На смену иллюзиям глобализации и якобы возможной (на закате монополярного мира) гармонии интересов, на рынок углеводородов, вместе с сырьевым национализмом Дональда Трампа, ворвутся в 2017-м свежие ветры совершенно открытых нефтеэкспортных споров и даже конфликтов. Об этом «Нефтянка» уже писала в одном из своих недавних обозрений.
Цены, однако, останутся пока вполне приемлемыми
Диалектика, впрочем, такова, что жить и работать при таком откровенном раскладе всем нам будет проще. Проще, чем еще вчера – на фоне недосказанности и фальши бесконечных уговоров и согласований, да еще и в условиях беспрецедентно затянувшейся полосы низких цен.
Это потому, что в ответ на каждый всплеск ресурсного национализма — где бы то ни было — непременно прозвучит встречный контрвызов коллективного характера, причем не замаскированный, а громко и жестко артикулируемый. И вот парадокс: в итоге рынок жидких углеводородов окажется в целом более прибыльным и стабильным, чем в эпоху дипломатического тумана, не подкрепленных практикой призывов и демагогии.
С одной стороны, не исключено, что Саудовская Аравия, этот ведущий в мире нефтеэкспортер, первой же не выдержит режима ограничений добычи, согласованного в Вене с партнерами по ОПЕК, Россией и десятью другими государствами. Такого нежелательного поворота не исключает вице-президент Wood Mackenzie Ltd Алан Гелдер. И ведь действительно: будучи амбициозной державой не только с крупными социальными обязательствами перед собственным населением, но и с зарубежными издержками далеко не мирного характера от Йемена до Сирии, «королевство пустынь» может и впрямь не справиться с параметрами снижения производства. Но ничего страшного и тем более фатального, уверяю вас, не произойдет.
В том-то и дело, что в таком случае капризный Эр-Рияд впервые столкнется с тем, чего не было до сих пор, — громким хором критики со стороны всего альянса стран, обещающих придерживаться утвержденных наметок по ощутимым сокращениям хотя бы в течение первого полугодия.
Имеются и другие потенциально возможные антитезы. Так, много пишут о мнимой способности якобы недисциплинированного Ирана тоже нарушить субординацию внутри ОПЕК и выплеснуть на мировой рынок значительные «излишки» добываемой нефти. Выплеснуть под предлогом того, что страна долго находилась под тяжелым прессом внешних антиядерных санкций, поэтапно снимаемых сейчас. Запугивают углеводородным ренессансом Тегерана даже такого мощного игрока, как Россия. А что на деле?
При своих устаревших технологиях и мощностях Иран уже достиг пика добычи на сегодняшний день. Более того, Трамп легко сможет перечеркнуть в своей политике происламское наследие Обамы, воздержавшегося в ООН даже от голосования по вопросу об израильских поселениях на арабских землях. Республиканцы запросто ужесточат пока еще остающиеся санкции против злейшего врага Израиля — Ирана. В таком случае персидской нефти на экспортных трассах Ормузского пролива снова станет меньше.
Сланцы не исключают обрыва поставок из «горячих точек»
В общем, куда ни кинь, — повсюду расставлены нерукотворные ограничители на пути снижения цен на нефть.
Сторонники мрачных для ТЭК сценариев твердят о повторной вспышке сланцевой революции в Соединенных Штатах в 2017-м. Интересно, в силу чего? Во-первых, благодаря подорожанию, по итогам 2016-го, нефти Brent (и, соответственно, заокеанского сорта WTI) на 53%. И ведь это – после падения цен в 2015-м на 35%, а в 2014-м – на 48%! Спору нет, при большей марже станет выгоднее осваивать даже самые труднодоступные сланцевые месторождения, и предложение топлива на рынке увеличится.
К тому же наверняка станут сокращаться резервы уже складированного в Америке жидкого углеводородного сырья. Если сегодня они составляют в США полтора миллиарда баррелей (самый высокий сезонный уровень начиная с 1982 года!), то к середине 2017-го значительно уменьшатся, что опять-таки «подстегнет» деловую активность нефтяников в Техасе, Мексиканском заливе, Оклахоме, Калифорнии, Северной и Южной Дакоте.
Но вот беда: выводы, озвучиваемые на этой основе иными отраслевыми обозревателями, опять-таки хромают, причем заметно. Нам прогнозируют, будто уже к концу текущего года дополнительная североамериканская нефть зальет, мол, и Новый Свет, и даже часть старушки Европы; и очередной обвал цен окажется неминуемым. Но, во-первых, производство в столь сложном апстрим-секторе не «взвинчивается» за считанные месяцы. Кроме того, как насчет контрдоводов – например, объективного признания возможности обрыва поставок из весьма турбулентной Венесуэлы, о чем справедливо напоминает аналитик Cjntrol Risks Ltd Джонатан Вуд?
Или как насчет охваченной сепаратизмом и терроризмом Нигерии? Или из «раздвоившейся» Ливии? «Даже если у вас достаточное число резервных мощностей, внезапное нарушение поставок – или риск срыва поставок – неизменно повлияет на цены. Все, что влияло бы на уровень в полмиллиона баррелей в день или более того, причем на долгий срок, привлечет внимание рынка», — отмечает аналитик Energy Aspects Ltd Ричард Маллинсон.
Нет, что ни говори, а на протяжении большей части 2017 года глобальная конъюнктура на нефть останется в целом позитивной и стабильной. Неприятности же теперь состоят в другом. Если до сих пор, при низких ценах «черного золота», населению государств-производителей доказывалось, что социальные тяготы во многом обусловлены воздействием упавшего рынка углеводородов, то теперь обосновывать это труднее. Особенно – в тех странах, где дорожает как раз то, что тесно связано с энергозатратами.
Россия в этом смысле – не исключение. Сталкиваясь с повышением платы за коммуналку или за пригородные электрички, мы, согласитесь, ощущаем все больше психологического дискомфорта, сопоставляя это с новостями об улучшенном за последнее время состоянии рынка для нашего нефтеэкспорта.
Африка выиграет от подорожания углеводородов
Среди огромных регионов, рассчитывающих значительно выиграть в 2017-м году от совместного решения ОПЕК, России и десятка других стран по сокращению нефтедобычи, Черный континент (чье совокупное производство жидких углеводородов сравнимо по объему с российским) может занять едва ли не первое место. Но это, увы, не гарантировано.
В Африке по привычке рассчитывают на давнюю привязку цен на нефть к ценам на природный газ. Потому, собственно, и спешат, наконец, обустроить ряд замороженных в эпоху дешевизны газовых месторождений. Но привязка может и не сработать, и тогда ряд апстрим-программ рискует оказаться в подвешенном состоянии.
Тем не менее, аппетиты газовиков растут, и в 2017-м может быть принято итоговое инвестиционное решение по нигерийскому проекту Assa North –Ohaji South (ANOS). Партнеры по инициативе – национальная NNPC, а также Shell, Agip и TEPNG хотят, наконец, открыть общий загашник в объеме 1 млрд долл и запустить-таки ANOS. Считается, что это станет компенсацией за обязательство той же Нигерии по ограничению нефтедобычи в ОПЕК.
Похоже, что рассеиваются тучи и над мегапроектом Ophir в единственном испаноязычном государстве Африки – Экваториальной Гвинее. Негативное отношение Запада ко всему тому, что именуется тамошним «диктаторским режимом», ныне смягчается; и в 2017-м может состояться окончательное инвестиционное решение по крупнейшему глубоководному месторождению республики. Это значит, что Fortuna, плавучий завод по сжижению 2,2 млрд кубометров газа в год, вполне сможет заработать в 2020-м.
Но вот проблема: в отличие, к примеру, от глубоководной программы Eni у берегов Мозамбика, авторы проекта Fortuna еще не заручились клиентской базой для будущей реализации сырья. Твердых экспортных контрактов явно не хватает. Плавучие мощности СПГ в рамках итальянского предприятия Coral, рассчитанные на 3 млрд кубометров в год, нацелены на старт добычи и отгрузки раньше, чем это произойдет в Экваториальной Гвинее.
Eni уверенно чувствует себя не только в море, но и на территории того же Мозамбика. Там зреет принятие окончательного инвестиционного решения по целой серии гигантских геологически и логистически взаимосвязанных наземных месторождений со среднегодовой мощностью 6 млрд кубометров газа каждое. Правда, если Eni уже нашла для себя некую беспроигрышную бизнес-схему рентабельности этого проекта, то ее партнер, американская Anadarco, все еще мучается в поиске подходящей формулы ТЭО. Да и то сказать: каким он будет, международный рынок СПГ через несколько лет?..
…Тем не менее, нам все-таки жаль, что экс-колония Португалии, памятная главе «Роснефти» Игорю Сечину по годам службы военным переводчиком, пока так и не стала одним из эпицентров делового присутствия российского энергетического гиганта за рубежом. Из-за антикремлевских санкций США были парализованы наши совместные мозамбикские проекты с ExxonMobil, этим признанным мировым лидером по глубоководному бурению.
Быть может, назначение Рекса Тиллерсона на пост госсекретаря США как-то поможет оживить полузабытую деловую инициативу? Если это станет явью, окажутся правыми те эксперты, которые считают, что давний спор из-за доступа к газоэкспорту, кипящий между отечественными нефтяными компаниями и хранящим свои интересы «Газпромом», начнет по-настоящему решаться даже не в Сибири или на Дальнем Востоке, а в далеких тропиках.
Тем временем высокая активность Eni близ Черного континента рельефно просматривается и в Средиземном море. Есть основания предполагать, что открытое итальянцами в египетских водах в 2015-м газовое месторождение Zohr будет запущено в первом квартале 2018 года. Иными словами, 2017-й скорее всего пройдет там под знаком обустройства этой монументальной, на взгляд геологов, подводной кладовой с запасами 30 трлн кубических футов.
В отличие от газа, большая африканская нефть, судя по всему, не сделает в 2017-м большого скачка. Особого роста буровой активности на подступах к «черному золоту» не ожидается ни в Нигерии, ни в Анголе. Но зато в Конго предстоят лицензионные раунды. Американская венчурная разведочная компания Kosmos хочет последовать – в регионе Мавритании и Сенегала – удачному примеру другого независимого игрока. Речь идет о Cairn. Это единственный инвестор сравнительно небольшого масштаба, обнаруживший и обосновавший коммерческие запасы нефти в Западной Африке.
Трудный выбор к югу от Рио-Браво
В течение всего 2016 года капитаны и аналитики глобального ТЭК призывали правительства нефтегазоносных государств Латинской Америки по возможности снизить градус той непрекращающейся общественно-политической кампании, которая именуется ресурсным национализмом. Снизить его планку вопреки недовольству левых сил, причем не в качестве самоцели, а ради притока инвестиций в отрасль.
Но, как видно, ведущие по своим запасам сырья страны сделали главную ставку не на переосмысление своей внутренней общественной атмосферы, а на нефтяную дипломатию — борьбу за высокие цены. В рядах ОПЕК это движение возглавили Венесуэла и Эквадор. Но острейшие социально-экономические проблемы накопились там в таких масштабах, что даже подорожание жидких углеводородов, достигнутое благодаря венским решениям нефтеэкспортного картеля и солидарности России, не способно сразу оздоровить бюджеты андских стран. А тут еще и новая проблема, остроты которой там даже не представляли совсем еще недавно. «Ресурсный национализм» с опорой на североамериканских производителей уже объявил новоизбранный президент США Дональд Трамп – преданный представитель интересов энергетического лобби и оппонент природоохранных организаций.
Еще хуже для латиноамериканцев то, что Трамп намерен пересмотреть статьи интеграционного пакта о свободной торговле с Канадой и Мексикой (NAFTA), в котором выдвиженец республиканцев видит угрозу возрождению отечественной индустрии. В ходе этого пересмотра намечено депортировать на родину нелегальных иммигрантов, снизить закупки дешевой продукции (в т.ч. компьютеров и автомобилей) в Мексике и, главное, профинансировать (отчасти за счет мексиканских же поставок) строительство пограничных стен на ряде участкого и без того напряженного порубежья вдоль реки Рио-Браво (или, как иногда говорят латиноамериканисты, Рио-Гранде). Над экономикой «страны ацтеков» нависает серьезнейшая опасность кризиса и спада.
Между тем котировка мексиканского песо уже достигла рекордно низкого уровня, а прирост ВВП составил всего 2%. Нефтедобыча, по имеющимся прогнозам, снизится в 2017-м до менее чем двух миллионов баррелей в день. Если раньше, при высоких ценах, сектор обеспечивал до 40% госбюджета, то сегодня – вдвое меньше. Все это говорит о том, что энергетическая реформа рыночной направленности, осуществляемая в Мехико в течение последних трех лет, проводится не только запоздало, но и непоследовательно. Впервые после 1938-го допустив приход иностранных инвесторов в свою нефтянку, страна на деле выделила под тендеры и лицензионные раунды не более 18% месторождений. Низкие цены на сырье довершили встречное нарастание пессимизма; причем сланцевые блоки, наиболее дорогостоящие для потенциального освоения, вообще пришлось снять с конкурса. Да, «такой энергетической реформой, — сетует эксперт Института Америк в Сан-Диего Джереми М.Мартин, — они свою экономику не развернут».
Всего за неделю до выборов в США генеральный директор национальной нефтяной корпорации Pemex Хосе Антонио Гонсалес Анайя посетил, вместе с министром финансов страны, Соединенные Штаты и Британию, где была проведена серия роуд-шоу. «Выход у нас один, — говорит глава Комиссии по углеводородам (регулятор мексиканского ТЭК) Хуан Карлос Сепеда. — Это — возродить производство в отрасли за ближайшие пять-шесть лет. Иного пути нет». Но, спрашивается, возродить до какой планки? Сам же топ-менеджер Pemex, сеньор Гонсалес Анайя, хотя и снизил расходы концерна на 22%, но не верит, судя по недавней публикации в The New York Times, в возможность повторного достижения среднесуточного уровня добычи в 3 млн баррелей. Хотя бы немного приблизиться к такому показателю поможет разве что заинтересованность в ряде глубоководных блоков со стороны таких зарубежных мейджоров, как ExxonMobil, Chevron, Shell и BP.
Устаревшие перерабатывающие заводы Pemex оперируют лишь на 60% своей мощности, что заставляет страну импортировать половину нужного ей бензина. Ежеквартально госмонополия теряет миллиарды долларов, задолжав на сегодняшний день банкам почти 100 млрд, да и удерживая пенсионные выплаты на 68 млрд. Сентябрьский взрыв одного из танкеров стал эпизодом в цепи катастроф; а тем временем банды преступников то и дело «врезаются» в местные трубопроводы. Но даже кабинет реформаторов во главе с Пенья Ньето продолжает облагать Pemex столь же высоким налогом, как и прежде. А профсоюз нефтяников, являющийся опорой правящей Институционально-революционной партии, остается столь же влиятельным и мощным, как и во времена наивысшего пика ресурсного национализма — по-латиноамерикански страстного и по-пролетарски окрашенного в кумачовый цвет.
Павел Богомолов