Пост-октябрьская эмиграция презирала «пруссачество»
Нефтяные грани избранной темы в целом понятны. Среди эмигрантов, выдавленных за границу роковыми событиями Гражданской войны, были и экс-владельцы, акционеры и менеджеры бакинских, грозненских и майкопских промыслов, как и погоревшие инвесторы с активов Урала и Эмбы.
Кое-кто из них, пользуясь рыночными преимуществами эпохи ленинского НЭПа 1921–1929 гг., успел даже предложить свои услуги англо-голландским и другим компаниям. Тем, что вернулись в РСФСР и иные республики СССР в расчете на реставрацию капитализма. Однако НЭП оказался недолгим. Он сменился сталинской закладкой основ централизованно-плановой экономики административно-командного типа без прямого иностранного участия. С нефтеносного Апшерона вновь ушли на дальние меридианы мотивы доступа к иностранному капиталу, критерии прибыли и конкуренции. Яркие краски повторного рыночно-сырьевого бума исчезли, породив на Западе одну лишь надежду на конечный проигрыш Советов в экономической дуэли с Западом и даже на поражение брошенного эмигрантами Отечества в грядущей войне.
И вот эта война началась. Но странным образом общественный климат в эмигрантских кругах, прежде всего в облюбованной ими (но уже захваченной гитлеровцами) Франции, стал меняться не по наметкам «вечно вчерашних». Да и не в пользу фашистских планов превращения оккупированного гиганта Евразии в сырьевой (в основном нефтяной) придаток «тысячелетнего рейха». Жадные аппетиты нацистской партийной верхушки, прусского генералитета и алчных рурских монополистов не только не одобрялись, но и отвергались бывшей элитой Российской Империи. Унижение перед авторами блицкрига проклиналось — через окна парижских квартир — даже при виде уличных патрулей в форме мышиного цвета. Почему? Духовным ядром бытовавших в русских общинах настроений были антисоветские, но в то же время истинно патриотические силы, ненавидевшие германский милитаризм. На переднем плане была наиболее твердая часть офицерства, пропитанная, как осуждали большевики-интернационалисты, духом «великодержавного шовинизма». Сложилось так, что его идейным вождем во многом оставался убежденный защитник энергетического суверенитета России и священной незыблемости национального контроля над «черным золотом» — Антон Иванович Деникин.
Всеми силами отстаивать углеводородные ресурсы Кавказа от германской военщины он начал еще в 1918-м. Как напоминает кандидат экономических наук Александр Ломкин, «после смерти М.Алексеева и гибели при штурме Екатеринодара Л.Корнилова командование (Добровольческой Армией Юга России — Авт.) принял сорокашестилетний генерал-лейтенант А.И.Деникин. Несмотря на то, что все устремления Деникина, имя которого стало одним из синонимов контрреволюции, были направлены на взятие Первопрестольной, ему пришлось приступить к решению проблем, возникших в Прикаспии. С каждым днем они становились все насущнее, и игнорировать их было уже опасно». Узлом этих проблем как раз и стала большая нефть. Точнее говоря, — ее всемерная защита от поползновений и покушений кого бы то ни было. Защита во имя топливного самообеспечения самодержавно-возрожденной России и ее экономики на фоне геополитических бурь ХХ века.
Холод к британскому льву: откуда это у наших монархистов?
В советской историографии это считалось общепринятым. Деникинцам приписывалась оборона сырьевых подступов к Ирану (где англичане нашли нефть лишь в 1908 году) только от «железных дивизий» большевиков. В общем, белые — против красных, и все! Даже выдающийся прозаик Алексей Толстой внес свой бесспорный вклад в столь одностороннюю трактовку на страницах романа «Хождение по мукам».
Следует, правда, признать: советские авторы, будь то историки, писатели или публицисты, грешили узостью взгляда на Кавказ не сами по себе. Не только они выдумали версию о том, будто, кроме Красной Армии, никто иной не покушался на сырьевую стратегию Антона Ивановича и его ближайшего окружения. Упрощенных интерпретаций вполне хватало и в самом же стане белых. Так, один из кадетских лидеров Закавказья Б.Байков рассуждал однозначно, не вдаваясь в путы межимпериалистических интриг вокруг Седого Хвалынского моря. Вот что он писал, критически направив свой указательный палец лишь в одну — совнаркомовскую сторону: «Баку и его нефтепромышленный район с его колоссальными запасами нефтяного топлива, без которого должны были стать в России вся промышленность, железнодорожное и пароходное движение, поставили перед новым властелином России — большевиками — неотложную задачу захвата Баку».
Впечатление такое, будто между красными и белыми никого не было. Но это не так! Кайзеровский генерал Э.Людендорф, высадивший в 1918-м десант в Поти, говорил: «Для нас протекторат над Грузией был средством получить доступ к сырью Кавказа. Мы не могли довериться в этом отношении Турции. Мы не могли рассчитывать на бакинскую нефть, если не получим ее сами». Для Деникина, видевшего в тех событиях продолжение Первой мировой войны, в горниле которой были переплавлены все силы русского дворянства, защита Кавказа от немцев и их союзников-турок была священным долгом. В Советской же власти, особенно после договора Троцкого с немцами в Брест-Литовске и дополнительных ленинских уступок Берлину после убийства 6 июля германского посла Мирбаха в Москве, — белогвардейцы узрели прямое подыгрывание наступлению войск кайзера на Кавказ через Ростов-на-Дону. Недаром участник Белого движения Д.Лехович, в ту пору молодой офицер, писал, что для него и его соратников «борьба с большевиками являлась продолжением борьбы с германским империализмом».
Любопытен разворот Деникина и его Добровольческой Армии — после ноябрьской (1918 года) революции в Германии и окончания Великой войны — к защите энергетического суверенитета подвластных им территорий теперь уже не от немцев, а от… экс-союзников Царской России — англичан! Заняв к тому времени Баку, Батуми и Тифлис, Лондон наделил генерала Томсона губернаторскими правами в обширном регионе от Туапсе до Апшерона. Это ведь Томсон предписал: «все русские заводы, железные дороги, учреждения и имущество, находящиеся на земле Азербайджана, перешли к последнему, и пользоваться ими Добровольческая Армия может лишь за плату по согласию с азербайджанским кабинетом». Иными словами, «смотреть на Баку и Дагестан, как на свои плацдармы, Деникин не может». Чувствуете замах британского льва даже на ставший российским в середине XIX века Дагестан?! Подножка Белому движению была поставлена несмотря на то, что захватывать Азербайджан белые даже не собирались. Считая, что с молодым государством на Каспии «можно договориться», штаб Деникина решил: не предпринимать против новой республики никаких агрессивных действий и постараться «установить добрососедские отношения, правильный товарообмен и получить право пользоваться бакинским портом как базой».
Грозный англичанам не достался
Помощник Деникина генерал А.Лукомский отмечал: «Если бы британская политика имела целью лишь поддержать порядок в Закавказье как в зоне, примыкавшей к Персии и Турции, то не было бы надобности поддерживать с Темзы азербайджанское и горское (претендовавшее на Дагестан, Чечню, Ингушетию и Осетию — Авт.) правительства в вопросах, которые явно противоречили интересам России и, в частности, ее Вооруженных Сил».
Что же касается влечения Лондона к бакинским промыслам, то Лукомский писал: «Получалось отчетливое впечатление, что британское правительство особо заинтересовано в бакинских нефтяных кладовых, не желая допустить, чтобы Баку оказалось в зоне влияния Добровольческой Армии». Так стоит ли удивляться тому, что настороженный к интригам англичан Деникин послал в азербайджанскую столицу своего представителя генерал-майора Эрдели «для полной ориентировки на месте». Тот и убедился в Баку в самых мрачных ожиданиях белых. Деникинцам не оставалось ничего кроме как упредить колониально-экспедиционный корпус с Альбиона в реализации очередного, и притом коварного, плана нефтяной экспансии — захвата промыслов Чечни и прокладки оттуда железной дороги к Ирану. «Дабы не было каких-либо печальных недоразумений или трений в случае, если бы Грозный со своими нефтяными источниками был занят британскими войсками, — командиру отряда, направленного на Грозный (генерал-лейтенанту В.Ляхову — Авт.) было приказано его занять до подхода британских войск».
Итог: королевских солдат и впрямь опередили! Осадив их, Деникин шлет Томсону телеграмму № 11 — документ отрезвляющего Лондон звучания: «Победами Добровольческой Армии весь Северный Кавказ систематически освобождается от большевиков. Заняты Пятигорск, Моздок. Войска атакуют, а возможно, и взяли уже Владикавказ». И вот гротеск судьбы: среди тех, кто под ударами Добровольческих Сил отступал все дальше от кладовых нефти, был 18-летний выпускник 4-месячных командирских курсов Красной Армии Андрей Власов. Мощь профессиональных деникинских ударов он познал, воюя в рядах 2-й Донской дивизии. После того как Советы, разбили, перейдя в контрнаступление, группировку противника на Кубани и Тереке, будущий генерал-предатель попал в Северную Таврию — воевать против войск барона Петра Врангеля. Ротный командир, штабной оперативник, начальник конной и пешей разведки в формированиях, брошенных на разгром повстанцев под предводительством Нестора Махно, — так складывалась в те бурные дни биография будущего изменника. Складывалась, как видим, все на том же Юге России.
Конечный исход Белой гвардии и пережитой ею драмы оказался, однако, не в пользу Деникина — человека высокоидейного и потому эмигрировавшего на Запад в крайней нищете. По данным процитированного выше Александра Ломкина, бывший сослуживец Антона Ивановича генерал Саблин 21 апреля 1920 года (т.е. ровно сто лет назад!) писал: «Генерал Деникин передал мне для размена 23 тыс. царских (бумажных) рублей, несколько сотен керенок, австрийских крон и турецких лир и коробочку, содержащую 49 рублей монетами десятикопеечного достоинства серебряной чеканки 1916 года. Это весь капитал бывшего Главнокомандующего!». В пересчете на твердую валюту «капитал» составил мене тринадцати(!) фунтов стерлингов»…
…Защитник нефтяного наследия старой России обосновался с семьей в небольшой парижской квартире — в скромных условиях. С другой стороны, он стал много публиковаться, занялся общественной деятельностью. Своему трезвому видению геополитики, основанной на жесткой борьбе за природные ресурсы, Деникин не изменил. Этого не учли эмиссары генерала-предателя Власова, постучавшие в 1942-м в двери экс-лидера Белого движения. Дело было в занятой гитлеровцами французской столице. Ветеран Гражданской, разъяренный кощунственным приглашением переселиться в Берлин и поучаствовать в консультировании германских стратегов по югу СССР и, главное, по особенностям ведения войны в тамошних нефтепромышленных районах, спустил не в меру настойчивых соотечественников с лестницы!
Белые защищали Кавказ от немцев. Власовцы помогали немцам захватить его четверть века спустя
Спрашивается: каким образом участвовали в походе за кавказской нефтью русскоязычные подразделения под общим командованием генералов вермахта? Что это были за иуды, готовые продать питавший тогда всю Россию бассейн «черного золота» за дурно пахнувшие «тридцать сребреников»?Постаревшие в эмиграции Деникин и многие другие ветераны Белой гвардии смутно догадывались об иезуитской роли таких войсковых частей в наступательных операциях, например, под Майкопом.
Ну а уже после войны расплывчатые слухи вылились в рельефные строки изданных в ФРГ мемуаров. Вот что писал участник наступления 1942 года на Кубани и Ставрополье Вильгельм Тике: «Штурм Майкопа представлял собой одну из самых отчаянных операций в военной истории. Перед небольшим отрядом солдат, переодетых в форму войск НКВД, направленных в Майкоп вперед наступающих войск, была поставлена задача предотвратить разрушение нефтехранилищ и нефтепромыслов.» Снова слово «нефть» стало волшебным. Как же все это происходило?
Командовал «освободителями» лейтенант барон Фолькерзам из немцев Прибалтики — потомок адмирала, служившего и погибшего на русском флоте. В восточнопрусском городе Алленштайн он сколотил эту «русскую группу». В ночь на 2 августа 1942 года, когда 13-я танковая дивизия вермахта стояла под станицей Новоалександровской в долине Кубани, барон Фолькерзам собрал своих лжеслужащих НКВД у околицы одной из деревень, занятых советскими солдатами разных национальностей.
Пользуясь паникой окруженных в деревне новобранцев в краснозвездных пилотках, Фолькерзам согнал их на митинг «во славу великого Сталина», а на деле запутал обороняющихся. Заодно удалось завербовать нескольких выходцев из семей казаков, воевавших два десятилетия назад под знаменами атамана Краснова. «Таким же образом, — продолжает автор мемуаров, — были отделены друг от друга и представители ряда национальностей. Остались «необработанными» только русские. Наутро диверсанты во главе с бароном, ставшим теперь «майором НКВД Трухиным», смешались с отступавшими советскими бойцами и, уже на их грузовиках, выехали к мосту у Армавира. Запутав охрану и обманув советского полковника, группа — в объезд колонн красноармейцев — добралась до Майкопа и остановилась прямо перед штабом войск НКВД. Начали разведывать места расположения нефтяных складов и промыслов с целью предотвращения их подрыва. А затем, представьте себе, за столом вечерней выпивки доверчивый генерал НКВД поручил лжемайору отправиться наутро с инспекционной поездкой назад — к линии фронта!
«Да уж, воистину счастливое совпадение! — ликовал мемуарист Тиле. — Наутро они вдвоем выехали на фронт. Псевдомайору «Трухину» удалось кое-где убедить генерала не массировать артиллерию, а наоборот, разместить ее по фронту равномерно. Фолькерзам добивался этого, ибо на одном участке немцы намечали нанести главный удар». В итоге немцы все же прорвались к Майкопу. В городе воцарился хаос, обозы и штабы потянулись в горы, а «русская группа» тем временем взорвала узел связи и захватила телеграф. Хорошо еще для оборонявшихся, что, не поверив провокаторам и игнорируя ложные приказы срочно «бросать хранилища и нефтяные скважины», охрана отраслевых объектов выполнила свой долг. Промыслы и резервуары, вопреки воплям диверсантов, были неумолимо взорваны и сожжены теми, кто остался верным присяге. И подобных примеров неудач, постигших авантюристов власовского пошиба в предгорьях Кавказа, было в те страшные дни немало…
Отступили до границ рейха, но все еще мечтали о Каспии
…Подозревая или даже зная о таких подрывных действиях «русскоязычных оборотней» в тех самых местах, где четверть века назад Добровольческие Силы храбро отстаивали нефтеносные районы от немцев, турок, англичан и горских сепаратистов, — мог ли Антон Деникин гостеприимно приветить (в 1942-м) нагрянувших к нему с «выгодными предложениями» эмиссаров РОА?
Ветеран Белой гвардии многим рисковал, когда по-стариковски медленно, но сильно вытолкнул непрошеных визитеров. Гестапо могло ведь запросто схватить и даже казнить царского военачальника, не пожелавшего внести свой вклад в борьбу за «дело Великой Германии». И слава Богу, что этого не произошло. Ибо, окажись Деникин в камере пыток, нацисты разглядели бы в нем еще более опасного противника, чем им думалось поначалу. Заметим в скобках, что супруга Деникина была на какое-то время арестована гестапо еще в 1940-м. А сам Антон Иванович точно разозлил бы палачей, попадись он к ним, своим выводом о том, что власовская пропаганда «использовалась немцами в виде идеологического прикрытия для набора пушечного мяса».
16 сентября 1944 года, когда шеф СС Генрих Гиммлер наконец-то принял для беседы главаря РОА Андрея Власова, нацеленность этой пропаганды на раскол исторической России (или скорее того пространства, которое должно было от нее остаться) достигла апогея. Был согласован текст пресловутого «власовского манифеста», направленного, помимо прочего, на расторжение единства народов и этнических общин нашей страны. Особенно зримо это было призвано сказаться на черноморско-каспийском направлении — на пути к так и не заполученной «третьим рейхом» бакинской нефти. Даже подумать — и то дико: разбитые «покорители мира» катились в сорок четвертом под ударами Советской Армии к рубежам Германии, а Власов покорно одобрял бредни Гиммлера об «энергорезерве Северного Кавказа для нацизма»! Кивал в ответ на то, что река Миусс в Донбассе будет границей рейха, Крым станет татарской автономией под протекторатом Берлина, казачество Дона, Кубани и Терека будет провозглашено отдельной — нерусской национальностью… А беспрепятственная транзитно-топливная ось, соединяющая «фатерланд» с донецким углем, нефтью Майкопа, Грозного и Баку, — станет стратегическим «питательным стержнем для тысячелетней германской империи».
Деление сдавшихся немцам в плен и рекрутированных ими предателей по национальному признаку становилось к концу войны все заметнее. Об этом рассказывает в мартовском номере «Международной жизни» кандидат наук Владимир Кружков. Так, в «Информационном листке добровольческих частей» (№ 142 (188) от 23 июня 1944 года) прославлялись деяния т.н. Армянского легиона в Нормандии. Его боевики «в боях против французских партизан одержали значительные успехи, нанеся им потери. Захватили много оружия, пулеметы, винтовки и т.п. и привели с собой 35 человек пленных. В боях было убито 75 партизан». Там же, в Нормандии, забрасывали гранатами высадившихся англо-американцев «бойцы Сводного среднеазиатского батальона, в котором плечом к плечу сражались немцы, таджики и казахи… Со звериной ловкостью работали штыками казахи. Таджик Салим Назаров, дважды раненный перед этим, продолжал отбиваться от окружившей его кучки англичан и был освобожден подоспевшими товарищами. Взяв 15 пленных, батальон вернулся к обозам, с честью выполнив первое задание».
Не бездействовали, судя по комментарию начальника штаба РОА генерал-майора Ф.Трухина, и «кадровые части Украинского Визвольного Вийска и других национальных формирований». Кстати, уж не тот ли это самый барон Фолькерзам-Трухин, о «подвигах» которого на нефтепромыслах Майкопа уже рассказывалось выше?.. 1-я Казачья кавалерийская дивизия фашистских прихвостней наносила тем временем удары по Народно-Освободительной Армии Югославии во главе с Иосипом Броз Тито. Набранная из белорусов и уроженцев западно-русских областей «бригада Каминского» подавляла в августе-октябре 1944 года Варшавское восстание. «Восточно-тюркское соединение» войск СС свирепствовало с марта по май 1945 года в Северной Италии. Ну и, конечно, «коренные власовцы» из глубинных регионов самой России тоже «работали не покладая рук». Так, 30-я гренадерская дивизия войск СС (1-я Русская) воевала в Восточной Франции в сентябре 1944 года. Словом, все те злодеяния, которые предатели Родины «недовоплотили трагическим летом сорок второго на пути к каспийской нефти, были затем с лихвой «материализованы» повсюду, где огрызался своим все более бесполезным сопротивлением обреченный гитлеровский рейх.
Эпилог
В 1946 году в крематории Донского монастыря в Москве были сожжены останки генерала-изменника Андрея Власова и его сообщников, приговоренных к высшей мере наказания советским судом.
В 2005 году в некрополе того же Донского монастыря были с почестями погребены доставленные из Парижа останки двух видных представителей русской послереволюционной эмиграции на Западе. Один из них уже знаком нам по этой статье. Речь — об Антоне Ивановиче Деникине. О благородном и, вместе с тем, загадочном до сих пор человеке. О россиянине, который в 1943-м на личные средства, заработанные до войны книгами и статьями в прессе стран Запада, направил Красной Армии… вагон с лекарствами, чем озадачил Сталина и советское руководство в целом. Недаром в Москве решили так: медикаменты принять, а имя инициатора их отправки не разглашать.
Но и вторая персоналия, увековеченная выбитой на мраморном надгробии соседней могилы надписью, тоже фигурирует среди видных мыслителей ХХ столетия. Тех, что не остались на чужбине равнодушными не только к судьбе своей Родины, но и к позорно-черному феномену власовской «измены века». Замечательный человек, погребенный одновременно с Деникиным, в свое время честно писал: «Многие наивные русские эмигранты ждали от Гитлера разгрома коммунистов и освобождения России. Они рассуждали так: «Враг моего врага — мой естественный единомышленник и союзник». На самом же деле враг моего врага может быть моим беспощаднейшим врагом. Поэтому трезвые русские патриоты не должны были создавать себе иллюзии».
Это высказывание принадлежит философу Ивану Александровичу Ильину.
Павел Богомолов,
кандидат политических наук