Павел Богомолов
Павел Богомолов

Многим россиянам, чего уж греха таить, хочется увидеть у наших «тесовых ворот» побольше потенциальных партнеров, вкладывающих деньги а нефтегазовую отрасль РФ. Мы частенько мечтаем об очередях инвесторов, идущих в российский топливный сектор или, на худой конец, покупателей нашего углеводородного сырья либо продуктов переработки. Но в реальной жизни так бывает не всегда. Даже близкие друзья, соседи и партнеры не ограничиваются вхождением на российский отраслевой рынок, пусть и добиваясь при этом успеха. Засматриваются на другие —  развивающиеся страны. Думают, иными словами, о территориальной  диверсификации бизнеса. Это один из законов энергетической стратегии. Налицо — желание как глобальных «мейджоров», так и небольших компаний обезопасить себя от односторонней сырьевой ориентации. И вот огромный Китай идет за «черным золотом» не только в Россию, но и в Африку. Куба просит о помощи не только братскую Венесуэлу, но и Европу; а Иран и Саудовская Аравия, вопреки своей принадлежности к одной и той же ОПЕК, входят на рынки Азии совершенно разными способами. В середине августа примеров калейдоскопической пестроты самих подходов «третьего мира» к нефти и газу было особенно много.

Карибский энергетический кризис

На минувшей неделе не проходило и дня, чтобы из латиноамериканских стран не поступала энергетическая хроника тревожного содержания. На Карибах и впрямь нарастают симптомы острейших проблем в связи с ценовой стагнацией нефтегазового рынка. Так, Гавана ожидает 25-процентного сокращения поставок «черного золота» из братской для нее Венесуэлы — той не хватает нефти для валютного экспорта, который дешевеет на глазах. Об этом глава Госсовета Республики Куба Рауль Кастро предупредил соотечественников на сессии парламента. Словом, как и в конце 1980-х — на фоне советской перестройки и распада СЭВ, когда на Карибах готовились к общеэкономическим невзгодам так называемого «особого периода», — так и сейчас в повестку дня входит «особый период топливных лимитов и дефицита электроэнергии».

Чего в эти дни хватает с избытком, так это исторических параллелей. Если на фоне «кубинского ракетного кризиса» осенью 1962 года Соединенные Штаты — ради смягчения ядерной конфронтации с СССР — обещали вывезти свои атомные боеголовки из Турции, то теперь, в дни нависающего над Кубой энергетического кризиса, вести из той же Турции вновь мелькают сплошь и рядом, причем сразу в двух контекстах. Во-первых, возрожден проект подводного газопровода «Турецкий поток». А во-вторых, муссируется недоказанная, но любопытная версия о том, что Вашингтон, раздраженный нынешним сближением Москвы с Анкарой, решил проучить самого южного члена НАТО. Намечен, мол, новый вывод оружия массового уничтожения из Турции и транспортировка этого ядерного груза в одну из бывших стран Варшавского Договора. Правда, логической связки между двумя разными эпизодами полувековой истории не просматривается, но чисто отраслевой, да и географический повторы напрашиваются сами собой.

Нефть, поставлявшаяся на Кубу по решению Венесуэлы в объеме около 100 тыс. баррелей в день с момента провозглашения боливарианского курса революции Уго Чавесом (вскоре после его прихода к власти в 1999 году), была своего рода панацеей. Для первого социалистического государства в Западном полушарии она стала спасительной. Как в равной степени выручало кубинцев и предприятие, предназначенное для переработки этого сырья. Заложенный еще советскими специалистами, НПЗ в Сьенфуэгосе был достроен уже с венесуэльцами, обрел статус СП и исправно обеспечивал страну добротным горючим. Что же касается мазута и прочей низко-октановой продукции, то она производится, главным образом, из ежегодных 4 млн тонн сернистой нефти и газа, которые дает собственная добыча. А потребляет их, главным образом, кубинская элетроэнергетика.

shutterstock_277774577  Вроде бы все логично. Но снабжать Кубу привозными углеводородами становится все труднее. Хотя Каракас не подтверждает статистики мировых центров отраслевого анализа, но те упрямо пишут об упадке главной отрасли венесуэльской экономики. Похоже, за последние годы добыча «черного золота» и впрямь могла снизиться в «легендарной кладовой к востоку от Анд» с 3,2 млн баррелей до 2,3 млн баррелей в сутки. Но это было бы еще полбеды, если бы не два «сверхплановых» негативных фактора. По стране ударили и затянувшийся спад цен на нефть, и сильнейшая засуха, снизившая гидроэнергетический потенциал венесуэльского водохранилища El Juri.

А ведь во времена Юрия Гагарина и то же самое искусственное озеро, и пенистый водопад El Angel (один из высочайших во всем мире) считались извечно-полноводными. Вы наверняка спросите: при чем тут «космонавт номер один»? Как я не раз слышал за годы работы в Каракасе, полвека назад командир первого «Востока» в ходе своего визита в Венесуэлу подружился, рыбача на тех водоемах, с русским эмигрантом из числа перебравшихся за океан казаков. В итоге посольство СССР, потерявшее связь с Гагариным, разыскало его с приятелем у котелка с ухой лишь через несколько дней!..

…Так или иначе, обесценивание нефти и злосчастная остановка турбин на ГЭС вынудили венесуэльцев принять авральные меры, в том числе в деликатной сфере внешнеэкономических связей. Так, госкомпания PDVSA приступила к консультациям с банковским гигантом Credit Suisse о шансах на перенос сроков выплаты своего долга по эмитированному ранее тиражу корпоративных бондов. Как сообщает Thompson Reuters, речь идет о графике погашения процентов по амортизации займа, требующем от Каракаса выплат швейцарскому кредитору в последнем квартале 2016 года, как и в 2017 году. Если первый транш, судя по венесуэльским источникам, особых проблем не вызовет, то последующая серия переводов — под вопросом. Невозможность своевременной оплаты может коснуться немалой суммы — 2,3 млрд долл, причем Credit Suisse, возможно, является не единственным гарантом венесуэльской задолженности. Могут быть и другие международные кредитно-финансовые структуры, требующие от столь крупного, но столкнувшегося с тяжелыми проблемами южноамериканского игрока своевременных платежей.

«Нефтянка» уже писала о ближневосточных визитах министров нефти и иностранных дел в кабинете Николаса Мадуро — Эулохьо дель Пино и Делси Родригес. Их целью было добиться созыва встречи  полномочных эмиссаров не только стран-членов ОПЕК, но и других государств-производителей сырья для улучшения ценовой конъюнктуры. Что ж, эта встреча, инициированная в итоге не только Венесуэлой, но и Эквадором, Кувейтом и Алжиром, должна состояться в алжирской столице 26-28 сентября. Но гарантий успеха по-прежнему нет — каждая делегация наверняка будет воспринимать идею замораживания добычи по-своему, и печальный опыт недавнего срыва такого же мероприятия в Дохе отнюдь не стерт из памяти.

Тень энергодефицита, вызванного мрачным региональным контекстом в Карибах, нависла не только над Кубой. В тупике рискует оказаться и весь нефтяной альянс «Петрокарибе», созданный Чавесом для льготных поставок венесуэльского топлива доброй дюжине малых стран Антильской гряды и Центральной Америки. Преференциальные цены для слабых можно держать лишь при высоких ценах для сильных, не так ли? Если же этот механизм нереален, то целая система «чавистской» солидарности и взаимопомощи оказывается под ударом. И теперь уже неизвестно: за кого будут завтра или послезавтра голосовать новые, быть может, правоконсервативные(!)  режимы крохотных, но суверенных государств в ОАГ или, скажем, под сводами ООН.

В таких условиях не удивительно, что Куба пытается хотя бы отчасти застраховаться от топливного голода. Но, спрашивается, каким образом? Уже объявлено, что 1 и 2 сентября в Гаване состоится международная встреча представителей энергетического сектора 14 стран Америки и Европы. Цель — совместно изучить возможности привлечения зарубежных инвесторов к реализации отраслевых проектов на острове. Участие в форуме примут руководители ряда корпораций и фирм Германии, Канады, Великобритании, США, Франции, Нидерландов, Мексики, Пуэрто-Рико, Чехии, Панамы, Коста-Рики и некоторых других государств. Не чувствуется ли в столь обширном списке отзвук итогов недавней нормализации отношений между Кубой и Соединенными Штатами?

Речь на гаванской встрече пойдет, главным образом, об альтернативных источниках энергии — ветре, солнце, биомассе и т.д. Стратегия республики формулируется так, что нетрадиционные, возобновляемые энергоносители должны к 2030 году превысить 24% в общем объеме генерируемого в стране света. Фактически — возьмем на себя смелость — это означает, что еще недавние надежды Гаваны на перспективное бурение глубоководных блоков в Мексиканском заливе ослабли. По итогам неудачных попыток зарубежных инвесторов они более не расцениваются в качестве рабочего варианта на ближайшее будущее. По данным отраслевых изданий, в последнее время в нефтеносности ряда участков кубинского оффшора усомнились и некоторые западноевропейские компании, и, возможно, российская «Зарубежнефть».

Ну а как тем временем складывается ситуация на Ближнем Востоке, куда, как отмечалось выше, нанесли ряд челночных визитов высокопоставленные гости из Венесуэлы — Эулохьо дель Пино и Делси Родригес?

Призыв Каракаса услышан в ОПЕК, но…

Страна, где лидеры нефтегазового сектора безоговорочно согласились с доводами венесуэльских гостей о необходимости замораживания добычи, часто фигурирует на лентах информагентств. Но вот незадача: фигурирует она как-то одиноко среди своих соседей по региону. Речь идет об исламском Иране. Тегеран, и только он, намерен в регионе «поддержать соглашение о стабилизации уровня добычи нефти». Но, во-первых, это намерение не стало окончательным, и его реализация будет зависеть от согласия с другими производителями «черного золота», что пока еще не факт. Во-вторых,  как отметил в беседе с Reuters отраслевой источник в Персидском заливе, «в ближайшее время Тегеран достигнет того уровня производства, который существовал в стране до введения санкций» (отмененных недавно). В общем, вполне может быть, что, казалось бы, сговорчивый Иран при всем желании не смог бы сразу поднять объем производства сверх своего же максимума.

shutterstock_295133327  В-третьих, та же региональная держава критически смотрит на заморозку добычи жидких углеводородов силами ОПЕК лишь как на часть назревших мер. «Иран предпочитает, чтобы со стороны экспортного картеля было больше действий, чем просто нивелировка добычи странами-участницами организации на максимальном уровне», — отметил тот же источник. Еще один мотив двойственной позиции Тегерана сведен, как видно, к сумме не столько ценовых, сколько морально-психологических факторов. Республика видит трещину в рядах картеля между богатыми и бедными странами. Одна группа, представленная монархиями Персидского залива, все еще способна не только сказочно обогащать местные элиты, но и поддерживать приемлемый уровень жизни населения. А вторая половина ОПЕК испытывает в социальной сфере все больше трудностей. Понятно, что Иран, не выпускающий из рук знамени антишахской «революции бедняков» 1979 года, позиционирует себя именно в этом «лагере антиимпериалистической ориентации».

Есть, впрочем, и пятая причина, по которой эмиссары Николаса Мадуро смогли заручиться поддержкой не где-нибудь, а в Тегеране, пусть даже при всех его оговорках. Ведь там давно уже выработан пусть и не безупречный, но зато всем ясный критерий ответа на любые международные инициативы: если Саудовская Аравия — «против», то Иран, ее непримиримый соперник в регионе, обязательно должен быть «за». Так вышло и на сей раз. Узнав, что в Эр-Рияде, снизившем в последние недели цены на свою нефть для Индии и КНР назло продавцам из России, не поддержан  призыв Эулохьо дель Пино к заморозке, Тегеран поступил наоборот. И пообещал Каракасу не только свое участие, но и голос на вышеупомянутом форуме стран-производителей нефти по ценовому вопросу, готовящемся в Алжире.

Но вдруг в этой, казалось бы, логичной истории появилась смысловая неувязка. Вместе с королями, эмирами, султанами неоднозначно высказался по тому же вопросу о заморозке еще и… не богатый, а растерзанный войнами и терактами сосед Ирана — Ирак. Багдадский министр нефти Джабар аль-Ляиби, назначенный на этот пост в августе текущего года, призвал, как раз на фоне турне венесуэльского «тандема», не к нивелировке, а к подъему добычи и экспорта нефти и газа! Чувствуется: министр готов бороться за это даже ценой их временного удешевления! Как убежден лидер главной отрасли Ирака, этот путь, а не искусственный лимит, ведет к «максимизации доходов государств-членов ОПЕК». Правда, Багдад все-таки не отказывается направить г-на яль Ляиби в Алжир и публично не возражает против ценовой дипломатии в венесуэльском стиле. Но при этом иракский коллега задался таким вопросом: каковы они в действительности на нынешний момент, эти справедливые цены?! Похоже, остановить или хотя бы замедлить маховик скважин на Тигре и Евфрате все еще не собираются.

Reuters сообщает об услышанном со ссылкой на представителя иракского министерства — Асима Джихада. Как видно, в целом багдадское руководство полно решимости выгадать в русле своего топливного курса не на изогнутой цене барреля, а на растущих объемах отраслевого оборота. Иными словами, там хотят производить как можно больше. Что толку «судиться да рядиться» при стагнации самой добычи? — недоумевают иракцы, и твердо наращивают темпы роста. Согласно данным Международного энергетического агентства, в июле экспорт нефти из этой арабской страны достиг 3,71 млн баррелей в день; а объем среднесуточной добычи составлял около 4,33 млн баррелей, что на 80 тыс. баррелей выше показателей июня. Да, при такой динамике мы вряд ли услышим от «наследников Вавилонского царства» свидетельства готовности к замораживанию производства.

Понятное дело: чтобы не только провозгласить, но и на деле обеспечить подъем сектора, багдадским чиновникам и менеджерам госкомпаний мало собственных рычагов. Приходится обращаться к иностранным инвесторам. Без их капиталов и технологий казна Ирака недополучила бы 95% доходов, да и отраслевые планы стали бы миражом в пустыне. Поэтому министром была срочно проведена серия встреч с такими авторитетными зарубежными игроками. Среди них — CNPC, BP, Shell, Eni, ExxonMobil и, не в последнюю очередь, ЛУКОЙЛ, оперирующий одним из крупнейших в мире наземных месторождений «черного золота» — Западной Курной-2. В каждой беседе звучал призыв максимизировать добычу и перекачку нефти. И вот тут-то мы видим парадокс: сравнительно недавно иракские власти, наоборот, просили тех же инвесторов снизить объемы добычи. Но, спрашивается, почему?

Виной всему — издержки того чрезмерного «ресурсного национализма», который так часто обсуждается в прессе. Как известно, самым ясным, логично выстроенным форматом транснациональных вложений в большую нефть «третьего мира» являются типовые Соглашения о разделе продукции (СРП). Но радикальному крылу патриотических сил, будь то в Африке, Латинской Америке или на Ближнем Востоке, эти соглашения не нравятся. Слишком уж много, на их взгляд, прав собственности, пусть даже временной, дают зарубежным нефтяникам эти документы. А что, если отвести иностранцам, пусть даже самым маститым, роль не совладельцев тех или иных промыслов, а сервисников, как будто речь идет о филиалах Halliburton и Baker Hughes?!

Замена, о которой идет речь, крайне сомнительна — словно вы приходите куда-то по подрядному заказу как маляр либо электрик, а не в стремлении разделить все «плюсы» и «минусы» последующей судьбы того или иного сырьевого актива. А теперь представим себе, что при таком раскладе резко падают мировые цены на углеводороды, и заказчику не хватает обещанных средств расплатиться с вами, пусть даже нефтью, за те объемы, которые вы реально добыли. Вот он и просит вас «попридержать» до поры до времени дебеты скважин. Увы, в столь шатком положении оказались полгода назад инвесторы в Ираке. Никто из них, правда, не жалуется: и при таких порядках заработать все-таки можно. Но, с другой стороны, при «минусах» сервисного контракта вы сильнее подвержены зигзагам и перепадам как глобально-рыночной динамики, так и местного политического и хозяйственного курса.

Китай идет за африканской нефтью с оружием в руках

Две большие части исламского мира, азиатская и африканская, рассечены, как известно, длинным и сверкающим водной гладью «кинжалом» Красного моря. Африка, где северный массив мусульманских государств Сахары и Сахеля перерастает к югу в большой ареал христианских стран, стала вторым по величине источником экспорта сырой нефти в Китайскую Народную Республику. Если крупнейшим региональным поставщиком «черного золота» в КНР (около 52%) считается Ближний Восток, то Африка обеспечивает для крупнейшей азиатской экономики следующую позицию в той же «табели о рангах» — 23% ввоза жидких углеводородов из-за рубежа. Это —примерно 1,3 млн баррелей ежесуточно. В общем, тоже немало.

shutterstock_138308999И закономерно, что на минувшей неделе пекинское руководство приняло окончательное решение о начале строительства первой в мире военной базы КНР на перекрестке столь важных сырьевых маршрутов. Происходит это на полпути между ближневосточной и африканской сферами влияния и инвестиций могучей дальневосточной державы – на берегу Красного моря. Точнее говоря, речь идет об экс-колонии Парижа, известной когда-то как Французское (наряду с Итальянским и Британским) Сомали. Сегодня это государство — по имени своей столицы и порта — называется Джибути. Там, на площади около 400 тыс. квадратных метров, как раз и начинается в эти дни возведение китайского аванпоста. Как сообщает Fox News, он призван разместить на своей территории склады оружия и боеприпасов, службы по ремонту и эксплуатации флота и авиации, а также, весьма вероятно, казармы для контингента морских пехотинцев с далеких берегов Тихого океана.

В зоны непосредственной оперативной досягаемости для этих войск войдут природные кладовые гигантского материка. Он, без преувеличений, располагает огромными запасами минеральных и органических ресурсов, 60 процентами все еще не обрабатываемых земель сельскохозяйственного назначения, а также сотнями миллионов неиспользуемых рабочих рук. Требуется защитить от террористической либо иной угрозы запущенный Китаем курс диверсификации поставок полезных ископаемых из Африки. Эта задача, прежде всего, созвучна охране инвестиционных проектов в секторе нефти и газа. Если в 2003 году прямые капиталовложения из КНР составили там всего 500 млн долл, то теперь они достигли 40 миллиардов!

Только в субрегионах южнее Сахары китайцы предоставили 20 млрд долл в виде целевых займов на развитие инфраструктуры. Причем ее львиная доля так или иначе связана с углеводородным сырьем. По данным EIA, всего за три с половиной десятилетия доказанные запасы нефти в Африке возросли на 120% — с 57 млрд баррелей до 124 млрд баррелей. А по оценке KPMG, вокруг побережья континента ждут своего открытия еще по меньшей мере 100 млрд баррелей. Более чем на 140% возросли запасы природного газа – с 210 трлн кубических футов в 1980 году до 509 трлн в 2012-м. Причем в ходе активной геологоразведки эти показатели постоянно увеличиваются.

В одном только Мозамбике не так давно было открыто 127 трлн кубических футов «голубого топлива», а вероятные недоказанные запасы оценены еще в 153 триллиона. Кстати, наряду с Eni и другими европейскими инвесторами, солидное место в офшорном апстриме близ берегов бывшей португальской колонии должно было бы по идее занять планировавшееся еще недавно партнерство «Роснефти» и ExxonMobil. Но, как видно, ледяные ветры антироссийских санкций заставляют порой откладывать многообещающие проекты даже в тропической Африке.

Вернемся же, однако, к китайской военной базе в Джибути. К сфере ее ответственности будет относиться превентивная и прямая поддержка – в чрезвычайных ситуациях – целого ряда нефтегазовых проектов, которые могут пострадать и от разгула стихии, и от пиратства, и от сепаратизма, и от религиозно-племенных фанатиков, и от локальных войн, и от гражданских и этнических конфликтов. 11% импортной нефти для КНР дает Ангола, по 2% — Конго и Южный Судан. К региональным экспортерам с меньшими долями относятся Алжир, Чад, Габон, Кения и Уганда. Включена в этот список и нефтегазоносная, но нестабильная Нигерия. А там даже такие гиганты, как Shell, вынуждены в последнее время останавливать под ударами диверсантов буровые платформы и целые трубопроводы, как, например, экспортную артерию для весьма востребованной за рубежом нефти сорта Bonny Light.

Если раньше единственной угрозой для нигерийских апстрим-проектов были происки сепаратистов из пресловутого «Движения за эмансипацию Дельты», то теперь не меньшую опасность представляет собой вооруженная до зубов группировка радикальных исламистов «Боко Харам». Это она присягнула на верность высшему руководству запрещенного в России ИГ. На днях нигерийские ВВС нанесли хирургически точный удар по предводителю и полевым командирам «Боко Харам» на северо-востоке страны. По данным Independent, смертельное ранение получил главарь бандитов Абубакар Шекау, собравший подчиненных якобы для религиозных обрядов в деревне Тайе, что в штате Борно. Поговаривают, что в недавних авианалетах не только в Нигерии, но и в других странах континента широко использовались беспилотники китайского производства. Словом, дроны с маркой «Сделано в КНР» — еще одно важное звено антитеррористических арсеналов в Африке.

И вот еще что интересно: первый в мире заграничный аванпост китайской военной машины открыт всего в 13 километрах от крупнейшей американской базы за рубежом. Да-да, она находится там же – в Джибути. Разница лишь в том, что для КНР эта точка уникальна, а для США крохотное африканское государство – одна из 42 стран, принявших у себя плацдармы вооруженного присутствия Вашингтона. А ведь теоретически китайцы могли бы подобрать для своего объекта какой-то иной пункт на карте того же материка и, чтобы не соседствовать с «бумажным тигром», договориться с властями другой страны. Но воистину конфуцианское спокойствие – превыше всего. Да и зачем дистанцироваться в Африке от глобального гегемона, намекая на свой протест против его политики? Куда лучше дать понять, что никакой дуэли между Пекином и Белым домом в тропиках якобы нет и в помине. Избрав Джибути, КНР подтвердила, насколько продуманно и осторожно она ведет себя в ходе реализации своей стратегии. Китайцы ненавязчиво показывают: своим военным присутствием мы вовсе не хотим кому-то досадить, либо что-то противопоставить; а скорее идем, так сказать, на параллельных курсах.

Когда-то, в далекие 1960-е годы, сырьевые залежи Африки гостеприимно раскрывались, в основном, не перед азиатской державой, а перед Советским Союзом, его геологами и строителями. Китай же, будучи в ту пору явно маоистским, с немалой долей авантюризма проповедовал в дебрях бывших колоний теорию классовой борьбы в ее наиболее жестоком – вооруженном преломлении. А Москва если и поддерживала повстанческие движения, то, главным образом, в тех субрегионах, где правил апартеид неонацистского толка – крайняя форма узаконенной меньшинством расовой сегрегации коренного населения. Кремль, иными словами, если и помогал партизанам, то в ЮАР, Намибии, Анголе, Зимбабве, Мозамбике и еще немногих странах; а по иным африканским адресам выполнялись сугубо мирные, созидательные планы партнерства. Так не было ли это верным и, более того, провидческим курсом, бездумно заброшенным позднее — в эпоху «нового политического мышления»? Ведь именно тогда национально-освободительные движения стали называться я Кремле криминальными; а кладовые нефти, газа, урана, бокситов, меди, кобальта и иных богатств в последний момент ускользнули в руки тех, кто как раз и подпитывал апартеид десятилетиями? Ныне, однако, позитивную внешнеэкономическую эстафету в Африке перехватил Китай. Добавим: Китай социалистический, но реформированный и рыночный. Что ж, времена и впрямь меняются; и ничего тут, как говорится, не попишешь…

Павел Богомолов