В течение одной и той же недели июля ушли из жизни два политика и, вместе с тем, два корифея нефтяных сообществ Нигерии и Анголы. Уже сами имена покойных отождествляются нами с целой эпохой в истории углеводородной отрасли Черного континента. Более того, они годами находились у штурвалов топливно-энергетического сектора не только своих стран. Масштабы личностей, о которых идет речь, далеко выходят за рамки национальных энергетик. Жозе Эдуарду душ Сантуш (фамилия которого переводится как «Два святых») был выпускником Азербайджанского института нефти и химии имени М. Азизбекова. При этом он высоко поднялся со временем над «чисто нефтяной» иерархией, правя с 1979 -го по 2017-й год большой страной, которая сбросила гнет португальского колониализма. В этом качестве «любимец сразу двух святых» являлся не только президентом нефтегазоносного государства, но и одним из лидеров мирового национально-освободительного движения в целом. Был видным деятелем влиятельного в конце ХХ века альянса стран неприсоединения. В свою очередь, внезапно скончавшийся тоже в июле с.г. нигериец Мохаммед Баркиндо всю жизнь трудился на важных постах не только в отечественных отраслевых и ведомственных «эшелонах» (национальная компания NNPC, Duke Oil, МИД и Минэнерго), но и в авторитетных международных структурах. Среди таковых — известная всем нам Организация стран-экспортеров нефти, генеральным секретарем которой выдающийся теоретик и практик африканского и глобального ТЭК был с 2016 года до своих последних дней.
Поединки с неоколониализмом
Баркиндо и душ Сантуш жили и работали в разных, порою несхожих условиях. Да и представителями одного и того же возраста их никак не назовешь. Если генсек нефтеэкспортного картеля ушел из жизни на 64-м году, то душ Сантуш — на 80-м. Да, они были людьми разных поколений.
И все же основные биографические стержни их многотрудных, а порою даже турбулентных карьер в чем-то перекликаются. Ведь и тот, и другой нередко «председательствовали» при мучительном выходе сырьевых секторов своих стран из тяжких наслоений колониальных времен, как и последовавших за ними гражданских войн и сепаратистских расколов. В этом смысле прощание с Баркиндо и с душ Сантушем — это прощание как с реалиями, так и с иллюзиями постколониальных ареалов Африки. Речь — о тех регионах, которые, по достижении независимости, сделали поначалу, на фоне кровопролитных «локальных войн», свои ставки на радикальные формы ресурсного национализма, но так и не одержали при этом решающих побед.
Как душ Сантуш, так и Баркиндо убедились в том, что слом режимов, установленных чужеземцами, сам по себе еще не приводит к гармонизации и ускорению развития «нефтянки». Не приводит даже в тех уголках «третьего мира», где ископаемых ресурсов более чем достаточно. Напротив, следует признать совсем иную — горькую истину. И в Нигерии, где нефтедобыча при правлении британской короны стартовала еще до Второй мировой войны, и в Анголе, этой жемчужине былой португальской колониальной империи, где производство «черного золота» началось в 1956-м, — обилие подземных и подводных залежей стало с годами скорее не благословением, а проклятьем.
Первые же главы национальной независимости, достигнутой в Лагосе в 1960-м, а в Луанде — в 1975-м году, обернулись погружением в два топких «исторических болота». То был разгул никем отныне не сдерживаемых родоплеменных междоусобиц и, вместе с тем, страшной по разорительным эффектам коррупции. Баркиндо, увидевший зловещую связь этих феноменов еще ребенком, и душ Сантуш, будучи в ту пору вполне зрелым мужчиной, в разной обстановке разглядели вокруг себя практически одно и то же.
При явной незрелости социально-политического устройства и обилии уродливых пережитков не только периферийного феодализма, но и даже первобытно-общинного строя, — «черное золото» выручает африканцев не везде. Гораздо чаще оно, как ни странно, не выглядит рычагом национальной консолидации и ускорителем общеэкономического роста. К месторождениям, напротив, повсюду тянутся руки сепаратистов всех мастей. Тех, что жаждут воспользоваться природными богатствами недр ради самообогащения, дробления единых народнохозяйственных организмов и удовлетворения тщеславно-местнических амбиций в угоду неизменно алчным элитам.
В Африке, на глазах у Баркиндо и душ Сантуша, вышесказанное не просто становилось отнюдь не редкой страницей в новых судьбах стран, отвергших чужеземный гнет. Как правило, оно было, увы, железной закономерностью.
Сырьевой замах Биафры
Мятежные территории на юго-востоке Нигерии, провозгласившей свою независимость в 1960-м, воевали с федеральной властью с июля 1967-го до января 1970-го. Щедро наделенные залежами нефти земли на Гвинейском заливе были подняты на бунт по «амбцциозно-сырьевому» призыву вождей повстанцев. Регион был назван загадочно и экзотично: Республика Биафра.
Филателисты сбивались с ног в поисках ярких коллекций почтовых марок, отпечатанных по заказу тамошних сепаратистов и оплаченных «черным золотом». Ну а население осажденных районов родоплеменного и, вместе с тем, административного образования, испытывая чудовищные лишения и голод, расплачивалось за вооруженную авантюру здоровьем и жизнями. Судя по разным источникам, в той войне погибло, возможно, от 700 тыс. до 3 млн человек! Что, между прочим, делает конфликт вокруг Биафры самым кровопролитным событием 1960-х годов на планете наряду с агрессивной войной США во Вьетнаме. Вспомним: если там, в Индокитае, американцев погибло более 50 тысяч, а еще полмиллиона молодых заокеанских «джи-ай» было ранено, то вьетнамцев было убито как минимум свыше двух миллионов человек (не говоря о миллионах увечий)!..
…Сначала в нигерийской «ресурсной дуэли» одерживали верх федералы. 28 июля 1967 года армейский десант захватил промыслы на островке Бонни в 30 километрах от тамошнего очага «нефтяной лихорадки» — Порт-Харкорта. Это лишило Биафру валютных поступлений. Однако биафрийцы нанесли серию контрударов эскадрильями поршневых самолетов, наскоро оснащенных автоматическим оружием. Чуть позднее контрнаступление мятежников было расширено, и в их руки перешел важный отраслевой центр в Угеле. Почти все углеводородные запасы страны попали на какое-то время под контроль сепаратистов. До тогдашней столицы — Лагоса — им оставалось пройти всего 200 километров. Но 21 августа «бросок к самостийности» был остановлен.
Помогла не только всеобщая мобилизация в ряде провинций нигерийского северо-запада, сплотившихся перед лицом беды. Выручили поставки оружия из СССР и… Британии! Да-да, речь шла о редчайшем историческом эпизоде, когда Москва и Лондон, отстаивая (не всегда по одним и тем же причинам) суверенитет и территориальную целостность самой густонаселенной страны в Экваториальной Африке, оказались по одну и ту же сторону баррикады… Словом, с сентября 1967 года и вплоть до победоносного окончания войны федеральный центр Нигерии неуклонно владел стратегической инициативой.
Нефтяная кровь — глазами ребенка
Раздраженные своими же провалами биафрийцы и их покровители с каждым годом все чаще переносили авансцену трагедий войны на площадки нефтяных месторождений. Как правило, речь шла о богатейших кладовых, разрабатывавшихся при участии иностранных инвесторов и специалистов.
Так, в мае 1969-го коммандос под флагом Биафры напали на участки добычи жидких углеводородов в Квале. При этом было убито 11 итальянских нефтяников. Еще 14 итальянцев, а также трое граждан ФРГ и один ливанец, были захвачены мятежниками живьем. Их-то и предали созванному сепаратистами суду, обвинив в пособничестве нигерийским войскам(!).
Несчастных приговорили к смертной казни, что, конечно, вызвало взрыв возмущения на Западе. Власти Италии, Британии и США оказали давление на лидера Биафры — генерала Оджукву. Получив личное послание от папы римского Павла У1, он все же помиловал иностранцев, и они были высланы за пределы мятежного анклава… Так или иначе, общий военно-политический «прилив» все больше сказывался в пользу Нигерии как таковой.
Застав эпопею Биафры на старте жизни и видя, как не только мятежники, но и федеральные власти Нигерии расходуют едва ли не все прибыли от нефти в контексте разорительных перипетий на полях боев с «заблудшими соотечественниками», школьник Мохаммед Баркиндо тяжело переживал происходящее. И, по словам друзей, дал юношеский зарок: стать нефтяником управленческого звена. Действительно, хотя первыми ступенями в его высшем образовании были бакалавриат по политологии в нигерийском университете имени Ахмада Белло, а затем заграничная магистратура по деловому администрированию в вашингтонском Southeastern University, но со временем сбылась и главная мечта, связанная с «черным золотом». В 1988-м Баркиндо «с особым удовлетворением» получил в Оксфордском университете ключевой — «конкретно-энергетический» сертификат для своей последующей карьеры. То был Postgraduate Diploma по экономике нефти.
С учетом дорогостоящих уроков Биафры тот же Баркиндо, как и многие в его окружении, мечтал всячески содействовать гармонизации нигерийской энергетики на основах цивилизованного рынка. Требовалось выявить тем самым созидательно-гуманное предназначение ТЭК, да и в целом поставить сырьевой потенциал на службу социально-экологическому прогрессу нации. Что ж, настал час, — и эти чаяния тоже материализовались. Возглавив в 1991-м делегацию страны на сессиях рамочной конвенции ООН по изменению климата, он стал единственным нигерийцем, участвовавшим далее во всех форумах мирового сообщества по столь злободневному вопросу.
Впрочем, вот что еще интересно. Давайте вернемся на минуту к школьным годам Баркиндо, когда не то что уроки, а даже перемены между занятиями были заполнены тревожными радиосообщениями из репродукторов о ходе боевых действий на юго-востоке Нигерии. Читая в прессе 1960-х сообщения о руке эффективной помощи в самообороне, протянутой нигерийцам из Москвы, — мог ли Баркиндо не задуматься хотя бы в самом общем, пусть даже туманном плане: поможет ли чем-то загадочно-далекая страна полвека спустя первому в Африке нефтеэкспортеру и члену ОПЕК? Не потребуется ли обращение к Кремлю, скажем, для создания альянса между картелем и Россией с ее соседями и союзниками в Евразии? Или, возможно, такое вовсе не приходило в голову будущему генсеку крупнейшего энергоэкспортного объединения? Теперь, думаю, мы уже никогда не узнаем об этом со всей достоверностью…
…Но замечу как бы в скобках: ядром пестрой международной коалиции, вовсю поддерживавшей Биафру, был расистский режим Южно-Африканской Республики. Охваченная неофашизмом Претория дирижировала широким фронтом «подпитки» сепаратистов извне. Поступала же она из столь разных адресов, как, с одной стороны, Париж и Тель-Авив, а с другой — маоистский Пекин, который в те времена не только идеологически вредил Москве и ее африканским приоритетам везде, где только представлялось возможным.
Выпускник бакинского вуза
С тревогой наблюдал за роковой ролью апартеида на Черном материке и второй герой нашего рассказа. То был отправленный руководством ангольских патриотов учиться за границу молодой активист национально-освободительного движения МПЛА — Жозе Эдуарду душ Сантуш.
Начинающий (но уже слывший среди ровесников не по годам гибким) политик нового поколения из числа борцов против лиссабонского режима Салазара и его лихорадочных попыток закрепиться в Южном полушарии, студент душ Сантуш не был лентяем. Он поэтапно выстраивал свой престиж, можно сказать, из прочного материала. Судя по всему, уже тогда предвидел многое. Отчетливо понимал: даже с грядущей ликвидацией колониальных порядков в Луанде, новая «белая угроза», как и когда-то в Нигерии, сразу же нависнет со стороны ЮАР, ее милитаристского молоха. Правда, размышлял душ Сантуш об этом, находясь не у себя на родине, а в Советском Союзе.
Обучаясь в Баку с 1963-го по 1969-й год, он возглавлял там кружок юных борцов за свободу Анголы. Получив диплом инженера-нефтяника, душ Сантуш, однако, так и не поработал по специальности. Но часто отмечал: приобретенные в Азербайджане знания, особенно по телекоммуникационным системам на промыслах, помогли ему впоследствии. Пригодились же они, главным образом, в 1970-1974 годах в боях на севере Анголы. Дальнейший послужной список душ Сантуша — координатор развития внешних связей МПЛА, член Политбюро Центрального Комитета, министр иностранных дел. Зарекомендовав себя активным участником подавления попытки переворота 27 мая 1977 г., он заменил первого президента Анголы Агостинью Нето, скончавшегося 21 сентября 1979-го, — стал главой государства.
Если в Нигерии, о чем уже упоминалось, национальному контролю над сырьевыми ресурсами был брошен сепаратистский вызов силами мятежной Биафры, то в Анголе события чередовались еще запутаннее. Широкий альянс контрреволюционеров был «сцементирован» вооруженной до зубов группировкой УНИТА во главе с авантюристом по имени Жонас Савимби. При этом и Савимби, и душ Сантуш всеми силами боролись, прежде всего, за суверенитет над Кабиндой — эксклавом страны, отделенным от ее основной территории. Почему боролись? Да хотя бы потому, что там, на «кабиндском пятачке» африканского побережья и шельфа, сосредоточены почти все запасы ангольской нефти. С одной стороны данная область граничит с Республикой Конго, а с другой — с Демократической Республикой Конго.
Как и когда-то в Нигерии, за спиной Савимби маячит ЮАР. Однажды ее моторизованные бригады подошли почти вплотную к окраинам столичной Луанды. Но вот кошмар для расистов: в окулярах биноклей они разглядели незнакомые очертания чужих армейских подразделений и неведомой боевой техники из… Латинской Америки. Такого на Черном континенте не было еще никогда! На помощь войскам МПЛА были срочно переброшены через Атлантику (во многом с помощью советской военно-транспортной авиации) подразделения кубинской мотопехоты. Десант воинов-интернационалистов с далекой «антильской жемчужины» сыграл решающую роль в разгроме как расистского агрессора, так и потрепанных остатков УНИТА. Победа над ними позволила в 1989 году вывести из Анголы формирования ЮАР и, с другой стороны, кубинский контингент. Двумя годами позже были подписаны на сей счет Бисесские соглашения, а в 1994-м — Лусакский протокол при посредничестве России, США, Португалии и ООН.
Впрочем, мирные договоренности еще долго срывались с обеих сторон, из-за чего Гражданская война продлилась в Анголе до 2002 г. Все это время, продлевая президентские полномочия почти автоматически, душ Сантуш укреплял режим безраздельной власти. Но это не означает, что неизменными оставались его прежние политические пристрастия и преданность наследию «отца нации» — Агостиньо Нето. Напротив, никто иной как душ Сантуш, видя закат СССР и трудности Кубы, брошенной своими былыми союзниками, инициировал еще в 1990 году процесс либерально-рыночных реформ. Их важнейшими слагаемыми стали отказ от марксизма-ленинизма как идеологии МПЛА, переход к многопартийной системе и многоукладной экономике.
Трансконтинентальный мост на Китай
Финалы гражданских войн как в Нигерии (1970 год), так и в Анголе (на рубеже столетий) характеризовались, применительно к нефтегазовому сектору и связанной с ним «социалке», одним и тем же. То был почти полный отраслевой коллапс.
Замерла не только промышленная, но и гражданская, муниципальная инфраструктура. Повсюду громоздились обломки взорванных мостов и трубопроводов, руины причалов и эстакад. Маячили скелеты сожженных буровых платформ. Главное — удручали развалины даже немногих вахтовых поселков для нефтяников, которые когда-то существовали. В Нигерии, где к тому времени начал профессиональную деятельность Мохаммед Баркиндо, преодоление столь мрачного наследия отгремевших конфликтов, конечно, не мыслилось в русле централизованно-плановой, командно-административной системы даже в ограниченных масштабах. Об этом речь даже не шла — в англоязычную страну пришли западные энергетические транснационалы.
Что ж, геологоразведка и добыча стали расти, а между тем социальное развитие, особенно в природоохранном преломлении, не поспевало за бумом углеводородов. Причем именно там, на полях «инфраструктурных срывов», усугубленных чиновными злоупотреблениями и родовыми междоусобицами, как раз и произошло больше всего трагедий, потрясших цивилизованный мир. В зловонных сернистых топях Огониленда, что в дельте Нигера, был повешен 10 ноября 1995 года военным режимом идеолог ненасильственного сопротивления транснациональным корпорациям и коррумпированному правительству страны. То был выдающийся писатель, общественный деятель и эколог — великомученик современной Африки Кен Саро Вива.
Спрашивается: что оставалось делать Душ Сантушу, перечитывавшему в Луанде эти и столь же прискорбные вести из нефтегазоносных ареалов континента? Сделать, как нигерийцы, стопроцентную ставку на эгоистичных инвесторов из Европы и Америки он не мог. Вокруг дымились руины вооруженного противоборства, миллионы соотечественников страдали от недоедания… И вроде бы превратившийся из партизана в ультрарыночника лидер Анголы принимает, представьте себе, нестандартное решение. Он распахивает республику перед… Китаем. Это ведь только там, в Пекине, привыкли в отношениях с «третьим миром» не мелочиться с ежемесячными подсчетам транзакций. Действуют широко, а подчас даже по-хорошему размашисто, вложив в Африку, по некоторым данным, свыше 300 млрд долл!
Итак, на ангольском шельфе продолжали на старте XXI века бурить Eni и другие «супермейджоры», но добываемая нефть все больше шла в КНР. Да и на побережье республики сновали тем временем в рабочих комбинезонах толпы приезжих профессионалов капстроительства из Поднебесной. Сколь же, интересно, насчитывалось их на пике двустороннего взаимодействия?
Модели, не имевшие прецедентов
На гребне ангольско-китайского сотрудничества в «нефтяной державе» Юго-Западной Африки трудились свыше 300 тыс. китайских рабочих, инженеров, энергетиков, врачей и преподавателей. Ширился сектор, который ни за что не помогли бы поднять даже самые кредитоспособные компании Америки или, тем более, былой португальской метрополии.
Возвышались этажи школ и университетов, появлялись корпуса больниц, обрамлялись коммунально-бытовыми сетями новые рабочие поселки, стелились асфальтом дороги и, конечно, сооружались электростанции. В одном только 2004 году китайский Экспортно-импортный банк добавил к фондам содействия африканскому партнеру свыше 2 млрд долл в виде долгосрочных кредитов под обязательства будущих встречных поставок «черного золота». А в целом за первые два десятилетия нового века в экономику африканской страны влилось из КНР 42,6 млрд долл.
Родилась оригинальнейшая для Африки система межгосударственного авансирования хозяйственного роста. Обретала все более рельефные контуры модель ускоренного и, главное, более гармоничного развития под гарантии завтрашнего обеспечения дальневосточной «мастерской мира» топливом. Так, в период 2001 — 2010 годов ангольский ВВП ежегодно увеличивался на 11%. Но вот беда: на жизненном уровне рядового ангольца все это мало сказывалось! Клиник, колледжей, всевозможных складов и сборочных мощностей для ТЭК становилось больше, а реальных продуктов на столе — все меньше. Дороговизна определенно была не по карману абсолютному большинству населения… Ну а в самые последние годы модель, о которой идет речь, вообще потускнела и почти остановилась. Да и неудивительно: последствия ценовой рецессии 2014-2016 годов, прокатившейся по всему миру, оказались намного тяжелее, чем думалось. Расплачиваться с Китаем становилось все труднее — Ангола уже не зарабатывала достаточных средств для постепенного возмещения амбициозных инфраструктурных программ.
Молодому предпринимательскому сословию в Луанде, видите ли, уже не по душе, что после регулярных выплат китайцам не остается госбюджетных средств для помощи бизнесу и прибыльной коммерции. Так сказать, вот она, логика смены поколений и, соответственно, настроений! Ныне в Анголе остается всего 20 тыс. китайцев — пятнадцатая часть от прежней цифры. Наследник душ Сантуша на президентском посту Жоау Лоренсу, всячески восстанавливая и укрепляя связи с Западом, все чаще намекает на некую потребность в преодолении экономической зависимости от тихоокеанского колосса. Что, увы, перекликается с тоном нарастающих нападок США и их союзников на самостоятельный курс председателя КНР Си Цзиньпина…
…Если красной нитью по биографии покойного душ Сантуша прошли его неровные, но всегда событийно насыщенные отношения с Кремлем (включая встречи с Л.И. Брежневым), как и узы с Китаем, то в судьбе Баркиндо — свои акценты. Относится это не к подъему африканской «нефтянки» как таковой, а скорее к мировому рынку углеводородов. Налицо — его рельефная, сквозная нацеленность — в кресле генсека ОПЕК — на укрепление уникального альянса с Россией в русле ОПЕК+. Родившаяся в конце 2016-го группировка членов нефтеэкспортного картеля и его аутсайдеров во главе с Москвой все больше раздражала Вашингтон. Но Баркиндо с завидной настойчивостью и, я бы сказал, яркой публицистичностью отзывался о незаменимой роли хорошо структурированного диалога с крупнейшим в Евразии производителем «черного золота». Не раз говорил он о растущей пользе прямых контактов с куратором российского ТЭК — вице-премьером Александром Новаком, да и в целом — о неподдельном доверии между «локомотивами» мировой углеводородной отрасли, будь то на Аравийском полуострове или в Сибири.
Недаром в траурном послании Владимира Путина был на днях отмечен личный вклад выдающегося нигерийца в создание уникального механизма взаимодействия «ОПЕК плюс», как и то, что он по праву снискал высокий международный авторитет. «В России всегда будут помнить Мохаммеда Баркиндо как настоящего друга нашей страны», — добавил глава государства. Согласитесь: в непростых условиях сегодняшней ситуации в мире такие оценки означают еще больше, чем когда-либо прежде.
Оттенки мистики и недосказанности
В день своей безвременной кончины 63-летний Баркиндо выступил на нефтегазовой конференции у себя на родине — в Нигерии. Станет ли человек солидного возраста выходить на трибуну и активно отстаивать свое видение энергетического кризиса на планете, если у него в данный момент недостаточно физических сил для этого?
С другой стороны, могли ли — хотя бы теоретически — ускорить остановку его сердца некие закулисные интриги или происки? Вряд ли. Даже те, кому была не по душе здоровая ориентация генсека на упрочение «двухполюсной» ОПЕК+ (что, видимо, должно всячески оспариваться президентом США Джо Байденом в ходе встреч с саудовской элитой в Эр-Рияде или Медине 15-16 июля с.г.) — отлично знали: выборный срок «пророссийски настроенного» Баркиндо на высшем посту в нефтеэкспортном картеле заканчивается уже 31 июля. Итак, работать в головном венском офисе организации ему оставалось совсем недолго. А дальше — уже принятое нигерийцем приглашение войти в состав руководства респектабельного Атлантического Совета. Словом, любая версия о якобы преднамеренном «подталкивании к гробовой доске» с чьей бы то ни было стороны заведомо выглядит слабоватой. Но, согласитесь, впечатление некоей внезапности случившегося все-таки остается.
Что же касается ухода 79-летнего душ Сантуша, не впервые лечившегося в Каталонии от тяжелого онкологического заболевания, то здесь всяческих подозрений гораздо больше. Да и выглядят они намного серьезнее. Посеяв за четыре десятилетия своего президентства в Анголе семена не только очевидных военно-политических побед и успехов в энергетических проектах, но и чудовищной коррупции, особенно семейно-кланового непотизма и кумовства, он и впрямь имел немало врагов — как явных, так и тайных. Их число отнюдь не уменьшилось с 5-летним тюремным сроком для сына душ Сантуша, да и тяжкими обвинениями властей Луанды в адрес «первой в Африке миллиардерши» — дочери того же душ Сантуша по имени Исабель.
Фатальная грызня даже среди ближайших родственников экс-президента, ушедшего на обеспеченно-пенсионный покой в 2017-м, нарастает. Вот и теперь барселонская полиция намерена, хотя и в предварительном порядке, тщательно расследовать зловещую версию происшедшего, выдвинутую другой дочерью покойного лидера — Чизе. Еще недавно, покинув Луанду в страхе за свою жизнь, она просила испанских правоохранителей усилить контроль и проверки у входа в больничную палату отца. Вскоре, однако, он оказался в состоянии комы. И вот — смерть, ускоренная, по словам г-жи Чизе, целой группой коварных злодеев. Среди них якобы фигурируют врач-анголец Жоау Афонсу и вторая жена душ Сантуша — Ана Паула, с которой бывший президент развелся в 2017-м…
…Что ж, прибыли от африканской нефти, все еще малодоступные для рядовых жителей Черного континента, продолжают, пусть и запоздало, мстить «избранным». То есть брать психологический реванш над теми, кто, нарушив былые революционные клятвы, присваивает себе национальное достояние, а проще говоря — загребает природные сокровища из глубоких атлантических скважин.
Павел БОГОМОЛОВ
Кандидат политических наук*
*В 1981-1987 гг. автор работал в Гаване собкором «Правды» в Республике Куба и странах Центральной Америки. В 2010-2012 гг., находясь в Аккре, был PR-менеджером филиалов «ЛУКОЙЛ Оверсиз» в Западной Африке. В 2013-2015 гг. возглавлял Службу общественных связей в офисе той же компании в Хьюстоне (США).