Слабы мы становимся на историческую память. Почти не реагируем на фамильно-именные ассоциации и просто созвучия. Среди выпускников, ждущих после столичного бала электричку на московской платформе «Северянин», едва ли кто-нибудь вам скажет, что Игорь Северянин был корифеем Серебряного века нашей поэзии. Если бы не позапрошлогодняя выставка шедевров Валентина Серова в Третьяковке, — многие так бы и думали, что величайшим носителем этой фамилии стал популярный эстрадный певец. Те, кто связан с энергетикой, отлично знают Аркадия Дворковича, курировавшего отечественный ТЭК на посту заместителя главы правительства РФ. Но, увы, никто не помнит о Павле Дворковиче — выдающемся нефтехимике, первопроходце газификации каменного угля, руководителе Московского топливного региона Советской России в годы Гражданской войны и, вместе с тем, создателе Лондонского института нефти и журнала Petroleum Review. Давайте же по мере сил восполним дефицит памяти и признательности этому неординарному человеку.
Журнал «под счастливой звездой»
Натруженная, жилистая, привычная к работе рука 42-летнего ученого, изобретателя и публициста опустила смоченное фиолетовыми чернилами перо на белый лист. Не медля, Павел Дворкович вывел каллиграфическим почерком заголовок самого краткого журнального материала в своей жизни.
«Мы, — написал он по-английски и дважды подчеркнул короткое слово. «Кто это мы?», — наверняка спросит читатель. И Дворкович словно ответит нам из-под давно опустившегося занавеса ХIХ века, что речь идет о его единомышленниках. О людях, столь же убежденных в необходимости отраслевого периодического издания, как и он сам. В предисловии под заголовком Дворкович скажет об этом авторитетно, как и подобает одному из пионеров современной переработки «черного золота».
— Мы живем в эпоху специализации, будь то в литературе, науке или коммерции, — побежали строки под пером. — И было бы странно, если бы такой продукт как нефть, завоевавший всемирную значимость, не обрел журнала, специально посвященного прогрессу этой отрасли. Его тематический спектр указан в названии на лицевой странице: «Нефтяное (промышленное и техническое) обозрение».
Дописав еще пару фраз и добавив: «Мой корабль (т.е. еженедельник Petroleum Review) спущен со стапелей под счастливой звездой», — Дворкович вызвал типографского метранпажа и протянул ему свой листок с пометкой: «В набор!». Потом, по привычке поправив профессорскую бородку, поднялся со стула и подошел к окну офиса под номером 16 в здании с торжественным названием «Девонширские палаты». В сумраке лондонского смога подходила к концу пятница, 17 февраля 1899 года. Назавтра первый в Старом Свете (нефтяные издательства Соединенных Штатов обогнали-таки европейцев) журнал по добыче и переработке углеводородов выйдет, наконец-то, в свет…
…Внизу, на выложенном брусчаткой тротуаре улицы Бишопсгейт, что в самом сердце неугомонного днем и безлюдного ночью финансового квартала Сити, кипел людской муравейник. Стучали колеса извозчичьих пролеток и первых автомобилей. Зябко поеживаясь, клерки спешили после работы на станцию подземки. И вряд ли кто-то из них задумывался, благодаря какому топливу горят вокруг газовые фонари, тарахтят недавно изобретенные двигатели и мягко льется из окон электрический свет. И уж тем более никто из обывателей не поверил бы, что век спустя глобальная конъюнктура нефти станет неизлечимой головной болью для того же лондонского Сити.
Если кто-либо во всей округе и размышлял в тот вечер на подобные темы, то это уроженец Российской Империи Павел Дворкович. «Нефтяник от Бога», он организовал не только Petroleum Review, но и — спустя два года — Нефтяной институт, который стал на Темзе признанным мозговым центром британских промышленников в сфере энергетики. Год за годом под эгидой института проводились, по словам самого д-ра Дворковича, регулярные заседания с целью «создать условия не только для научных исследований, но и для промышленной разработки нефтяной проблематики».
Студент, эксперт, изобретатель
Родился Павел Дворкович в 1857 году в Литве, входившей в состав России. Шестнадцатилетним юношей занялся химией под руководством профессора Траппа в Санкт-Петербургской медицинской академии.
Едва в 1877 году началась Русско-Турецкая война, как Трапп рекомендует Дворковича на должность руководителя санитарно-химической службы при железнодорожных госпиталях — тех, что один за другим мчались на Балканы, восставшие против оттоманского ярма. Вслед за скобелевскими «чудо-богатырями» мчались на помощь раненым русским ратникам и «братьям-славянам» больничные составы. За мужественное выполнение порученных ему задач Павел Дворкович награждается Особым знаком Красного Креста.
В конце 1878 года, когда исход освободительной миссии на Балканах был уже ясен, волонтер Дворкович спешит окончить свое образование, на сей раз — в Московском университете под руководством корифея российской химии профессора Владимира Марковникова. Здесь-то и происходит встреча, круто изменившая жизнь любимца болгарских медсанбатов. Дворковичу довелось познакомиться с пионером выпуска смазочных масел в России — Виктором Рагозиным. Новая тема увлекла героя нашего рассказа настолько, что в 1883-м он охотно согласился переехать в Баку и основать нефтеперерабатывающее предприятие по выпуску горюче-смазочных материалов.
Однако вопреки своей же успешной деловой деятельности, Дворкович все больше страдает на Каспии… чем бы вы думали? Неудовлетворенностью ввиду отсутствия творческого поиска! Пытливый ум ищет, но не находит в условиях отсталой технологии нефтепереработки почти ни одного ответа на актуальные вопросы о нефти, ее природе и гигантских возможностях. Вот и приходится вернуться в Московский университет для продолжения учебы.
В 1886-м усердие Дворковича вознаграждается сразу тремя открытиями. Первое из них — способ масштабного производства бесцветных и безвкусных масел. Второе и третье — утилизация отработанной соды и кислоты. Находки своего бывшего бакинского менеджера подхватывает все тот же Рагозин и внедряет их на заводах промышленника Сидора Шибаева. Но, представьте себе, на сей раз не теряется в мире бизнеса и сам Дворкович. Не где-нибудь, а в Белокаменной и Златоглавной он организует… собственное предприятие по выпуску безвкусных масел медицинского профиля из отечественной нефти.
Нефтехимия пополам с… политикой
Параллельно с профессиональной карьерой Дворкович неожиданно погружается в… море политики, принимается за университетский курс политических семинаров и лекций. Почему, с какой стати?
Быть может, выходцу из польской семьи, воспитанному на мятежных заветах национального героя Костюшко, становится душно в подцензурной атмосфере Победоносцева и жандармского произвола? Быть может, с присущей ему силой предвидения Дворкович чувствует приближение вселенского раскола и потрясений? Все это нам неведомо. Но известно другое: в 1890-м герой нашего очерка принял нелегкое, но выстраданное решение: оставить Россию и поселиться в Британии.
На Темзе Дворкович заключает контракт с «Компанией керосина и нефтехранилищ», которая задалась целью подобрать технологию для переработки тяжелой Ильской нефти. Технология найдена, и «русский лондонец» получает авторский патент. Им-то и воспользовалась амбициозная в те годы французская корпорация «Российский стандарт», которая эксплуатировала Ильские месторождения на Кубани.
Все больше времени уделяет Дворкович разработке оптимальных способов производства ароматических углеводородов из нефти. Сутками пропадает он в лабораториях, пытаясь найти лучшее соотношение базовых разновидностей сырья для выпуска анилина и иных красителей. Первым доказал возможность применения газойля и керосина для обогащения газа. Какого именно газа? Того, что давно получали из наиболее доступного английским потребителям природного топлива — каменного угля. За открытием было большое будущее.
…Так или иначе, рубеж ХIХ и ХХ веков застает ученого в расцвете сил и творческих замыслов. Любимым его детищем стал журнал Petroleum Review. Обосновавшийся на Темзе россиянин не только редактирует, но и насыщает его нефтяной тематикой Каспия и Северного Кавказа. Вот уж когда сказалось присущее ему ощущение вечного долга перед Родиной — хотя бы в том плане, что сквозная идея многих публикаций — это привлечение инвестиций в южные российские регионы, где довелось поработать и самому Дворковичу.
Из лабораторий – на трибуны конференций
Постепенно д-р Павел Дворкович обретает репутацию одного из ведущих экспертов по нефтяному делу. Ученый, изобретатель, издатель и консультант с мировым именем, он еще в 1894 г. был назначен советником при известной нефтесервисной фирме M. Samuel & Co.
Неплохие заработки позволяют энтузиасту нефтехимии открыть крупную экспериментальную лабораторию в том же столичном Сити, на улице Бевис-Маркс. Вскоре этот адрес стал своеобразной Меккой для всех, кто увлечен не только углубленным крекингом нефти, но и практическим использованием продуктов ее переработки. Но, конечно, бесспорным апофеозом карьеры Павла Дворковича стала Международная выставка 1900 года в Париже. Под ажурной сенью Эйфелевой башни ученый организует с участием своих российских коллег беспрецедентный форум общеотраслевого масштаба.
Первый международный нефтяной конгресс собрал делегации из 20 стран. Сменив на трибуне конференц-центра Дворковича и его давних соратников по московским и бакинским активам, с докладами выступили такие корифеи науки и предпринимательства, как англичанин Бовертон Редвуд и австриец Альберт Фаук. Рядом были профессора Чандлер из Нью-Йорка, Мэйбри из Огайо, Роман Залозецкий из Львова, Берг из Эльзаса. Секретарь оргкомитета Дворкович ликовал: сбылась еще одна мечта его жизни — мечта о свободном общении научных светил и капитанов бизнеса из разных уголков Земли.
Вскоре после парижского конгресса Дворкович с новым успехом провел второй такой же форум в Льеже, а затем и третий — в Бухаресте. Под сводами конференц-залов царит атмосфера плодотворного диалога без границ. Он проникнут стремлением к созданию интегрированного мирового хозяйства, покрытого энергосетями. Увы, этим надеждам не суждено было сбыться.
В плену у… Родины
С началом Первой мировой войны д-р Дворкович посвящает себя двум главным задачам. Это, прежде всего, анализ топливно-сырьевых возможностей России как союзницы Великобритании по Антанте. И, во-вторых, — развертывание на Альбионе общенационального движения по сбору средств на организацию полевых госпиталей на Восточном фронте.
Всего было отправлено в Россию медикаментов и оборудования на сумму около полумиллиона фунтов стерлингов — деньги по тем временам большие. Как видно, полузабытые страницы собственной юности Дворковича, его вклад в балканскую кампанию 1877–1878 гг. вновь ожили в ходе лондонских благотворительных акций. Он все чаще и чаще ездит в Россию, содействуя налаживанию прямых связей между предприятиями отечественного и британского военно-промышленных комплексов.
Последняя такая поездка оказалась, однако, неудачной. Прибыв в Петроград по приглашению фирмы «Техногор» в январе 1917 года, герой нашего рассказа попадает в водоворот революционных событий. Его российская собственность — патенты, лицензии, жилье, банковские счета — все это оказывается под угрозой правового произвола и конфискации уже тогда, при временных кабинетах князя Львова и Александра Керенского. В тревогах и хлопотах проходят весна, лето, осень… И вот — октябрь, надолго захлопнувший для всех двери легального выезда за рубеж.
Павел Дворкович попросту теряется в новой, пока еще путаной системе российских госучреждений. Ну а далекий Лондон становится для него все более недосягаемым. Правда, в марте 1918 г. на Темзу приходит телеграмма от Дворковича. В ней — сердечные поздравления английским коллегам и друзьям по случаю 20-летия выхода в свет первого номера Petroleum Review.
После этого послания, однако, от Павла Дворковича не поступает никаких вестей. Воцаряется томительная неизвестность — наиболее подходящая среда для самых страшных предположений и слухов. Рушатся лондонские активы и деловые интересы Дворковича, идет с молотка его «нефтяная лаборатория» в квартале Сент-Мэри Экс. Даже Petroleum Review, державшийся ранее «на плаву» вопреки всем финансовым потрясениям Первой мировой войны, прекращает издаваться из-за своей бюджетной несостоятельности.
Тем временем в лондонской прессе и вовсе промелькнули сообщения о том, что д-р Дворкович якобы уже казнен в России по приказу всесильной ВЧК. Парадоксально, но факт: по всей день, то есть во втором десятилетии ХХI века, иные специалисты на Западе все еще считают, что так оно и было, настолько прочно «застряла» неподтвержденная информация о расстреле известного ученого Дворковича в текстах многих университетских пособий.
Слухи о его казни были сильно преувеличены
— А что же было на самом деле? — задавался я вопросом, отправляясь на лондонскую Нью-Кавендиш стрит, в здание Института нефти. Там работает старшим библиотекарем очень неравнодушная к «российскому аспекту» отраслевой истории г-жа Кэтрин Косгров.
— Нет, Дворкович остался жив! — обрадовала она меня, пригласив вместе спуститься в архивный подвал за подшивками журнала Petroleum Times — наследника уже знакомого нам Petroleum Review.
Перелистав не одну сотню страниц, читаю: злоключения Дворковича в одиночной камере петроградской тюрьмы продолжались как минимум семь месяцев с момента его ареста в августе 1918 г. Действительно, «пособника Антанты и чуждого революции элемента» неоднократно предупреждали о расстреле без суда и следствия, причем заключенный всякий раз мужественно переносил такие новости.
Но казнь так и не состоялась ни на следующий, ни на второй, ни на третий день. А затем нефтяника с мировым именем выпускают по особому распоряжению советских властей! Почему? Да потому что вдруг вспомнили о разработанном им способе газификации каменного угля, его эффективной переработке на фракции. Нефтеносный юг России был тогда отрезан от ее индустриальных центров огненным поясом Гражданской войны, и Павел Дворкович спешно назначается руководителем химического производства в структуре Московского угольного бассейна.
Вопреки невзгодам разрухи больное сердце ученого начинает вроде бы понемногу оттаивать после стресса, перенесенного за решеткой. Но тут — еще один удар. С юга, где Красной Армией штурмуются врангелевские позиции в Крыму, пришла трагическая весть. В переполненном ранеными санитарном поезде погиб при неясных обстоятельствах один из трех сыновей Дворковича — Павел. Военврач, как когда-то и его отец, он прибыл в Россию еще в канун революции — и тремя годами позже «сгорел» в ее испепеляющем вихре.
Да, невозвращенец. Но по весомым причинам
После cмерти сына мало что задерживало в России Дворковича-старшего. Семья в неведении и тревогах ждала его на Темзе. А средний сын Виктор, тоже нефтяник и выпускник Кембриджа, уже готовился отправиться по контракту с Caribbean Petroleum Company на три года в далекую Венесуэлу — работать инженером на промыслах Маракайбо.
Не станем же осуждать убеленного сединами Павла Дворковича за то, что он вновь обосновался в Лондоне при первой же возможности. Советский Внешторг направил его в начале 1922-го в Англию: приобрести комплект оборудования для предприятия в Московском бассейне. Оборудование было куплено и отправлено в СССР, но сам д-р Дворкович в Москву не вернулся.
В Лондоне он поселился временно в отеле White Hall, а потом они с женой сняли квартиру по адресу Queen Gate Terrace, 38… Как приятно было бы увидеть однажды на фасадах этих домов мемориальные доски в память о выдающемся нефтехимике с двойным гражданством, но с одним творческим призванием, которое пронизало его биографию, можно сказать, насквозь.
Встречаясь с давними друзьями, Дворкович, по свидетельству Petroleum Times, «рассказывал о своих трагических скитаниях в России вполне философским тоном. И хотя на лице его были видны следы испытаний, он по-прежнему оставался в неплохой форме, а его единственными активами стали огромный опыт нефтяника и неумирающая надежда на лучшее». Надо отдать должное лондонскому журналу: он выступил с инициативой по организации фонда «в пользу пионера топливной и химической индустрии».
Собранные англичанами добровольные пожертвования помогли д-ру Дворковичу с женой и младшим сыном снова, в который уж раз, встать на ноги. 65-летний ученый и практик берется за один из любимых своих предметов — налаживание широкомасштабного выпуска моторного топлива из угля. Пользуясь британскими патентами, принадлежавшими ему с конца ХIХ века (лекции по газификации угля Дворкович читал в Лондоне еще в 1893 году), он качественно улучшает методику карбонизации этого топлива при низких температурах. Получает новые патенты, а в 1926 году, когда к усовершенствованной технологии Дворковича вспыхивает уже всеобщий интерес со стороны инвесторов, — призывает группу друзей и спонсоров организовать компанию Motor Fuel Propriety Ltd.
Премьера перед… финальным занавесом
Экспериментальный завод открыли в городке Слау. Там-то и было ярко подтверждено превосходство метода российского новатора: каждый тест демонстрировал получение нефти из угля в большем объеме в пересчете на тонну, чем при использовании любого иного известного способа.
Этим ноу-хау живо заинтересовались и на континенте. Вскоре еще одна лаборатория Дворковича открылась в здании на известном парижском бульваре Хаусман. Именно французские партнеры, вознамерившиеся в 1929 году обогнать «старую добрую Англию» в сфере промышленного освоения технологии д-ра Дворковича, и пригласили его с этой целью на решающее «заседание при закрытых дверях» в Париже.
Однако здоровье изобретателя оставляло желать много лучшего. Понимая, впрочем, значение своего личного участия в подписании ряда многообещающих контрактов, Павел Дворкович, вопреки протестам жены, встал с лондонской больничной койки и отправился в путь. И тут не замедлили сказаться осложнения на сердце. Смерть настигла его уже после пересечения Ла-Манша.
— Круг его товарищей обладал поистине широким международным диапазоном, — писала в то время газета Petroleum Times. — Все, кто знал ученого, восхищались его личностью. У Павла Дворковича не было врагов, да и разделения по государственному принципу он также практически не признавал. Все наци были для него равны, всех он считал своими друзьями.
Быть может, в своем стремлении по-братски обнять коллег и соратников всех национальностей и вероисповеданий он просто-напросто обогнал свое время? Да и наше, наверное, тоже.
Павел Богомолов