Близилось Рождество 2010 года. Под Новый Год почти все сотрудники лукойловского офиса в Аккре, достав из своих календарных загашников недоиспользованные каникулярные дни, прибавляли их в заявлениях на имя генерального директора к очередному двухнедельному отпуску, дабы как следует отметить самые любимые зимние праздники на родине.

Кабинеты один за другим пустели и закрывались. А мне очень хотелось, еще до отлета в Москву, побывать на грандиозном по ганским меркам празднике. И, что называется, отписаться о нем в корпоративной газете «Нефтяные ведомости» опять-таки перед отлетом в Москву, чтобы успеть с этим ударным материалом в новогодний номер. Республика готовилась широко отметить сам факт получения первой нефти, добытой на отечественном шельфе. И, хотя российский инвестор не имел к этому отношения, но порадоваться за друзей нам, согласитесь, просто полагалось.    

Руководство, надо добавить, высоко оценило мое неподдельно-служебное и творческое рвение. Оценило, в основном, потому, что никто из директоров (по разным, но одинаково уважительным причинам) не мог прибыть в Гану к 15 декабря (дата, на которую намечался праздник). Я и сам не надеялся на карьерный рост. Не рассчитывал на то, что, оценив мою добросовестность, интерес к событиям и тесные связи с ганскими и американскими партнерами по проекту CTPDW, начальство поощрит автора этих строк. Не думал — не гадал, что руководство хотя и оставит меня в должности PR-менеджера, но все же прибавит к этому статусу почетные, пусть и хлопотные обязанности постоянного представителя компании в стране — Country Representative. Но, с другой стороны, если в одних странах эту роль брал на себя геолог, в других — финансист, а в третьих — разработчик, то почему хотя бы по одному адресу должность Country Representative не может быть доверена пиарщику?..

…А пока мне надо было готовиться к поездке в Такоради, центр ганской нефтяной лихорадки. Но лихорадки в хорошем, а не гротескно-чаплинском, смысле этих слов. Если Аккра находится посредине нижней, обращенной к океану кромки ганской картографической трапеции, то Такоради — в левом углу береговой линии. Это прямо на границе с Кот д’Ивуаром, где, в отличие от Ганы, добыча шла уже давно. Каких только слухов, подлинных и ложных, ни приходило из оживленного «западноафриканского Юкона», где собрались искатели нефтяной удачи со всего света! Был в Аккре выкрашенный в густо-розовый цвет ирландский паб. Вечно окруженный джипами завсегдатаев, он за версту пропах прогорклым пивом. Именно там всякие были и небылицы о городе Такоради, о якобы сверхтребовательных властях и племенных вождях, о неподъемных ценах на гостиницы и арендное жилье, плодились словно на конвейере.

Стряхивая у стойки пепел, вернувшиеся из Такоради бородатые буровики уверяли, что видели рядом со своими платформами быстроходные пиратские катера. Безопасники вторили, будто город полон не столько воров, сколько… агрессивных проституток из Азии(!). Почему? Да потому, что строительные тресты КНР, подрядившиеся создавать там же береговую инфраструктуру, якобы игнорируют социальное пожелание ганской стороны. А оно звучит просто: принимать на работу, будь то постоянную или временную, только местных поваров и буфетчиц, вахтеров и садовников, уборщиц и грузчиков, водителей и телефонисток, да и девиц легкого поведения из ганских эскорт-агентств. Китайцы же, как назло, якобы везут подружек с собой из Шанхая!

По дороге в Такоради, а выехали мы туда с Чарльзом ранним утром, я все время жалел, что преобладающая часть автострады не очень-то живописна. Она стелется не вдоль океана, а вдали от него. Поток машин почти все время закрыт от залива пыльными грядами холмов с плантациями и поселками. Жалел, но не удивлялся. Во многих странах жители, веками опасаясь набегов с моря, что называется, строились далеко от его опасной кромки. Так, дабы не подвергнуться десантам карибских флибустьеров, вдали от Атлантики поднялся красавец Каракас. На Кубе, кроме Гаваны, Сантьяго-де-Куба и, пожалуй, Сьенфуэгоса, основные города на «жемчужине Антил» тоже возводились на центральной, удаленной от берегов оси острова. Так что же говорить о бывшем Золотом Береге, где в ХVI веке закованных невольников загоняли португальцы на свои каравеллы, в ХVII веке — голландцы на свои барки, а затем англичане — на бригантины. Африканцам невольно пришлось отодвинуть племенные поселения подальше от пенистого прибоя, над которым в любой момент могли замаячить паруса, не предвещавшие ничего хорошего.

По обочинам шоссе жены фермеров на все голоса расхваливали свой товар. То были, главным образом, огромные и питательные клубни ямса и юкки, этих извечных соперников картофеля в жарких странах. Но, конечно, пестрели и россыпи помидоров, и банановые связки. Кое-где продавались выточенные деревенскими токарями из красной или черной древесины миски для салатов, напольные пепельницы и, конечно, грозные мистические маски на темы местных культов. Советник-посланник посольства РФ однажды обиделся на меня за отказ отвезти в Москву его родственникам такую свирепую настенную маску. Но я ведь и впрямь опасаюсь тех языческих верований, в которых совершенно не разбираюсь. Кто знает, что может учинить такой таинственный сувенир со мной на борту авиалайнера. В общем, вместо маски я доставил в Москву по назначению толстенный художественный альбом о ганских ремеслах и стопку ярких узорчатых платьев в национальном стиле; но дипломат все равно остался обиженным…

…Еле-еле мы — сквозь плотные пробки — дотащились с Чарльзом до Кейп-Коуста, где над бухтой нависает крепость, ставшая музеем. Припарковались и вышли размяться среди галдящих юнцов, напрашивающихся в гиды. Кроме батарей с видом на море и губернаторского дворца на замковой площади, частью выставки стала мемориальная доска с надписью о визите президента США Барака Обамы и его жены Мишель, как и об их интервью в этих стенах. Выступая в Кейп-Коусте, Обама сказал: долг свободолюбивого американца — совершить паломничество в Кейп-Коуст, откуда африканцев увозили в душных трюмах. Везли поднимать экономическую мощь США на табачных плантациях Виргинии, хлопковых полях Джорджии и шахтах Пенсильвании.

В Кейп-Коусте, я сделал неожиданную находку. Судя по полуистлевшим подшивкам «Королевской газеты Золотого берега», в ХIХ веке там побывал наш соотечественник — подданный Российской империи. То был уроженец Кизляра. Тогда этот форпост царской экспансии на Каспии, основанный в 1735 году, входил в Астраханскую губернию, а ныне относится к Дагестану. Звали купца-путешественника, судя по публикациям от 31 декабря 1823 года и от 7 января 1824 года, Варга или Варги. Но есть основания полагать, что речь идет, скорее всего, о видоизмененном армянском имени Варген. Вести о странствиях кизлярца под заголовком «Путешествия татарина»(!) были перепечатаны из кейп-коустской прессы в соседних колониях. Ссылки имеются в номерах «Королевской газеты и вестника Фритауна» от 8 и 15 марта 1823 года. Упоминание о походах Варги, или Варгена, содержится и в «Новых анналах путешествий, географии и истории», изданных в Париже…

Недавно я узнал: российский африканист Н.Н.Николаев согласен с тем, что плавание кизлярца к берегам Африки и его изнурительные переходы из одной древней страны в другую — не выдумка, а правда. После странствий на Востоке негоциант с Кавказа посетил страны (еще не занятые европейцами), заселенные народом хауса: Кано, Кацина, Замфара, Зария, Томбукту, Дженна и Конг. Закончилось же это «хождение за три моря» на земле современной Ганы — у границ племенного королевства Ашанти. Оно еще не принадлежало в ту пору британской короне, но уже было связано с нею вассальными узами. Поэтому подозрительного россиянина препроводили из города Кумаси, столицы «золотого царства», в береговой центр колониального присутствия англичан — Кейп-Коуст. Здесь-то путешественника и допросил полномочный посланник и глава английской администрации мистер Уильямс. Что же произошло в дальнейшем? Об этом, к сожалению, мы пока не знаем.

Через час, доехав до курортной Эльмины с ее фортом, похожим на кейп-коустский, а также гольф-клубом, украшенным именами голливудских звезд, мы увидели на пляжах сотни местных жителей, а не туристов-паломников с Беверли-Хиллз, к чему призывал в этих краях Обама. Встреченные нами ганцы не отдыхали. Орудуя тазиком и ситом, каждый из золотоискателей упорно отсеивал мокрый песок в поиске блестящих камешков желтого цвета.

В музее базы в Такоради пушки ХVIII века уживаются с самолетами ХХ столетия

И вот — залитый солнцем Такоради с дрожащими на горизонте силуэтами буровых. Точнее даже не город, который мы даже не успели разглядеть толком, а крупнейшая в Гане база ВВС. На ее раскаленном бетоне все было готово для торжеств. Все — значит не столько помпезная трибуна, шатры для зрителей, оркестровая площадка и сцена с подъемно-операторской техникой для телетрансляции на весь мир. В тот момент куда важнее была вертолетная площадка с красной ковровой дорожкой. Там только что приземлился вернувшийся с морского месторождения Jubilee (или «Юбилейное») президент республики Джон Эванс Атта Миллс. В руках у него красовалась прозрачная пластмассовая гильза с масляной черной жидкостью со дна морского. Такая же масса, но только в гораздо больших объемах, уже час как оседала в резервуарах PSOE – специализированного судна для добычи, хранения и отгрузки нефти на танкеры. Тогда, в 2010-м, подобные суда PSOE казались даже экспертам технологическим чудом. Да-да, чудом, сплавившим в себе производственный и транспортный циклы современного апстрима.

Глубоководная кладовая Jubilee Field, названная так в честь годовщины независимости Ганы, — ни что иное как итог слияния богатых сырьем блоков — West Cape Three Points и Deepwater Tano-DT. В общую производственно-управленческую схему они были слиты для освоения двух перспективных соседних скважин. Это Mahogany 1, где в июне 2007-го американская Kosmos нашла коммерческие запасы нефти, и Hyedua 1, пробуренная на DT англо-ирландской Tullow. Оба открытия были, так сказать, скомпонованы в 2008-м. Тогда же стал явью контракт на сооружение специального судна, о чем говорилось выше. В честь отца нации и лидера ганского освободительного движения плавучий комплекс назвали Kwame Nkrumah MV21. В зону Jubilee судно пришло в июне 2010-го. 28 ноября стартовала, что называется, техническая добыча. И вот, наконец, сегодня, 15 декабря, — официальное открытие объекта. Гана стала нефтедобывающим государством. Об этом емко и, вместе с тем, образно говорили у микрофона не только президент страны, региональные руководители и топ-менеджеры компаний, но и высшие предстоятели трех ведущих религиозных конфессий: католический кардинал, протестантский епископ и исламский муфтий.

В концертной программе мне показался (уж извините за неподдельный восторг) феноменальным дебют хореографического ансамбля «Нойям». Столь ярко окрашенных и ни на что не похожих танцев с резкими, но по-своему пластичными движениями, отзвуками ночной саванны и неведомых ритуалов я еще не видел. Прошел год, и этой неповторимой фольклорной труппе довелось выступить в Кремле.

Осенью 2011-го шла широкая подготовка к 20-летию первой вертикально интегрированной компании в углеводородном ТЭК пореформенной России — ЛУКОЙЛа. Мне поручили найти и предложить организаторам московских торжеств какой-нибудь самобытный коллектив для участия в программе на сцене беломраморного здания, которое прежде именовалось Кремлевским дворцом съездов, а теперь стало Государственным Кремлевским дворцом. В ответ на запрос я доложил из Аккры в тот же день: есть, мол, такой ансамбль! И сразу получил добро на работу с этими артистами. Прежде всего, разыскал их художественного руководителя — профессора Фрэнсиса Нии-Яртея. Обсуждая московский заказ на искрометную премьеру какой-нибудь танцевальной композиции, мы решили, что надо, пока не поздно, поставить специальный — целевой мини-спектакль. «Ты уж мне доверься», — успокаивал меня улыбчивый африканец, которому так хотелось вывезти своих ребят на зарубежные гастроли.

Адажио с парусником в исполнении фольклорного ансамбля Нойям на празднике первой ганской нефти в Такоради

«Теперь мы уже не боимся иностранных кораблей у своих берегов» — так назвали друзья свою 15-минутную композицию. Я ходил к ним на репетиции в малый зал Национального театра в Аккре и не переставал восхищаться нараставшим прогрессом как режиссуры, так и танцевального мастерства. Сначала мачта с шелковыми парусами, торчавшая из рюкзака танцовщика, олицетворяла эпоху колониальной работорговли и все, что ей сопутствовало на сцене. А в финале это были иные, добрые паруса с логотипами ЛУКОЙЛа. От рукопожатий с нефтяниками в ярких шлемах и комбинезонах прибрежная деревушка расцветала. Она радостно взрывалась светящимися красками новой эпохи — эры большой нефти. И все это — не только под зажигательную музыку, но и под неповторимый бой мощных ганских барабанов. Тогда я еще не ведал о том, что один из них, с вырезанном на цилиндре из древесного ствола именем «Павел», будет мне подарен Фрэнсисом Нии-Яртеем и его подопечными; и займет почетное место в московской квартире.

 

Павел Богомолов

Продолжение следует