Следует ли спасаться от продолжающегося (вопреки отдельным просветам) ценового спада на мировом рынке нефти и газа поодиночке или все-таки сообща? В эпоху международных санкций и политизации отраслевого соперничества спорить об этом крайне трудно. Россия, пожалуй, избрала в этих непростых условиях единственно верный поход: она и не сдает своих выверенных позиций, и не заявляет, будто в нынешних трудностях нефтяной отрасли виноваты все, кроме нее самой.
Иранская нефть в Польше? Ничего страшного!
На фоне слухов о якобы угрожающем исламскому миру альянсе между Москвой и Тегераном, почти не замечена прошла швартовка двух супертанкеров с иранской нефтью у причалов Гданьска. Но факт остается фактом: 300 тысяч тонн нефти поставлено в Польшу в тестовом режиме — поставлено совершенно спокойно. А ведь по логике европейских сторонников энергонезависимости от России, в Кремле чуть ли не должны рвать на себе волосы. Мол, как же так: ведущая держава Среднего Востока, которую мы настойчиво перетягиваем в лагерь своих партнеров, помогает Варшаве диверсифицировать поставки. Но никто, представьте себе, волосы не рвет и судьбу не проклинает.
С другой стороны, посудите сами: 60% нефти, перекачиваемой силами той самой Grupa Lotos, которая и закупила партию сырья из Ирана, по-прежнему идет по «доброму старому» нефтепроводу «Дружба». А то, что остальную часть импорта поляки хотят диверсифицировать, — их дело! Вот и появились на Балтике транспорты с топливом из Африки, Азербайджана. А уж арабским сортам, особенно нефти с иракского промысла Киркук, закупаемой ведущей в Польше отраслевой корпорацией PKN Orlen, вообще «несть числа»…
При этом не надо забывать, что часть «обезличенной» ранее трубопроводной нефти Urals из РФ теперь стала поступать на польские НПЗ напрямую по отдельным контрактам с «Роснефтью», «Татнефтью» и т.д. В общем, все идет нормально, не говоря о том, что один из опорожненных (от жидкого иранского груза) супертанкеров под названием Atlanta должен теперь принять партию российской нефти и отвезти ее на экспорт в Азию. Рынок есть рынок и сгущать краски не стоит.
В Польше, однако, любят заниматься именно этим — сгущением красок и чрезмерной драматизацией. Как уже отмечалось в предыдущем обозрении «Нефтянки», польский антимонопольный орган направил письмо протеста против создания «Северного потока-2». И каков же результат варшавского демарша? Партнеры по инвестиционной программе Nord Strean 2AG вовремя, не нарушая правил Евросоюза, ответили истцу, что они готовы отозвать уведомление о своем предстоящем слиянии в рамках планировавшегося СП. Но означает ли это похороны идеи самого проекта?
Ни в коем случае! «Каждый из заявителей, — с ответственностью отмечено в совместном пресс-релизе, — будет самостоятельно искать возможности внесения вклада в проект». Иными словами, изменятся организационные каналы, форматы партнерства россиян, австрийцев, англичан, голландцев, немцев и французов. Но сам трубопровод будет проложен. И вдобавок к уже работающему «Северному потоку – 1» появятся еще две ветки совокупной мощностью 55 млрд кубометров в год.
«Отказ от создания СП, — отвечают в пресс-службе Nord Stream 2AG, — не повлияет на уже объявленные и намеченные тендеры по проекту». Так зачем же, спрашивается, «огород городить» и заниматься на Висле правовой казуистикой? Европе нужны гарантированные поставки газа с Ямала – вот в чем суть вопроса. Старейшему ядру ЕС хорошо известно, что надежный топливный мост с Востока ни разу не обрывался даже в период «холодной войны».
Кроме всего прочего, разве это не правда, что в наихудшем положении оказываются те предприятия нефтегазового сектора в бывшем ареале СЭВ, которые все-таки обрезают нити топливно-сырьевых поставок из России?! Вспомним инвестиционную программу ЛУКОЙЛа, запущенную в 1998 году, когда с помощью 200-миллионного кредита, полученного от ЕБРР, компания купила в Юго-Восточной Европе три НПЗ — в Болгарии, Румынии и на Украине? С тех пор заводы в Бургасе и Плоешти, вопреки всем нападкам местных властей и прессы, не только успешно работают, но и обновляются, набирают силу. А вот Одесский НПЗ, который ЛУКОЙЛ вынужден был продать в 2013-м группе «Ветэк» украинского бизнесмена Сергея Курченко, стоит без дела; и минувшая неделя дала этому еще одно подтверждение. Предприятие, находящееся в состоянии банкротства, может быть запущено только через несколько лет. Чтобы ускорить дело, отчаявшийся коллектив предложил 17 августа кредиторам заключить мировое соглашение, но и эту инициативу реализовать нелегко.
Таким образом, грохнуть кулаком об стол и отказаться от полувековых связей с российскими поставщиками энергоносителей не так уж трудно. А вот наладить ритмичную работу нефтегазового сектора уже без них, как показывает практика, крайне проблематично.
О «минусах» российского ТЭК – во весь голос, а о санкциях — шепотом
Впрочем, нефте- и газоэкспорт, будь то в ближнее или дальнее зарубежье, — это уже конечная фаза бизнес-цикла для вертикально интегрированных компаний РФ. Конфликтные сферы информационного противоборства вокруг судеб «постсоветской нефтянки» сложились не только в освещении энергетического сотрудничества. Они хорошо видны и в области интерпретации — часто весьма недружественной — положения дел на российском нефтегазовом поле как таковом, муссировании «гипертрофированной зависимости» РФ от якобы дряхлеющей добычи и переработки углеводородного сырья.
«Россия практически не может больше скрывать плохое состояние своей экономики, — утверждает Ева Концетт на страницах венской WirtschaftsBlatt. — Позитивных сдвигов нет, дефицит бюджета увеличивается; и пока цены на нефть «не подтянутся», улучшения не предвидится. Страна с трудом справилась с двойным шоком, связанным с санкциями и падающими ценами на нефть — в одном только 2015 году доходы РФ от экспорта нефти снизились на 30 млрд евро несмотря на рекордный объем добычи… Внешним шоком может, например, стать очередное падение цен на нефть – все-таки вывоз газа и нефти составляет 59% всего объема экспорта; госбюджет на 51% финансируется за счет доходов нефтегазового сектора».
Действительно, подверженность российской экономики всевозможным ценовым, сырьевым и прочим «цунами», увы, сохраняется. Но давайте разберемся в механизме этого воздействия на конкретном примере какой-нибудь одной, отдельно взятой отечественной компании с зарубежным капиталом. Вот, скажем московский филиал французской Total, где на этой неделе было, по сообщению Forbes, сокращено 70% сотрудников. Аналитики справедливо связывают это с недавней продаже половины французской доли в ненецком нефтяном месторождении Харьяга в пользу «Зарубежнефти».
Теперь уже она, а не Total, владеет там 40-процентным пакетом, и стала к тому же оператором проекта. Понятно, что прежние штаты уже не нужны филиалу парижского концерна. И, хотя часть его российских кадров уже трудоустроена в «Зарубежнефти», но все-таки 200 человек оказалось, что называется, на улице. Однако почему это произошло? Один из сотрудников Total указал на антимосковские секторальные санкции как на причину отказа от активного участия в проекте. По словам эксперта, западный инвестор надеялся, что сможет использовать в Арктике новейшие европейские и американские технологии, но запреты из Брюсселя и Вашингтона не позволили сделать этого. Так вот, оказывается, где собака зарыта! Сами же закулисные заказчики «санкционной музыки» не дают нашей «нефтянке» освоить нетрадиционные залежи сырья (что следовало и из вынужденного отказа той же Total от вхождения в «Баженовскую свиту» с ЛУКОЙЛом) — и сами же инспирируют ссылки западных СМИ на уязвимость российской экономики, ее топливной базы в этих условиях.
Мы и сами виноваты, но…
Впрочем, стоит ли винить в технологическом отставании шельфового, сверхтяжелого и сланцевого апстрима в России один лишь Запад? Годами правительство РФ не позволяло частным нефтегазовым компаниям получать лицензии то на «стратегически важные», то на морские месторождения, как будто изворотливые отечественные предприниматели унесут их куда-нибудь с собой(!). А ведь те же самые годы, о которых идет речь, характеризовались лучшей, чем сейчас, экспортной конъюнктурой, и многое можно было успеть. Потерянное время сказалось, увы, и в законодательстве. Принять, по четким регистрационным и налоговым критериям, концепцию «национальной компании» независимо от имущественного статуса ее владельцев, так и не удалось. И это почти чудо, что, в виде исключения, правила игры смягчились по крайней мере не на океаническом, а скорее на озерном шельфе, если иметь в виду экономическую зону РФ на Северном Каспии.
На этой неделе правительство РФ без какого-либо аукциона предоставило лицензию на месторождение «Центральное» в Каспийском море совместному предприятию «Нефтегазовая компания Центральная». 50% акций в этом СП дано казахстанскому «Казмунайгазу» а по 25% — «Газпрому» и ЛУКОЙЛу. Срок — четверть века, из которой семь лет дается на этап геологического изучения, а остальное время — на ожидаемую добычу нефтегазоконденсатов. Самим партнерам надо решить: пользоваться ли недрами в рамках общего режима налогообложения или заключить с правительством РФ соглашение о разделе продукции? Что ж, поздравим названные компании, но заметим, что «Газпром» и ЛУКОЙЛ открыли это месторождение с начальными запасами 196,1 млн тонн условного топлива еще в 2008 году, а год спустя чуть ли не потеряли «почти свой» актив именно из-за отношения властей к частным компаниям на шельфе.
В целом же, однако, тематика трудноизвлекаемой нефти и ее глобальных перспектив преувеличена, и не только у нас, но и во всем мире. Управление энергетической информации (EIA) в Минэнерго США объективно отмечает в своем отчете, что за период с 2015 года по 2040 год добыча такого сырья вырастет на планете только вдвое, не больше. В абсолютных цифрах такой рост означает повышение с 4,98 млн баррелей до 10,36 млн баррелей в сутки. Наибольшую часть этого трудоемкого и дорогостоящего прироста обеспечат, как отмечено, США, Россия, Канада и Аргентина. На сегодняшний же день объем производства в этом сегменте даже снижается. В Соединенных Штатах оно упало с марта 2015 года на 11%. Но вообще-то «малодоступная» нефть оказалась более устойчивой к низким ценам, чем ожидали многие аналитики. Так или иначе, к 2040 году в США, даже при наилучших ценовых факторах, будет ежедневно добываться не более 7,1 млн баррелей трудноизвлекаемой нефти, а при наихудших – 5 млн баррелей.
Иными словами, сверхтяжелая нефть – сверхтяжелой нефтью, а сланцы – сланцами, но, как понимают и на Западе, свой решающий бой с зарубежными конкурентами отечественные нефтяники все еще ведут на старых месторождениях — речь идет, в основном, о самой привычной для нас с советских времен области традиционных проектов, всем том, что повсюду именуется англоязычной формулой Conventional fields. И вот здесь-то рейтинговые агентства выявили на минувшей неделе немало ощутимых сравнений между операционными показателями российских и западных «игроков». Так, финансовый итог работы «Роснефти» во втором квартале 2016 года превзошел прогнозы аналитиков. Чистая прибыль российской гос компании выросла во втором квартале в 6,4 раза, составив 89 млрд рублей. Удельные расходы на добычу равны сейчас 2,5 долл. на баррель нефтяного эквивалента (бнэ). А ведь у мировых мейджоров эти показатели выше — так, у Shell, Chevron и ВР такие индикаторы приближаются к 10 долл на бнэ.
В общем, не так уж плохи дела в российском ТЭК в канун Дня нефтяника, как может показаться кому-то со стороны.
Попытка реанимировать Доху?
На этой же неделе Венесуэла, одна из стран-основательниц ОПЕК (Багдад, 1960 г.), предприняла еще одну попытку возобновить процесс консультаций о необходимости повышения цен на нефть Добиваться этого решено не только рыночными, но и договорно-политическими методами. Задача весьма трудная; и неизвестно, выполнима ли она вообще. Неудача предыдущих встреч в Дохе побуждает усомниться в успехе. Но венесуэльцы, страдающие у себя дома от беспрецедентного социально-экономического кризиса гораздо больше других, полны решимости убедить как можно больше собеседников в своей правоте. Залогом этого, как они считают, должно стать вовлечение в очередной раунд многослойного согласования не только государств-членов ОПЕК, но и других нефтедобывающих стран.
В длительное турне со столь нелегкой целью вылетели из Каракаса министры нефти и иностранных дел — Эулохьо дель Пино и Делси Родригес. Ряд запланированных встреч в ходе этой поездки уже состоялся в Иране, Омане, Саудовской Аравии. Диалоги идут один за другим. Но, честно говоря, непонятно: какого отклика ждут отчаявшиеся латиноамериканцы именно в тех столицах, где за последние недели и месяцы столько раз объявлялось, наоборот, о целенаправленном снижении цен, в особенности для азиатских потребителей?! Так, Эр-Рияд сознательно конкурирует своей удешевленной нефтью с Москвой, Багдадом и Тегераном на подступах к рынкам Индии и Китая. Все знают: запаса прочности у такой стратегии в «королевстве пустынь» маловато. Но ведь на сегодняшний день ничего другого в регионе, да и вокруг него, не просматривается.
Инициатором амбициозного, но, вместе с тем, проблематичного турне двух министров выступил, разумеется, нынешний лидер «боливарианского революционного процесса». Это – президент Венесуэлы Николас Мадуро. Благослови в членов своего кабинета в путь, он публично упомянул о том, что главное – добиться созыва широкой и авторитетной международной встречи по ценам на сырую нефть, имея в виду необходимость их повышения хотя бы до 70 долл за баррель. Было сказано, что именно в этом контексте Эулохьо дель Пино позвонил 4 августа генсеку ОПЕК Мухаммеду Баркиндо. Что ж, можно было бы предположить, что тот, поговорив о венесуэльском замысле с каракасским первоисточником, вышел за минувшие недели на контакт с крупнейшими производителями «черного золота», в том числе Россией. Тема напрашивалась бы сама собой: дескать, из Каракаса пришла интересная инициатива – вызовет ли она интерес с вашей стороны?.. Но, как ответило агентству ТАСС министерство энергетики России, пока оно не получило от ОПЕК официальных предложений по организации этой встречи.
От всех напастей не застрахуешься
Пока Венесуэла делает ставку на активизацию международного диалога о ценах, другой латиноамериканский нефтепроизводитель – Мексика – опирается в это трудное время, главным образом, на «хеджирование» своей главной отрасли. Что ж, не являясь членом Организации стран-экспортеров нефти, Мехико может позволить себе дистанцироваться от «революционных инициатив беднейших членов ОПЕК» и выручать себя от падения сырьевых доходов более прагматичным – банковским способом.
По сообщениям Bloomberg, а также портала El Economista, нынешним летом мексиканцы приобрели страховки на 2017 год раньше, чем обычно. Ценные бумаги были оплачены не августе-сентябре, а в июне – июле, когда фьючерсные цены на нефть следующего года находились на пике. Мало, как видно, доверия в стране ацтеков к зигзагообразной отраслевой хронике. А желания заслониться полисами от непредвиденного – хоть отбавляй! В прошлом году Мексика уже получила около 6,3 млрд долл в виде такой страховки, регулярно приобретаемой, кстати, с 1990 года!
Да и нынче страна имеет все шансы – уже второй год подряд – получить существенные международные выплаты для покрытия ущерба от падения цен либо их «топтания на месте». Речь идет о сумме порядка 3 млрд долл. Из чего она вытекает? В конце 2015 года Мексика обезопасила свои отраслевые риски в сегменте падения цен с помощью пула международных банков. Застраховаться было решено на уровне 49 долл за баррель. И хорошо! Ведь средняя цена мексиканской нефти марок Maya, Olmeca и Istmo до сих пор колеблется довольно низко – на планке 32,4 долл за баррель.
В общем, хеджирование – дело определенно стоящее. Но, как бы оно ни отличалось от нефтяной дипломатии венесуэльского образца, коренная проблема углеводородной энергетики «третьего мира» в равной степени не подвластна ни страховщикам, ни ростовщикам, ни проводникам внешней политики. Будничная и прозаическая работа по выводу развивающихся стран из состояния отсталости зависит по сути не от сиюминутных, пусть даже своевременных, мер. Она требует большего – постепенного отказа от чересчур громкого «ресурсного национализма», сворачивания популистских утверждений собственной природно-сырьевой исключительности, снижения планки непомерных требований «местного наполнения и национального участия» в инвестиционных проектах.
К примеру, та же Мексика, хотя и провозгласив в 2013-м далеко идущую энергетическую реформу и, казалось бы, открыв доступ иностранным компаниям на свои морские и наземные месторождения углеводородного сырья, на практике «дала слабину». Она резко уменьшила потенциальные «плюсы» этой программы и фактически снизила привлекательность ее первых раундов. На тендеры были выставлены лишь немногие и отнюдь не самые богатые ресурсами блоки. Инициаторы преобразований поддались, иными словами, нападкам националистов, не готовых к широкому переосмыслению мексиканской экономической истории и равноправному международному сотрудничеству. Как знать, не придется ли вообще передать задачу его полноценной имплементации будущим поколениям?..
Павел Богомолов