Прибыть во вторую — после Саудовской Аравии — по добыче нефти (не менее 4647,8 баррелей в день) страну ОПЕК и… не встретиться с ее руководством(!). Уж не выглядит ли это дико даже для нынешнего президента Соединенных Штатов? Читатель, влюбленный в Америку, отмахнется: Трамп летал в Ирак не для бесед о рынке «черного золота». У него, мол, были иные цели. Главная среди них — укрепить моральный дух парней в камуфляжной форме своим ораторским напором и красотой первой леди США — словенки Мелании Трамп. Реабилитироваться за недавний указ о выводе войск из соседней с Ираком Сирии (что повергло Пентагон в уныние и привело к отставке министра обороны Джима Мэттиса). Вот-де и все причины экстравагантного блиц-визита под покровом звездной ночи Месопотамии. В общем, Трампу понадобилось заверить планету: с Ближнего Востока Америка ни за что не уйдет. А заодно и захотелось поздравить с Рождеством расквартированных на Тигре и Евфрате соотечественников в погонах. Да и, кстати, пообещать 10-процентную надбавку к жалованью 5 тысячам отправленных туда военнослужащих (из которой конгрессом США ассигновано лишь 2,6%). 

Блиц-визит под покровом «Тысячи и одной ночи»

Фото: SAUL LOEB/AFP/Getty Images

«Мы уже не сосунки — слышите, ребята? — простонародно заявил как всегда самоуверенный Трамп. То есть, можно сказать, подытожил, выступая на военно-воздушной базе al-Asad, итоги первых двух лет своего правления. — Нас снова уважают как нацию!».

А что, спрашивается, былая команда трамповского однопартийца — ныне экс-президента США Джорджа Буша младшего, вторгшегося в Ирак 15 лет назад, — разве те властолюбивые республиканцы были «сосунками»? Ничего подобного! Просто в их агрессивности неизменно присутствовала еще и доля политической откровенности и нескрываемого уважения к «Ее Величеству Нефти». Мыслимое ли дело: глава тогдашнего кабинета был выходцем из богатого техасского нефтяного клана, вице-президент США Ричард Чейни — бывшим гендиректором нефтесервисного гиганта Halliburton, а госсекретарь Кондолиза Райс — недавним членом правления транснациональной Chevron. Можете себе представить: какое место занимала, причем вполне публично, топливно-сырьевая экспансия в действиях тогдашней вашингтонской элиты.

Те проводники американского курса манипулировали политикой стран ОПЕК через своих фаворитов, а по необходимости еще и насаждали таковых вместо враждовавших с Западом лидеров типа Саддама Хуссейна. А сейчас — другая эпоха. В соответствии с «Новой энергетической стратегией Трампа» вообще не признается никакая, даже элементарно-коммерческая зависимость экономики США от нефтеэкспортного картеля. Если же время от времени президент или госсекретарь посещают дворцы монархий Персидского залива, то лишь в тех случаях, когда речь идет в основном не об углеводородах, а о партиях оружия. Разрушенный же войнами Багдад не имеет на это средств.

Поэтому, когда премьер-министр арабской страны Адель Абдул Махди предложил Трампу встретиться с ним 27 декабря в подобающем месте на иракской территории как таковой, — незваный гость равнодушно отказался. Взамен, по данным Reuters, Трамп пригласил г-на Махди на базу своих ВВС. Глава правительства суверенного государства, где Рождество отмечается только немногочисленными христианами, не счел такое приглашение приличным — и, что называется, обиженно остался при своих интересах. Как истолковали все это иракцы между собой — одному богу известно. Возможно, решили они, президент США не пожелал выехать за увенчанные колючей проволокой ворота базы al-Asad потому, что он вообще опасается нештатных ситуаций в «горячих точках» планеты. Опасается со времен своей молодости, когда ему удалось «откосить» от мобилизации на войну во Вьетнаме. 

Впрочем, есть еще один удручающий Трампа момент. После свержения власти суннитского меньшинства и казни Саддама в оккупированном Ираке обрели высокую государственную роль выходцы из шиитской ветви ислама. А ведь почти все они — друзья Ирана, сдавленного нынче американскими нефтеэкспортными санкциями. Недаром, солидаризируясь с наследниками Персидского царства, лидер шиитского блока Islah в иракском парламенте Сабах аль-Саади назвал «десантирование» президента США «вызывающим нарушением багдадского суверенитета». А командующий местным — и, кстати, наиболее многочисленным — шиитским ополчением Asaib Ahl al-Haqq г-н Куайс аль-Хазали предупредил в своем твите о том, что со временем тамошние законодатели «заставят-таки войска США убраться из страны».

Вытеснить россиян и китайцев с Черного континента?

Тем временем фронтом вооруженных конфликтов стал пока отнюдь не Персидский залив, а Йемен. Ведь это там альянс во главе с Эр-Риядом воюет с повстанцами, поддержанными Ираном. Поэтому, хотя Йемен и не славится кладовыми нефти, но именно там, в Баб-эль-Мандебском проливе, жарче всего. Ведь рядом проходят уязвимые отныне танкерные трассы. 

Следовательно, судьба трансконтинентальных рынков углеводородного сырья в немалой мере будут зависеть в 2019-м от событий в этой «горячей точке». Еще бы — за Йеменом стелется Красное море, на противоположном (то есть африканском) берегу которого соседствуют в Джибути сразу четыре военных базы: американская, французская, японская и… китайская. Белый дом мнителен — там полагают, будто между этим объектом под флагом КНР и присутствием РФ в сирийских городах Хмеймиме и Тартусе пролегает незримая коалиционно-смысловая ось. Дескать, нацелена она — в конечном счете — на усиление «опасно-сдвоенного» влияния Москвы и Пекина не только на Ближнем Востоке, но и на Черном континенте.

Зловещий изгиб нынешнего вашингтонского курса в отношении Африки — попытка Трампа заменить в общем-то законное продвижение собственных интересов… интригами против региональных позиций РФ и КНР. Словно забыв о целях борьбы с терроризмом, США выводят часть своих воинских контингентов из африканских стран, экономя на базах и гарнизонах, словно в Сирии. Не надеясь доминировать своими капиталами на Черном континенте, Америка кратно уступает в этом плане китайцам. Но зато взвинчивает тон антикремлевской и антипекинской риторики, выкручивая руки всем, кто не согласен. Атаку ведет помощник Трампа по национальной безопасности Джон Болтон. Его речь в консервативном «мозговом тресте» за океаном — исследовательском центре Heritage Foundation стала манифестом для всех, кто хочет столкнуть россиян и китайцев с экваториального пояса планеты. 

Джон Болтон. Фото: AP Photo/Cliff Owen

«Великие державы-соперники, а именно Китай и Россия, стремительно расширяют финансовое и политическое влияние по всей Африке, — заявил Болтон. — Они целенаправленно и агрессивно вкладывают свои инвестиции в регион, чтобы получить конкурентное преимущество над США». Политику Москвы и Пекина оратор назвал «хищнической», добавив, что она якобы не только грозит суверенитету африканских стран, но и «мешает американским военным операциям(!)». Итак, главной задачей новой внешнеполитической стратегии США на Черном континенте становится противодействие целям обоих названных соперников, и эта линия «начинает действовать сразу же». 

Лицемерие таких призывов очевидно: уже не в силах догнать конкурентов по темпам мирного состязания за инвестиционные высоты на африканском рынке, хранящем 30% природных ресурсов Земли, американцы валят все с больной головы на здоровую. И шантажируют «третий мир»: вот, глядишь, потесним китайцев и россиян — тогда и «откупорим» каналы финансового проникновения со всей щедростью. Двойственность такого подхода (как и то, что Африка отлично знает о нависшей нынче над Америкой угрозой кризиса) очевидна. Собственно, этот дуализм как раз и тормозит освоение потенциала, характеризуемого баснословной доступностью полезных ископаемых.  

Африканский ТЭК: прорывы пока отложены

Пару лет назад, понадеявшись на взятый альянсом ОПЕК+ курс квотных ограничений на добычу, Черный континент рассчитывал на бурный приток инвестиций в углеводородный сектор. Или, во всяком случае, на запоздалое размораживание большинства «зависших» ранее капиталовложений либо так и не принятых «Окончательных инвестиционных решений» по таковым.

Увы, масштабной — всеохватывающей активизации нефтегазового бизнеса не произошло к югу от Сахары ни в апстриме, ни в даунстриме. Если и были сенсационные вести, то на севере — в арабской части материка. Так, Египет гордо выступил в июле с заявлением о полном самообеспечении газом. А южнее — в поясе Сахеля, да и в Экваториальной Африке, столь же крупных вех не было. Хорошо еще, что регион смог удержать 12-процентную долю разведанных мировых запасов «черного золота» и 11% добычи. 10 ведущих стран — Нигерия, Алжир, Ангола, Ливия, Египет, Судан, Экваториальная Гвинея, Демократическая Республика Конго, Габон и ЮАР. Но заметного увеличения показателей нет, хотя еще недавно ожидался мощный подъем. Судя по всему, прирост добычи сырья на 7,3% реализован не полностью. 

Не хватает, видимо, решительных шагов по выводу на передний план качественно новых субрегионов Африки, сравнимых своим «разбуженным потенциалом» с такими провинциями, как бразильский шельф, аргентинская Vaca Muerta и наша Восточная Сибирь. Так, в Восточной Африке отложено окончательное инвестрешение по главному региональному проекту. Это — план развития нефтеносного бассейна в Уганде. На западе материка столь же туманной выглядит судьба двух мега-месторождений в Нигерии, которые считаются весьма богатыми «черным золотом». Это офшорные блоки Bonga West Aparo и Zabazaba. А еще об одном тамошнем проекте — ANOH — если и говорят порою, то шепотом, дабы не раздражать лишний раз население.

Подписание соглашение по разработке газового проекта Assa North and Ohaji South (ANOH)

В той же Нигерии, занимающей почетное место среди членов ОПЕК, хуже всего по итогам 2018-го выглядит досадная осечка в схеме транспортировки углеводородов. Это — срыв графика намечавшейся газопроводной стыковки на национальном топливно-энергетическом кольце, которое соединит своими обводами штат Риверс на добывающем востоке с промышленно-торговыми рынками ее запада. Финальная часть трассы — Oben-Obiafu-Obricom (OB3) — будет перекачивать по 2 млрд кубических футов «голубого топлива» в день. Но пока артерия не доведена до ума. А ведь контракт был выдан еще в 2012-м в пользу компаний Messrs Nestoil Limited и Oilserv Limited. Но если второй партнер справился с возложенными задачами в рамках сегмента Lot B, то Nestoil замешкалась — и просит дать ей шанс завершить стройку в 2019-м.

Вообще надо сказать, что в сфере добычи и инфраструктуры газа та же Нигерия подает больше поводов к организационной путанице и отставанию, чем в разработке и экспорте жидких углеводородов. Так, Savannah Petroleum не справилась с обещанным переводом на свой баланс ряда активов группы Seven Energy. Не прошла своповая сделка «нефть за газ» с фирмой Frontier Oil Ltd, не выкуплены акции миноритариев в Universal Energy Resources Ltd. В итоге серия последовательных бизнес-акций, объявленная 13 месяцев назад, попросту застряла. А сама виновница этого нагромождения срывов, Savannah Petroleum, не нашла ничего лучшего, как подделать (видимо, для подъема боевого духа) пять геологических открытий, которые на поверку оказались вовсе не таковыми. А являются они всего лишь… завершенно-офисными оценками давно уже сделанных в недрах страны открытий. Одним словом, банальное лукавство пополам, казалось бы, с серьезным бизнесом.

Передвинуто на 2019-й наземное бурение на нигерийском северо-востоке — речь идет о районе Kolmani River 2. А ведь еще в 1999-м англо-голландская Shell успешно поработала там по соседству — на блоках Kolmani River 1, где объем разведанных запасов газа был оценен в 33 млрд кубических футов. Но, конечно, самой горькой «газовой неудачей» Нигерии в 2018-м можно считать затягивание решающей фазы в русле всей СПГ-программы, широко и громко разрекламированной там же — в устье Нигера. Это — амбициозная, но так и не законченная стадия данного СПГ-плана со сметой в 13 млрд долл — Train 7.

Успехи, однако, тоже имеются     

С другой стороны, подвижки видны и в страдающей низкими темпами Африке. Так, норвежцы сделали солидное открытие на шельфе Габона. 60 тендерных заявок подали на блоки 5 месторождений в ходе лицензионного раунда в Гане 16 компаний. Среди них — такие игроки, как ExxonMobil (долго не работавшая в Аккре при прежних правительствах), а также Total и BP. 

Последняя корпорация, кстати, неизменно активна в этом все еще слабо изученном топливно-ресурсном ареале. Недаром именитый британский игрок уже принял со своими партнерами важное решение. Речь — о постройке уже третьего по счету плавучего СПГ-завода (Coral South Vessel) для работы на двух пограничных блоках Мавритании и Сенегала (где с ВР конкурирует ее же соотечественница Cairn Energy, намечающая дать первую нефть в 2022 году). Что же касается двух уже действующих судов столь же комплексного (от добычи до сжижения и экспорта) назначения (Hilli Episeyo и Coral South), то они работают у берегов Камеруна и Мозамбика. Кроме того, в декабре вышеупомянутая ВР примирилась с властями Анголы по продлению до 2032 года лицензионного контракта на участке Greater Plutonio офшорного блока 18. Достигнута, наконец, договоренность по разведочному циклу на участке Platina того же блока, где партнером для ВР стала местная Sonangol.

Если наследники British Petroleum по традиции идут в дорогостоящий глубоководный оффшор, то британские компании среднего калибра больше продвинулись на те участки нигерийской акватории, которые отличаются мелководьем. Так, инжиниринговая фирма Aquaterra, с головным офисом в Норвиче, выиграла контракт на поставку и монтаж буровых платформ на двух неглубоких месторождениях в Гвинейском заливе — Madu и Anyala. Установки рассчитаны на возможные открытия как нефти, так и газа. Партнером англичан стала местная сервисная корпорация Maerlin Nigeria Ltd.    

Тем временем Africa Energy Corp, желая превратить не очень-то богатую энергоактивами ЮАР хотя бы в среднеразвитую углеводородную державу, объединила там усилия с Total, Qatar Petroleum и Canadian Natural Resources. Ставка сделана на 85-дневное бурение разведочной скважины Brulpadda 1AX. Полупогружное судно Adfiell Deepsea Stavanger пройдет «стальным шприцем» 1432-метровую толщу океанской воды и 3420 метров дна. Тогда мы и узнаем об итогах. Но уверенности в позитивном исходе нет. К примеру, соседняя с ЮАР Намибия, сказочно богатая наземными залежами полезных ископаемых, не радует геологов на море. Скважина Cormorant 1, пробуренная в сентябре англо-голландской Tullow близ акватории Анголы сквозь 548-метровый слой Атлантики на «донной» глубине 3855 метров, оказалась сухой и была покинута специализированным судном Ocean Rig Poseidon. 

Быть может, гадали в экспертных кругах, тому же судну повезет теперь в ангольских водах? Посчастливится, словом, на подряде у итальянской Eni, где Ocean Rig Poseidon становится пятой платформой среди одновременно работающих там западных партнеров по контрактам с местной Sonangol. И вот смутные предсказания оборачиваются явью. 14 декабря на ангольском оффшорном блоке 15/06 буровики Eni сделали открытие на разведочной структуре Afoxe. Обнаружены богатые нефтью песчаники, содержащие от 170 до 200 млн баррелей «черного золота»… На этом вдохновляющем фоне неудивительно, что растущую активность в водах той же страны проявляют на старте Нового года французская Total и норвежская Equinor. 

Очеловечить энергетику от Гибралтара до Кейптауна

Если и существует в буднях африканского ТЭК нечто по-настоящему обнадеживающее, то это — все более ощутимый природоохранный акцент. Просматривается обращенность хотя бы части отраслевых проектов к Человеку — его не только материальным, но и многим другим потребностям.

Если россиянам французский концерн Engie знаком как упорный, не сгибающийся под вашингтонскими и брюссельскими санкциями участник «Северного потока-2», то в Западной Африке тот же холдинг знаком еще и в качестве пионера прогрессивного и экологичного роста даунстрима, путей сообщения и урбанизации. 17 декабря Амаду Коне, министр транспорта Кот д’Ивуара, торжественно открыл в деловой столице республики — Абиджане — автобусный парк качественно нового типа. Вместе с другими чиновниками и менеджерами Engie он дал старт использованию на пассажирских трассах этой бывшей французской колонии автобусов самого молодого поколения с маркой Iveco. Заправляются новые машины сдавленным на компрессорных станциях природным газом. И дешевизна, и низко-отходная работа таких двигателей не просто впечатляет. Они становятся конкретным наполнением обязательств республики по Парижскому соглашению о климате — СОР21. 

В том же Кот д’Ивуаре, за исключением недавних разведочных проектов ЛУКОЙЛа на глубоководье, пока нет весомого экономического присутствия Москвы. Но в других странах Гвинейского залива, как, например, Камеруне, российский апстрим присутствует. Имеют место инвестиционные программы с участием россиян как на севере, так и на юге Африки. Первое место и тут, и там занимает «Роснефть». Она успешно сотрудничает с Eni и ВР в богатой газом средиземноморской акватории у дельты Нила и, кроме того, остается, наряду с ExxonMobil и новичком — Qatar Petroleum — акционером в офшоре Мозамбика. Не остается без нашего внимания и зона Магриба — в основном, газовая инфраструктура Алжира. А в нефтеносной Ливии главная трудность для Кремля коренится в выборе адресатов для нашей возможной помощи. В самом деле, о деловом присутствии на родине Муаммара Каддафи просят Москву, причем одновременно, и официальные власти Триполи, и нефтяной восток республики под контролем маршала Хафтара, и борющаяся за победу на всеобщих выборах группировка сына покойного лидера страны.

Приоритетом же для России в столь беспокойном регионе является не блокирование с теми или иными участниками внутренних и, тем более, сепаратистских разборок, а посильное стимулирование континентальной интеграции, в том числе в области ТЭК. 12 декабря, по итогам заседания Российско-Суданской межправительственной комиссии, прояснилась одна из возможностей ускорить этот процесс. Оказывается, в Сенегале — с прицелом на далекий от него Судан и, далее, к мысу Доброй надежды — может начаться прокладка величайшей железнодорожной магистрали ХХI века при участии РФ. Новая трасса облегчит пассажиропотоки на материке, 1,2-миллардное население которого удвоится за два ближайших десятилетия. Но та же самая стальная артерия, призванная пройти по маршруту Дакар — Порт-Судан —  Каейптаун, осовременит архаичную схему угольных и нефтеперевозок на протяжении тысяч миль. С перевозкой отраслевого оборудования, насыпных грузов и продуктов переработки «черного золота» локомотивы справятся не хуже трубопроводов и шоссе, которые к тому же пока отсутствуют. 

Тем временем в Нигерии впервые за 11 лет проводится лицензионный раунд тендерного состязания необычного в тех краях типа. Победителям обещан контроль над… сотнями газовых факелов, горящих над промыслами страны в ущерб не только атмосфере, но и доходам самих же добывающих компаний. Кабинет надеется на то, что новые владельцы факельных вышек постепенно справятся с языками пламени. Перенаправят, иными словами, энергию этой все еще убыточной части сырья на созидание, монетизируют газ и, главное, «подстегнут» на местах развитие малого и среднего бизнеса. Для Африки уже сам конкурс подобного рода — признак того, что времена на Черном континенте меняются; и хищнические подходы прежних хозяев тамошних недр рано или поздно уступят место чему-то цивилизованному.

Ресурсный национализм — не подспорье, а препятствие

Итак, пробивающаяся сквозь равнодушие обращенность углеводородного ТЭК к Человеку… Процесс этот постепенно идет от Гибралтарского пролива до рубежа между Атлантикой и Индийским океаном. Но идет с трудом — все вокруг скрипит, напоминая об отсталости этого континента. 

На днях в Нигерии состоялось 7-е ежегодное собрание членов местного отделения Международной ассоциации буровых подрядчиков (IADC). И что же, интересно, выяснилось? За период 2016-2018 годов лишь 7 из 25 звеньев IADC в стране издавали доклады по соблюдению техники безопасности в апстриме. Если измерить масштаб буровых работ по всей Африке в человеко-часах, то этот материк надо признать третьим на Земле. Но если подсчитать отраслевые аварии со смертельным исходом, то Африка займет второе место в мире. Не правда ли, людские трагедии обгоняют сумму производственных показателей?! Омраченность будней африканской нефтянки такими фактами — налицо. И она еще сильнее сгущает краски в отраслевой панораме, делая даже чисто деловые потери очень горькими и симптоматичными.

…Так чем же все-таки объяснить тот факт, что сводки с сырьевого фронта Африки изобилуют такими двойственными формулами, как «с переменным успехом», «бизнес вчерашнего дня», «вяло-позиционная конкуренция» и т.д.? Африканцы склонны многое мотивировать издержками колониального прошлого, когда былые метрополии сеяли-де на материке семена коррупции и сепаратистских раздоров. Вот и ныне в той же Нигерии в центре внимания — судебный иск объемом 1,19 млрд долл к Shell и Eni за то, что те якобы подкупили экс-руководителей отраслевого министерства. Но разве мало на континенте свежих примеров местной — чисто африканской коррупции? Случайно ли Гана судится на этом правовом поле с нигерийской нефтяной компанией Oranto? Тем временем в самой Нигерии затягивается принятие назревших поправок к топливному законодательству и нарастает путаница в подходах парламентской и исполнительной ветвей власти к этому вопросу. 

Но, по правде говоря, многих партнеров удручает, а подчас даже тормозит не только это, но и бурлящий в Африке феномен ресурсного национализма. Особенно — почти не выполнимые пункты законов о «Местном наполнении и национальном участии». В соответствии с ними на инвесторов легло столько обязательств по закупке всего нужного им на внутренних рынках государств континента, да и по диспропорционально-ускоренному трудоустройству местных граждан, что подрываются первоосновы рентабельности проектов. Если в «третьем мире» не хотят увидеть окончательного переноса мирового инвестиционного баланса в северные регионы приоритетного развития ТЭК, — то об этом пора задуматься. И заняться назревшей адаптацией африканских стран к меняющимся отраслевым и, вместе с тем, географическим реалиям.     

Павел Богомолов