25 ноября исполняется два года после кончины лидера Кубинской революции. В связи с этой датой, исполненной особого эмоционального звучания для прогрессивных сил планеты, «Нефтянка» публикует рассказы о двух эпизодах.  В русле одного из них Фидель Кастро и его боевой соратник Эрнесто Че Гевара поставили в начале 1960-х в центр своего внимания сырьевую, топливно-энергетическую тематику. А второй, гораздо более драматичный эпизод подтверждает, что и после героической гибели Че биение энергетического пульса в советско-кубинском сотрудничестве продолжало отзываться, хотя порою неровно, на геополитических вехах сложнейших периодов «холодной войны».

Сделка «Нефть за сахар»: как она рождалась

Осень 1959-го — первого года после победы повстанческой армии над диктатурой Фульхенсио Батисты, бежавшего из Гаваны 1 января. Фидель отправляет Че в длительное международное турне с целью разъяснения мировым лидерам задач народной власти на «антильской жемчужине».

На острове пока еще беспрепятственно работают филиалы американских и западноевропейских нефтяных корпораций. Но вопрос о том, где придется в будущем брать деньги для энергообеспечения революционной Кубы, уже становится актуальным. Как предполагает Саймон Рид-Генри, американский историк и биограф знаменитых кубинских руководителей, Фидель наверняка приехал в столичный аэропорт, чтобы проводить Че и заодно обсудить с ним напоследок актуальные задачи не только общеполитического процесса в республике, но и обеспечение ее народного хозяйства всем необходимым.

И вот Че Гевара, этот «аргентинец по происхождению и кубинец в душе», взлетает, наконец, в пропахшем сигарами салоне чартера над экс-колониальной столицей, плавно спускающейся к Мексиканскому заливу своими розовыми зодческими уступами. Впереди Каир, Дели. Джакарта, Токио, Пекин, Рангун, Коломбо, Рабат… Поскольку дипотношения Кубы с СССР, разорванные Батистой, пока не восстановлены, Фидель и Че считают желательным визит команданте в советское посольство в столице Египта и беседу с эмиссарами Никиты Хрущева. Но как произвести на них впечатление, гордо избегая подозрений в том, что Куба не может предложить никаких товарных поставок в обмен на оружие Урала и бакинскую нефть?

Едва самолет с Че и его спутниками углубился в воздушное пространство над Атлантикой, как Фидель подсел к микрофонам национального радио. И публично потребовал от Соединенных Штатов (если только они и впрямь дружественно настроены к сбросившей тиранию Кубе) увеличить свою ежегодную квоту на импорт кубинского тростникового сахара с 3 до 8 млн тонн. Американцы же, как и следовало ожидать, немедленно и заносчиво отказались. И, между прочим, напрасно, ибо непокорный остров вряд ли обладал реальной возможностью поставлять в США столь огромные объемы сырца; так что Вашингтон вполне был способен дать Гаване некие туманные обещания и втянуться в бесконечные коммерческие переговоры.

Но теперь, после высокомерного отказа из Белого дома, у революционеров развязаны руки, и вслед за Че в Каир летит шифровка. Ему предписано не просто встретиться на Ниле с советским торгпредом, а еще и выдвинуть инициативу о сделке «Нефть за сахар». Далее, по мере перелетов команданте из одной страны в другую, — четко отслеживать встречную информацию из Москвы о растущей степени ее готовности пойти на заключение контракта. Так и было сделано — повсюду Че встречался с нашими дипломатами, и мало-помалу будущая коммерческая договоренность обретала «плоть и кровь». Американцы же проглядели всю эту цепь взаимосвязанных контактов, полагая, что единственная миссия Че — встречаться с руководителями стран «третьего мира», лидерами национально-освободительных движений и т.д.

Иными словами, ЦРУ было сбито с толку тем, что соратник Фиделя не маскировался. Он громко говорил по городским телефонам и ни от кого не прятался, встречаясь со своими плановыми и внеплановыми собеседниками совершенно открыто. Вот, к примеру, фраза из череды тогдашних донесений в Вашингтон. Информатор сообщал из Бирмы: «Эти люди не одеты в штатское, и их видно за версту. Даже в час чаепития в солидном ресторане роскошного рангунского отеля они появились в камуфляжной повстанческой униформе и в головных уборах оливкового цвета с длинными козырьками». Короче говоря, слежку буквально обезоруживало то, что даже «пропахшие кострами недавних партизанских стоянок в горах Сьерра-Маэстры» порученцы и ординарцы в окружении Че, разъезжая по правительственным офисам и посольствам, ни от кого не скрываются. А соглашение «Нефть за сахар» рождалось тем временем под носом у многоопытной агентуры…

Под Новый Год Че вернулся в Гавану, а в 1960-м у кубинского терминала встал первый танкер под флагом с серпом и молотом «Андрей Вышинский». Тем временем Че, как пишет Саймон Рид-Генри, «настаивал на том, чтобы работавшие на острове западные нефтяные компании взялись за переработку начавшего поступать «черного золота» из СССР. «С помощью этих доводов Че превратил кубинскую экономику в инструмент подталкивания Фиделя к избранию более радикального пути». Оставим эту формулировку на совести заокеанского историка, но смысл его слов доходит вполне… В июне конгресс США, разъяренный восстановлением советско-кубинских отношений и волной национализаций на острове, сводит импортную квоту на кубинский сахар к минимуму. Но уже 20 июля Хрущев, по подсказке Анастаса Микояна, берет на себя закупку 700 тыс. тонн отклоненного американцами сырца.

«Нет горючего – не будет и парада!»

Осень 1967-го стала роковой в биографии великого латиноамериканца Эрнесто Че Гевары. 8 октября диктаторский режим Боливии, в глубинах которой он возглавлял повстанческий поход, передал в 12:30 по радио приказ из столицы Ла-Паса в деревушку Ла-Фигера, где были схвачены командиры партизанского отряда: «Перейти к ликвидации Че Гевары!». Получасом позже солдат карательного подразделения Марио Теран вошел в помещение, где сидел, опершись на стену, раненый и связанный по рукам и ногам воин-интернационалист, — и выполнил своим выстрелом приказ.

Если не считать ликовавших американцев в Лэнгли и Вашингтоне, — то одним из первых должностных лиц США, узнавших о происшедшем в далекой южноамериканской сельве, стал по воле случая высокопоставленный дипломат, работавший в московском здании под звездно-полосатым флагом. Так уж совпало, что за несколько лет до этого тот же американец служил в отделе интересов США в революционной Гаване; и он хорошо представлял себе масштаб утраты, понесенной «пылающим континентом».

По рассказам очевидцев, дипломат, торжествующе оглядывая через окно переулки близ Садового кольца, налил себе рюмку водки и, обращаясь к собеседнику за столом переговоров, сказал: «Так выпьем же в память об этом сукином сыне!». Все это, конечно, прозвучало — зная лексикон реакционеров — вполне объяснимо; но партнером американца по тогдашним консультациям был… советский чиновник, причем тоже высокопоставленный. Естественно, он не подхватил такого тона. Но так уж случилось, что «картинка» неловкой мизансцены неким образом дошла до Фиделя. Что ж, тот уже знал о спорах между кремлевскими идеологами и Че Геварой по проблеме «экспорта революции». Но чтобы «проглатывать», да еще в Москве, циничный тост из уст злейшего противника, — это, как решили в Гаване, уж слишком!

В свою очередь, узнав о гневной реакции кубинского союзника, Кремль поторопился замять дело, пригласив его на празднование 50-летия Великого Октября; но тот ответил Брежневу отказом. Вместо приготовлений к поездке и написания протокольных речей гаванский лидер побывал в редакции «Гранмы». И опубликовал тезисы своего импровизированного выступления перед соотечественниками под характерным боевым заголовком: «Военная программа пролетарской революции»! Чем же ответил Кремль на отсутствие «разбушевавшегося» Фиделя среди зарубежных гостей нашего праздника?

Как утверждается в материалах западной историографии и политологии, Кремль отказался завершать, в соответствии с двусторонней программой сотрудничества на 1967 год, оставшиеся — в планах — поставки нефти на Кубу. Фиделю пришлось объявить на острове жесткое рационирование и экономию топлива. Но главным демаршем тех дней стало не это. Будучи блестящим мастером международного пиара, он решил отменить на столичной площади Революции собственный парад поставленной Советским Союзом военной техники: нет горючего — не будет и парада! Вместо этого, заявил Фидель во всеуслышание, на залитую тропическим солнцем площадь выйдут настоящие революционеры. Это будут пешие «подразделения, олицетворяющие собою фундаментальные основы революции, — сами трудящиеся, представленные в первых же шеренгах рубщиками сахарного тростника — мачетерос. Вот кто пройдет торжественным маршем» у подножия монумента Хосе Марти…

…Топливный мост от Балтики и Черного моря до моря флибустьерского, или, точнее говоря, Карибского, вскоре был восстановлен. Возобновились и другие двусторонние проекты в сфере энергетики. Стартовала масштабная модернизация мощностей кубинской нефтепереработки — столичного НПЗ и завода имени Братьев Диас в Сантьяго-де-Куба; развернулось строительство самого современного предприятия той же отрасли в Сьенфуэгосе. Начались геологоразведочные и добычные операции в районе Бока-де-Харуко. Продвинулось и возведение АЭС «Хурагуа» на карибском берегу, которое впоследствии, в эпоху перестройки, было заморожено.

Итак, сделано было очень много. Но особенно радует то, что все эти вехи так или иначе связаны с именами двух выдающихся друзей, побратимов и соратников по самым ярким и, более того, героическим этапам в новейшей истории Западного полушария.

Павел БОГОМОЛОВ,
кандидат политических наук

В 1981–1987 гг. автор работал в Гаване собственным корреспондентом «Правды» в Респпублике Куба и странах Центральной Америки

 

MOSCOW, RUSSIA — NOVEMBER 26, 2016: Photo and flowers near Cuban Embassy in Moscow in memory of Cuba’s revolutionary leader and former president Fidel Castro. Castro died aged 90 on November 25, 2016.