Весть пришла из Джакарты. Но она затерялась в потоке новостей мирового ТЭК. И напрасно, ибо ее можно назвать если не исторической, то уж, во всяком случае, во многом переломной. Да-да, переломной хотя бы для связей Индонезии, этого бывшего члена ОПЕК, с зарубежными инвесторами. По данным Reuters, колоритный архипелаг с крупнейшим мусульманским населением в мире внес поправки в свой закон 2017 года о капиталовложениях в нефть и газ. Компаниям можно выбирать модель инвестирования в апстрим-проекты, хотя и все еще в русле соглашений о разделе продукции. До 2017 года там была принята схема Cost Recovery («Возмещение затрат»). По такому сценарию освоения и разработки, государство компенсировало инвестору издержки разведки и добычи, а инвестор перечислял больше доходов от нефти и газа в пользу властей. Но в последние три года компаниям предписали другой, суровый порядок: Gross Split («Раздел на этапы»). Теперь операторы и подрядчики целиком, без какого-либо вклада казны, несли все расходы на изучение и освоение индонезийских блоков, а в виде компенсации забирали в свой портфель повышенную долю платежей от покупателей сырья. Вопрос: что, если на запуск промысла пошли мега-ассигнования, а он себя не оправдал? Не ведет ли «тирания Минфина» к уходу капиталов из Джакарты, которая и без того теряет роль одного из локомотивов отрасли? Опасность, как уже все видят, осознана. «Правительство, — было объявлено в минувшую субботу, — действуя через Минэнерго, официально допускает гибкость в выборе формата контракта о нефтегазовом сотрудничестве». Цель — дать проектам определенность, обеспечить правовую стабилизацию и, конечно, привлечь инвестиции. Если у кого-то уже подходит к концу срок действия старого соглашения по принципу Cost Recovery, — то никто не заставит такого партнера переделывать документ по типу Gross Split… Что сказать по поводу индонезийских перемен? То, что и на Малайском архипелаге, и во всем «третьем мире» подобные коррективы следовало внедрить, как говорится, сотню лет назад. При этом раскладе компании ТЭК реже уходили бы в северные широты из Африки, Азии и Латинской Америки, а они, в свою очередь, смягчили бы для себя удары ценового спада. Поговорить же в сегодняшнем Обозрении хотелось бы не только о том, как развивающиеся страны бьются в тисках мирового кризиса, но и о том, сколь отчаянно они пытаются нейтрализовать излюбленное оружие в руках у «мирового арбитра» — секторальные санкции. 

Голодаете даже при доходах от углеводородов? Ну и хорошо!

В отличие от соседних стран Персидского залива и Южной Азии, нефтегазоносный Иран уязвлен в эти дни не только ценовым кризисом и пандемией коронавируса. «Режим мулл» столкнулся с неимоверными — поистине бесчеловечными трудностями в попытках импортной закупки медикаментов, оборудования для клиник и продуктов питания. 

Название этого барьера для Исламской Республики общеизвестно. Речь — о санкциях США не только против иранского нефтеэкспорта как такового, который буквально продавливается Тегераном изо всех сил. Кроме этого, невозможно легально расходовать накопления казны для приобретения лекарств и медаппаратуры. Как было подтверждено агентству Reuters не одним, а пятью(!) источниками, в этом плане иранцам стало еще хуже. Им подчас бессильна помочь абсолютно аполитичная и, кстати, поддержанная в свое время даже Вашингтоном швейцарская структура под вывеской SHTA — Swiss Humanitarian Trade Agreement. Вступив в действие в феврале 2020-го, эта прозрачная система закупок и расчетов по важнейшим для населения Ирана партиям товаров, попросту говоря, буксует. Компании и банки Южной Кореи, Японии и других союзников США, хотя и получив право не просить у Белого дома разрешения на проводку гуманитарных транзакций в каждом конкретном случае, — тем не менее, опасаются это делать! И, соответственно, «залезают» — ради перестраховки — в нагромождение всяческих согласований за океаном, пока вирус косит в 80-миллионном Иране жизни сотен людей. Да и оставляет тысячи небогатых шиитских семей на полуголодном пайке. 

Между прочим, миллиарды, вырученные республикой от экспорта, давно лежат на принадлежащих Тегерану счетах в банках Азии. Эти авуары находились там еще с 2016–2018 годов, когда — по воле Трампа — рестрикции еще не заработали. Но и эти деньги, как жалуется Центробанк Ирана (CBI), толком потратить нельзя. Финансисты во всем мире опасаются штрафов, а то и своего изгнания из долларовой системы мировых расчетов. А если какая-то экспортно-импортная операция с иранским адресом все-таки согласована с помощью той же SHTI, то неожиданно могут навредить уже не коммерсанты, а магнаты судоходства или страховщики. МИД Южной Кореи вынужден был признать: наличные платежи в рамках таких сделок Сеулом запрещены! То есть отапливать иранской нефтью экономику к югу от фронтовой 38-й параллели на злополучном полуострове пару лет назад не было запрещено. А вот расходовать средства, законно заработанные на этом ближневосточной страной, — не дозволено: «Любое разрешение на использование таких фондов должно быть строго авторизовано Соединенными Штатами». В свою очередь, Минфин США на словах согласен с легализацией поставок еды и медикаментов. Но, в таком случае, почему повсюду так сильно опасаются именно этого сурового вашингтонского ведомства, — одному Богу известно. 

Впрочем, наконец-то одна фармацевтическая фирма Швейцарии сумела-таки «провернуть» первый контракт на лекарства для страждущих потомков Персидского царства. Но между тем бернский Госсекретариат по вопросам экономиким (SECO) уже предупредил: «Для постоянного функционирования схемы нужны не разовые, т.е. индивидуально-выторгованные, а «регулярные трансферты иранских денежных фондов из-за границы». А ведь как минимум одно из должностных лиц в Тегеране посетовало на доходящие из-за океана вести неприятного свойства. Это — отказ Белого дома санкционировать такую плановую работу даже в русле SHTA. Единственная кредитно-финансовая инстанция, безоговорочно согласившаяся, тем не менее, получать и быстро переводить любые платежи в этих рамках, — это швейцарский банк ВСР. 

Кукурузу — и ту не выменять на товары иранской нефтехимии

Вдобавок к двусмысленности на банковском фронте, в последние месяцы резко усугубился еще один недобрый фактор. Это — неопределенность с традиционными иранскими закупками продукции южноамериканского земледелия. Особенно — того продукта, без которого в мусульманской стране не мыслится ни людской рацион, ни кормовая база животноводства.

Это — бразильская кукуруза. Из-за блокады и краха экспортно-импортных сделок с участием Тегерана, все больше сухогрузов с початками «золотого маиса» перехватывает прагматичный Тайвань. Да и другие импортеры в Азии не сидят сложа руки. И ведь это несмотря на льготную цену, которую дает за кукурузу осажденная Белым домом страна, переплачивая 10 долл за каждую тонну. Чего только ни делают бразильские поставщики, желая все же помочь Ирану! Они и переводят часть транзакций из долларов в евро, и подключают к платежам никому не известные банки «микроскопической величины»… Но почти всегда все тщетно. «Из-за враждебной политики Соединенных Штатов, — поясняет Мехди Ансари, глава тегеранской зерновой компании Tejari Ansari Group, — нам пришлось сократить закупки южноамериканской кукурузы». И все же на второе полугодие Иран приобрел ее в объеме 600 тыс. тонн. Но что придется делать, если даже скрытые банковские трансферты через Атлантику почему-то не пройдут? Не пристегнуть ли торговлю к натуральному обмену, т.е. к бартеру? Да, теоретически можно, скажем, менять кукурузу на ценный — в равной мере — продукт. Например, на иранскую мочевину. Но подобная сделка, по свидетельству гендиректора бразильской Eleva Quimica г-на Карлоса Миллнитца, поднимет цену каждого початка «для Ирана еще выше».

К тому же и в ходе таких (безобидно-безвалютных) операций Тегерану нельзя использовать отечественные суда — сухогрузы под флагом «запертой» ближневосточной региональной державы. В конце 2019-го бразильская госмонополия Petrobras, опасаясь санкций США, отказалась заправить в своих портах топливом два иранских теплохода, готовых обменять мочевину на маис. Об этом напомнил все тот же «деидеологизированный бизнесмен» Карлос Миллнитц, а его не заподозришь в тайной приверженности зеленому знамени Пророка. В общем, напрасно кто-то наивно полагает, что запасенные впрок нефтяные миллиарды Тегерана могут-де в любой момент обернуться срочно востребованным антибиотиком для какого-нибудь лежащего дома больного в Тебризе. Либо аппаратурой для больницы или, наконец, лепешкой либо куском мяса (хотя бы раз в неделю) для рядовой семьи где-нибудь в Мешхеде или Серахсе. Тот, кто на это уповает, — глубоко заблуждается. 

Готовность к самопожертвованию под санкциями дошла в Иране до религиозного фанатизма: пасть великомучениками, но не сдаться «гегемону». И, если уж мы заговорили о судах, которым в бразильских и иных водах не дают заниматься транспортировкой грузов, то нам понятен и поиск других, подчас экзотических ролей для тех же простаивающих сухогрузов. В этом смысле показательна судьба огромной иранской баржи океанского класса, превращенной в… копию американского авианосца. Для чего? Не только для тренировок спецназа из состава Корпуса стражей исламской революции по взятию «сатанинских мишеней» на абордаж (так сказать, в правоверно-учебных целях). Задача перестройки плавучей махины в громадный муляж под звездно-полосатым стягом состояла еще и в съемках кинокартины пропагандистского звучания: «Великий пророк-14». Миллионы иранских зрителей рукоплескали. Но вот беда: недавно та же баржа со своей ложной взлетно-посадочной палубой… накренилась и затонула (по данным Forbes, на 45-футовом мелководье) близ порта Бандар-Аббас. И теперь, естественно, ее остов мешает судоходству. «Но ничего, — парируют в патриотическом запале иранцы. — Точно так же баржа помешает и завтрашнему десанту Пентагона!». 

В чем расписалась Намибия

На редкость самокритичное заявление сделал в ходе дискуссионного «вебинара», проведенного Африканской Энергетической Палатой, один из министров Намибии — обширного государства на юго-западе Черного континента. Речь идет о Томе Алуиндо — главе национального ведомства, отвечающего за энергетику и горнодобывающую промышленность.

Целый век о Намибии, ее статусе не было известно ничего долговременно-определенного и гарантированного. Былая колониальная метрополия, а ею слыла Германия, — проигрывала войны в Европе и заодно теряла власть над таинственно-пустынной африканской территорией со столицей в Виндхуке. Немцев сменяли англоязычные «контролеры» из Претории, осуществлявшие мандатную юрисдикцию по линии соседнего Южно-Африканского Союза. А затем — правители Южноафриканской республики, в чьем общественном строе было, впрочем, мало истинно-республиканского. Патриоты Намибии не мирились с навязанным белым меньшинством режимом полуфашистского апартеида; и наращивали сопротивление незваным надсмотрщикам. Лидер национально-освободительного движения Сэм Нуйома по-братски простирал в Кремле свои объятия Леониду Брежневу — и получал бесценную помощь. Немало содействовали борцам против «институционального расизма» и присланные Фиделем Кастро группы кубинских воинов-интернационалистов.

Разве могли в ту пору подумать в Гаване, да и в Москве, что однажды под флагом перестройки явятся архитекторы «нового политического мышления», которые в унисон с НАТО назовут партизан СВАПО террористами? А идею вовлечения кладовых золота, урана и, быть может, нефти во внешнеторговый оборот СССР и социалистического содружества они проклянут как «отрыжку советских иллюзий»? Увы, такая смена кремлевских подходов к Африке как раз и возобладала. Так что пришлось намибийцам, хотя и все еще уважавшим Сэма Нуйому, избрать прозападный курс в экономике. То есть сделать ставку в освоении сырьевых ресурсов на заокеанского дядю Сэма. И вот Chevron регистрирует в 1974-м первое открытие природного газа на шельфе Намибии. Залежи «голубого топлива», находящиеся под 600-метровым слоем воды на поддонной глубине 4,4 километра, стали известны как месторождение Куду. Впрочем, на том дело в ту пору и закончилось…

…Прошло почти полвека, и честно настроенный министр Алуиндо прямо, без прикрас изрек на днях в ходе «вебинара» — в жанре видеоконференции — нечто разочаровывающее. Официальный Виндхук, посетовал он, не считает глубоководные блоки в пределах Куду своим активом, ибо коммерчески пригодным он не является. «Никакого истинного открытия у нас там нет, — сказал министр. — Собственно, и раньше-то его там не было. Другое дело, что в последнюю пару лет ряд «мейджоров» занимался в наших водах разведкой, но это было в других секторах намибийского шельфа». Поясняя слова главы отраслевого ведомства, одни эксперты говорят: все дело — в политэкономии вопроса. Дескать, разработка газа вообще-то нужна республике не столько для себя, сколько для сжижения — и поставок СПГ на Запад. Но для создания столь крупного производства и шиппинговой логистики мала сама ресурсная база Куду — всего 1,3 трлн кубических футов «голубого топлива»… Другие аналитики, рассуждая о газовых шансах Намибии, возражают: те запасы, которых недостаточно для масштабного экспорта, — пригодятся, мол, в самый раз для доставки по трубе на берег и выработки электроэнергии в скромных, но вполне отвечающих внутренним нуждам объемах. Однако вот опять-таки незадача: в «линзах» под океанским дном плотно сжат не только газ. 

Наступит ли в отрасли отрезвление?

Подобно природной губке, в намибийских коллекторах под Атлантикой густой массой скрываются еще и мириады осколков вулканической породы. Так что же выходит? Не только Chevron, но и англо-нидерландская Shell и ирландская Tullow, прикасаясь к невидимым кладовым Куду с разных сторон, наверняка понимали: речь идет о своего рода сланцевом месторождении. 

А оно, увы, не может не требовать от газовиков огромных издержек в ходе бурения. Поэтому потенциальные разработчики не раз отступали от этих вод. Да и сами намибийцы, видя кризис сланцевой добычи (вкупе с пандемией) не только в США, — стали, как видите, оценивать свои недра трезвее, чем вчера. Горький опыт торможения и сворачивания ТЭК в Техасе и Северной Дакоте многому учит. Учит, как видите, даже за тридевять земель. Однако унывать в офисных небоскребах Виндхука, раскаленного «белым солнцем пустыни», не собираются. Там по-прежнему верят и в большую нефть, и в большой газ. «Думаю, перспектива нашего становления как отраслевого игрока в сфере апстрима все равно растет день ото дня, — подытожил на оптимистичной ноте министр Алуиндо. — Растет в такой мере, что и сейчас мега-корпорации ведут у нас разведку. Словом, настанет день, когда мы и впрямь что-либо откроем. Надеюсь, не просто останемся потребителями. Станем еще и добытчиками». 

Что ж, такой оптимизм намибийцам и впрямь необходим. Но еще больше, говоря по чести, им нужен коренной пересмотр всего комплекса отношений с инвесторами. Обвал мировых цен, спад спроса на углеводороды и пандемия уже производят в умах переворот более радикальный, чем все то, к чему все мы, друзья и зарубежные партнеры апстрима в «третьем мире», призывали африканцев с конференц-трибун и за столами переговоров давно. Слишком высокие аппетиты Черного континента, особенно в русле законодательств «О местном наполнении и национальном участии» в нефтегазовых проектах, — такова часть болезненных причин, по которые ведущие сырьевые компании покидают, по крайней мере, западную часть этого материка в последние дни.

Единственным бастионом ресурсного национализма в его радикальном виде (когда выгоды скромных подходов к налогообложению срезаны тайным выкручиванием рук в рамках Local Content and National Participation) упорно остается Нигерия. Это главный поставщик сырья в Гвинейском заливе и член ОПЕК. Двухпалатный парламент готовит там поправки к закону 10-летней давности. Смысл коррективы к биллю (Nigerian Oil and Gas Industry Content Development Act) — удвоение побочных тарифов, взимаемых с операторов нефте- и газопромыслов в пользу National Content Fund. Если до сих пор косвенные выплаты в казну от «пришельцев» были равны 1% проектных смет, то отныне будет уже 2%. Причем относится это не только к заказчикам работ, но и к их подрядчикам, субподрядчикам, звеньям инвестиционных альянсов и т.д. Депутаты могут сколько угодно оттачивать параграфы этих «ужесточений». Но ведь суть и так ясна: правительство, ведя мониторинг усиления этого закона, уже дало незыблемый ориентир: упомянутый фонд должен достигать не 200, а уже 350 млн долл! Отраслевое министерство вынесло на сей счет соответствующее постановление еще 16 июня.

От «африканских пятен» не отмазаться, что плохо для Африки

Престижу ТЭК в «третьем мире», авторитету властей, да и репутации местного бизнеса не помогает одна неприятная особенность тамошних нефтегазовых проектов. Они отличаются опасной способностью: то и дело взрываться ретро-скандалами на высших корпоративных уровнях в ЕС или США через много лет после тех или иных событий на Черном континенте.

Да, Африка лидирует не только по бесплодному — подчас — «закапыванию проектных ассигнований». Она, словно на злокозненном конвейере, то и дело порочит выдающихся нефтяников — и после этого еще желает, чтобы они вереницей возвращались туда со своими новыми инвестициями! Примером может стать хотя бы судьба 65-летнего генерального директора итальянской Eni — Клаудио Дескальци. Став главой топливного гиганта на Апеннинах еще в 2014 году, он, казалось бы, близок сегодня к продлению своего пребывания у штурвала и, таким образом, к обретению статуса самого долгосрочного руководителя Eni за последние 30 лет. Во всяком случае, президент страны вновь утвердил его в мае на прежнем посту. Да и правительство Серджио Маттареллы тоже убеждено в не поколебленной годами профессиональной отдаче и незапятнанности биографии этого выдающегося предпринимателя. 

К работе в компании Дескальци приступил в 1981 году с дипломом университета Милана по физике, дебютируя как инженер по резервуарам. В 1994-м он стал главой «корпоративной дочки» в Конго. Четыре года спустя Дескальци назначается вице-президентом филиала Eni в Нигерии — NAOC. В 2000–2001 гг. был исполнительным вице-президентом той же итальянской компании по Африке, Ближнему Востоку и КНР. Затем 3 года работал вице-президентом Eni по Италии, Африке и Ближнему Востоку, одновременно входя в региональные советы директоров. Далее — еще ряд высоких постов, прежде чем наступил период 2010–2014 годов, когда Дескальци был избран председателем одного из ведущих филиалов своей компании — британского. И вот — назначение гендиректором Eni, что называется, в мировом масштабе. Так что же, собственно, предосудительного произошло сейчас — 6 лет спустя? 

Госпрокурор Италии выдвинул против Дескальци и группы его бывших и нынешних коллег обвинение в причастности к подсудному делу о коррупции — крупнейшему в истории внешнеэкономических связей послевоенного Рима. Утверждается, будто в 2011 году Eni, взаимодействуя с Shell и мошенниками в Нигерии, дала взятку в размере 1,1 млрд долл за право купить разведочно-добычную лицензию на перспективный блок OPL 245. Тот сюжет именуется доселе не иначе как «скандал Malabu». Так называлась внезапно появившаяся частная нигерийская компания. Она-то и получила — уже после официальной сделки с местной госкорпорацией — долю поступивших платежей и проекта как такового. В пресс-релизе от 22 июля Eni, причем не впервые, отрицает свою причастность к любым тогдашним правонарушениям, которые, кстати, были опровергнуты давным-давно. Никаких новых улик прокурор не смог представить. Налицо — все те же «перелопаченные» протоколы 40 судебных слушаний, шедших бесконечной и бесплодной чередой в течение двух лет.

«Eni и Shell, — отмечено в нынешнем пресс-релизе, — выплатили резонно подсчитанную сумму напрямую властям Нигерии на условиях, которые были оговорены контрактом, причем транспарентным и четким способом. Более того, Eni не знала и не должна была знать о возможном адресате дальнейшей проплаты средств, переведенных позднее нигерийским кабинетом на счета Malabu. И, между прочим, этот банковский перевод был сделан нигерийской стороной уже после проверки всей транзакции, — проверки, осуществленной британским Serious Organized Crime Agency (SOCA). Итак, никаких взяток, якобы переведенных кому-то в Нигерии из рук Eni, не может быть в природе, как не может быть, следовательно, и никакого скандала вокруг компании. В качестве примера Eni приводит еще и решение американского Минюста и ведомства SEC, постановивших закрыть свое расследование того же сюжета без принятия каких бы то ни было действий против итальянского игрока»… 

…С учетом сказанного крайне интересно: подбрасывая зачем-то хворост в костры повторных расследований, — учитывают ли «охотники на ведьм» все более пессимистичное (как результат) поведение некоторых зарубежных инвесторов в Нигерии, как и в ряде соседних государств Западной Африки? 

Кто-то уходит. Но уходит все-таки спокойно, без паники!

На днях парижская Total объявила о продаже своих долей в 7 нефтяных месторождениях Габона. По иронии судьбы, речь идет о том экзотическом государстве, где статистика среднедушевого потребления французского шампанского годами обгоняла аналогичные цифры самой страны галлов!

Происходило это не потому, что габонцы живут на широкую ногу. Просто каждое открытие или добыча первой нефти силами Total превращалось в празднично-питейный марафон компаний, их филиалов, а также министерств и ведомств в столичном Либревиле. И вот сегодня потеря интереса к Габону — лишь фрагмент в процессе таких же разочарований по всему Гвинейскому заливу. Вскоре та же Total, как сообщает Africa Oil+Gas Report, распродаст еще и пакеты акций в Конго (Браззавиль). Учитывая, что в 2017-м, сетуя на недостаточные объемы своих апстрим-активов в Габоне и невозможность их маркетинга в сжатые сроки, продала ряд блоков еще и англо-нидерландская Shell, — подобие всего этого «рыночному камнепаду» стало и вовсе явным. В общую картину вписалось решение Eni: «растворить» свои доли в объектах, которыми итальянцы владеют в Конго (Браззавиль). Ну а Гана хотя и добыла за 9 лет со дня своего дебюта в конце 2010-го 392 млн баррелей «черного золота», но это намного меньше ожиданий. То есть меньше, чем намечалось в ходе инаугурационных торжеств на залитой солнцем авиабазе Такоради, где довелось побывать на «нефтяной премьере» и автору этих строк. Так что много инвесторов покинуло Гану с тех пор, хотя другие продолжают работу.

Конечно, для выдвинутых на продажу активов в Габоне и Конго найдутся покупатели — например, сравнительно небольшая независимая компания Perenco. Как в равной степени верно, что ни о какой «полной капитуляции» западноевропейского ТЭК в Африке как таковой речи не идет. В частности, та же Total среднесуточно производит в Алжире 350 тыс. баррелей «черного золота». В 12 млрд долл обойдется намечаемый Парижем нефтедобывающий проект в Уганде, а в Мозамбике та же Total участвует в строительстве мега-мощностей по сжижению и экспорту газа стоимостью 20 млрд долл. 

Проблематично, однако, идут дела — повторюсь — в Гвинейском заливе, в т.ч. в Экваториальной Гвинее. Информируя Африканскую Энергопалату о переносе инвестиционного прорыва в планах местного ТЭК с нынешнего на 2021-й, министр Габриэль Мбага Обьянг Лима сослался на Covid-19. Вирус стал «мега-барьером на пути энергосектора», что и ощутили зарубежные инвесторы, со вздохом признал глава профильного ведомства. Возмещая потери, страна желает сдвинуть немалую часть геологоразведочных проектов с островов на материк. Вместе с тем перенесена на 2021-й коммерциализация апстрим-проекта Alen силами Noble Energy, что выполняется на блоке «О» в 32 км к востоку от острова Бьоко. Но реализуемая по соседству инициатива подачи «голубого топлива» на сжижение по программе EGLNG идет полным ходом, и дебютный СПГ ожидается уже в начале 2021-го. Правда, и у властей — в диалоге с американским бизнесом — тоже появляются «непонятки». Надо, например, спроецировать на местные реалии итог поглощения той же Noble Energy «супермейджором» Chevron. Но это — дело техники. Ну а британская Gas Strategies продолжает улучшать свой «Мастер-план» по монетизации газа и созданию экспортного Gas Mega Hub у мыса Punta Europa. Одновременно Trident Energy приступила к сейсмике 4D на ряде блоков, где в 2021-м будут пробурены три скважины; а Kosmos Energy возобновит бурение в 2022-м. 

Павел Богомолов