клином, скажем так.
Кирилл Овчинников: Я думаю, что, конечно, государство должно выступать в роли связующего звена и формировать из этих элементов, стартапов или каких-то компаний, клинок, который мог бы более эффективно действовать и обмениваться информацией в том числе, поддерживать друг друга в каких-то моментах. Конечно, роль государства важна. Но тут надо понимать, что она не должна быть полностью доминирующей. Тут, на мой взгляд, есть риски, что стартапы и сервисные компании будут слишком рассчитывать на эти центры и воспринимать их как сервисные центры, а это не так. Я думаю, что здесь должен быть какой-то сбалансированный подход. Должно быть четко определено, что этот центр или фонд поддержки может сделать для сервисной компании. Ну, к примеру, осуществлять консультации по вопросам сертификации, составлять какие-то экспертизы в плане HR, предоставлять бухгалтера, который может работать в системе ФРС и т.д.
Леонид Хомерики: То есть, сокращение издержек за счет сокращения неких централизованных обслуживающих функций? Правильно я понимаю?
Кирилл Овчинников: Конечно.
Леонид Хомерики: В принципе, это то, что сегодня предоставляет «Сколково» начинающим компаниям, да?
Кирилл Овчинников: «Сколково» сегодня, на мой взгляд, все-таки более ориентировано на импортозамещение и на российский рынок, на создание высокотехнологичных продуктов для российского рынка. А здесь мы говорим о немножко другой задаче, наверное, об аналогичных центрах фасилитации.
Леонид Хомерики: Не могли бы Вы провести небольшое сравнение между российскими и зарубежными компаниями в части их восприимчивости к новым технологиям, к тем же самым инновационным методам трассерного мониторинга и т.д., к тому, что нетрадиционно, что не привычно, но потенциально может принести большую прибыль?
Кирилл Овчинников: Общаясь на конференциях с представителями российских и зарубежных компаний, я вижу примерно одинаковый уровень интереса. Люди хватаются за инновационные идеи. Нефтегазовая отрасль традиционно была достаточно консервативной отраслью. В последние годы это меняется, потому что пришло понимание того, что все-таки без инноваций обеспечить добычу на должном уровне будет сложно уже сейчас и в перспективе. Поэтому лицо индустрии меняется, меняется на глазах. Если мы говорим о проявляемом интересе, то он примерно одинаков.
Здесь вопрос все-таки о непосредственном применении, насколько быстро та или иная нефтедобывающая компания может применить новую технологию. Сказать по правде, то я и здесь не вижу больших отличий, потому что, например, и эмиратская национальная компания проводила тендеры по 3 года, которые заканчивались ничем. То есть, тут нельзя сказать, что мы в чем-то отстаем. Наверное, можно было бы порекомендовать нефтедобывающим компаниям, включать центры, которые занимаются инновациями, в непосредственные операционные подразделения, как это сделано, например, в SaudiAramcoили в той же эмиратской национальной компании. Они ближе к земле, ближе к тем же бюджетам, и это не какой-то научно-технологический абстрактный центр, который не имеет отношения к операционным бюджетам и выступает, по сути, как консультант. Может быть, вот это можно было бы порекомендовать. Но в целом здесь мы на уровне.
Руслан Халиуллин: Кирилл, скажите, пожалуйста, российские компании, которые работают за рубежом, в том числе в качестве операторов, привлекают ли они российских подрядчиков для своих работ?
Кирилл Овчинников: Ответ — «нет». На это есть много факторов (причин -?). Например, такой, что наши добывающие компании вынуждены адаптироваться и выживать там тоже, и они думают о себе в первую очередь. А решать вопросы фасилитации бизнеса для какой-то нефтесервисной компании, я думаю, это за пределами некой компетенции и за пределами их ресурсов. То есть, здесь все-таки нефтесервис на то и нефтесервис, чтобы использовать какие-то варианты. Не добывающая компания должна подтягивать нефтесервис в свой бизнес. Это нефтесервис должен «ощупывать стену» и находить взаимопонимание и лазеечки. Да, здесь работают ребята из компании ЛУКОЙЛ. Почему же они нас не используют, а они готовы завтра принять участие в тендере?
Здесь еще важна все-таки общая направленность. Зимой я был на конференции по нефти и газу в Австралии, и что меня сильно удивило, так это подход некоторых западных компаний, как они все это организовывают. Австралия сильна своим подводным оборудованием для добычи. Несколько норвежских компаний пытались выходить на этот рынок. Норвегия тоже традиционный поставщик оборудования для подводных работ. Как это было организовано? Это была сессия, выступал посол Норвегии, председатель торгпредства, то есть, это было фасилитировано с использованием всех имеющихся ресурсов, скромных может быть ресурсов, но все же. Они не изобретают велосипед, они используют то, что уже было использовано десятками компаний в десятках стран. Это все-таки вопрос аккумуляции экспертизы, аккумуляции опыта и его последующего применения.
Денис Захаров: У меня к Вам философский вопрос. А как Вы видите долгосрочные перспективы отрасли? Если сейчас посмотреть заголовки статей СМИ, то там сплошные электромобили, альтернативные энергетические технологии. Может быть, пора с горизонтальных скважин переключаться на обслуживание, скажем, солнечных батарей и ветряков или нам хватит еще на много десятилетий добычи углеводородов?
Кирилл Овчинников: Это — очень интересный вопрос. Я видел достаточно много прогнозов, и они были разные, иногда диаметрально разные. Все-таки значительное количество экспертов сходится в том, что альтернативные источники энергии не будут в состоянии обеспечить растущий спрос на электроэнергию просто потому, что это и дорого и потребление энергии будет возрастать и очень быстро. Если мы говорим об электромобилях, то это электричество нужно произвести, соответственно, или уголь или газ. Я вижу это как модификацию существующих технологий. Сейчас много применяется инновационных технологий по углю, например. Понятно, что газ для производства электроэнергии — самый экологичный метод. Появляются новые технологии по углю в том числе. Если мы говорим об источниках электроэнергии, то существуют такие прогнозы, что в перспективе 30–40 лет атомная энергетика будет расти. И это, кстати говоря, косвенно подтверждается статистикой строительства атомных станций в Китае, например. Если я не ошибаюсь, у них сейчас атомных станций больше, чем в России. На мой взгляд, будущее все-таки за атомной энергетикой. Но это — перспектива многих десятилетий. Я не думаю, что нефтяная отрасль уйдет в небытие. Просто потому, что, чтобы изготовить пластик, нам нужна нефть, и здесь не поможет никакая атомная станция или солнечные батареи. Я вижу будущее нефтянки позитивно.
Руслан Халиуллин: Кирилл, большое спасибо, что нас посетили! У нас была очень интересная и познавательная беседа. Пожелаем удачи вашей компании, как и всем компаниям нефтесервисной индустрии. Спасибо!
Кирилл Овчинников: Спасибо!
Руслан Халиуллин: Уважаемые зрители, спасибо, что были с нами! Смотрите нас на канале «Нефтянка».