В хронике энергополитики все больше заметных событий и вех. Многие из них доказывают, что уходящее своими корнями в эпоху дуэли мировых систем деление ближайших партнеров России на хороших и «не очень хороших» уже устарело. Соседи, состоящие в ряде альянсов (от военных до таможенных), дают всплески такой непредсказуемости, что диву даешься. И наоборот: страны, не являющиеся членами Евразийского Экономического Союза (ЕАЭС) и Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), проявляют склонность к активному, стратегическому диалогу в сырьевой сфере. 19 апреля ЛУКОЙЛ запустил в Бухарской области Узбекистана Кандымский газоперерабатывающий комплекс. Глава компании Вагит Алекперов вместе с министром Александром Новаком и президентом центральноазиатской республики Шавкатом Мирзиеевсым подвели итог реализации капиталовложений на сумму 3,4 млрд долл и труда 10 тыс. строителей. Отмечено: вопреки сложной геологии, давно открытая группа месторождений отдает-таки, наконец, людям богатства недр из своих 77 скважин в ежегодном объеме 8 млрд кубометров. Сырье будет превращаться двумя тысячами работников в очищенный газ, стабильный газовый конденсат и товарную серу. На очереди, как полагает глава государства, — обсуждение проекта возведения в Узбекистане еще и атомной электростанции. Но чтобы эти и другие энергопрограммы шли успешно, нужна будничная, не всегда заметная проработка множества нелегких практических вопросов в самом российском ТЭК. Причем идет она в условиях нагнетания все более жестких рестрикций с Запада. Сегодня мы как раз и обсудим недавний московский форум именно с такой — самой прозаической повесткой дня.
Отсутствие первых лиц не помешало успеху
Отраслевому мероприятию, о котором пойдет речь, никто не предрекал сенсационной отдачи. Не предвиделась, честно говоря, и ключевая роль этого события в определении основных векторов развития нефтянки до конца текущего года и далее. Подкорректированный накануне уровень докладчиков и панелистов казался довольно скромным и не предвещал ничего постановочного и резонансного.
Действительно, 18-й Национальный нефтегазовый форум, ежегодно проводимый в Экспоцентре на Пресне во взаимоувязке с международной выставкой, собрался на сей раз как бы в обедненном составе. Дискуссия прошла без профильного министра и хотя бы некоторых равных ему по статусу зарубежных коллег. Без генсека ОПЕК Мохаммеда Баркиндо и его высокопоставленных оппонентов из парижской штаб-квартиры МЭА, да и без глав ведущих отечественных ВИНК. Поэтому никто и не ждал широких, «почти кремлевских» обобщений, прорывных заявлений и «рвущихся в эфир» оценок. Не надеялись мы и на прогнозы крупного масштаба, которые спорили бы с унылой рутиной. Причины столь скромного уровня? О них официально не упоминалось. В кулуарах поговаривали, впрочем, об отъезде ряда российских топ-менеджеров на дюссельдорфский конгресс по высоким технологиям. Намекали и на отраслевые события в Центральной Азии, да и на многое другое. Но у автора этих строк — свое мнение; и вряд ли меня кто-нибудь переубедит. Санкционные удары США по нашей корпоративной «табели о рангах», особенно пресловутый «черный список» от 6 апреля, как и возможность ответа со стороны Москвы, поставили ораторов «первой лиги» в затрудненное положение. Не лучше ли — подсказывали им пиарщики и спичрайтеры — вообще свести до поры до времени к минимуму публичные высказывания о роли России в мировой энергетике на нынешнем мрачном этапе, не нанося интересам компаний и страны еще большего ущерба?
Но даже чисто рабочий формат не помешал плотному интеллектуальному наполнению выступлений и ответов на вопросы из зала. Серьезный разговор с самого начала стимулировал аудиторию. От этой не приукрашенной прямоты выиграла первая же сессия — «Технологическое развитие нефтегазовой отрасли России в условиях цифровой трансформации мировой экономики и структурных преобразований». О предметности дискуссии больше всего позаботились, пожалуй, президент Торгово-Промышленной Палаты РФ Сергей Катырин и Павел Сорокин, назначенный заместителем министра энергетики по рекомендации Владимира Путина. Первая же прозвучавшая с подиума оценка Сорокина разлетелась по каналам новостных агентств как отзвук парадокса, над которым мы задумываемся очень редко. Если бы Россия, с ее-то сложной и противоречивой историей отношений с нефтеэкспортным картелем, не пошла на исходе 2016-го на риск подключения к квотно-ограничительному курсу 25 государств в формате ОПЕК+, то сегодня на мировом рынке существовал бы не переизбыток, а, наоборот, острый дефицит «черного золота». «Как же так? — недоуменно переглядывались иные делегаты форма. — Ведь пару лет назад, в условиях ценовой рецессии, нефти производилось слишком много почти повсюду кроме «поджавшихся» из-за убыточности сланцевых регионов США».
Оратор был, однако, по-хорошему непреклонен и убедителен. Потеря выгод от добычи и экспорта привела бы в самое последнее время к сильному оттоку инвестиций из углеводородного ТЭК. И к 2018-му отрасль почти повсеместно осталась бы без денег и уронила бы объемы геологоразведки и производства донельзя. Другое дело, что, достигнув дна, мировая нефтянка снова пошла бы сейчас вверх, но без существования механизма ОПЕК+ это стало бы ломким, зигзагообразным и мучительным процессом. Как только заработали венские соглашения от ноября–декабря 2016-го, — дела улучшились повсюду. Выиграли, конечно, и эгоистичные аутсайдеры этой спасительной для всех сделки. Так, в США добыча возросла на 1,5 млн баррелей. И даже такие негативные факторы, как огромные пожары на нефтяных песках Канады, конфликтное обострение в Ираке и многое другое, не смогли помешать насыщению рынка достаточными объемами сырья.
Прибегнув к комплиментарно-восточной выспренности, поднявшийся на трибуну представитель ОПЕК назвал Александра Новака и его команду, отважившуюся при поддержке Кремля на пробный альянс с картелем два года назад, «подлинными провидцами». Восхищенные оценки московского курса в мировом ТЭК прозвучали из уст главы департамента исследований нефти в секретариате экспортного картеля — Беруза Байкализаде. Выполняя поручение своего шефа Мохаммеда Баркиндо, он выразил уверенность в том, что при нынешнем курсе России здоровые тенденции на мировом рынке будут по-прежнему видны как минимум до конца 2018 года. Залогом тому — не только рост цен. Взаимная уверенность поставщиков и потребителей, сказал Байкализаде, сказывается и в процессе, быть может, не очень быстрого, но все равно неуклонного снижения товарных запасов «черного золота» в национальных резервах ведущих постиндустриальных государств.
«Нынешние 70 с лишним долларов за баррель после депрессии 2014–2016 годов, — сказал глава флагмана международно-отраслевой аналитики Яранд Ристад, — это все равно что 110 долларов на прежнем, ныне уже полузабытом пике. Возвращается уверенность инвесторов даже в самых долгосрочных, в том числе шельфовых, апстрим-программах. Доверие к Long Oil предвещает: глубоководье вскоре вновь вступит в фазу бума. А тем временем в сланцевый ТЭК бум уже вернулся. Эффективность добычи этого, казалось бы, самого труднодоступного вида сырья удвоилась, а к 2030 году, по крайней мере в США, она возрастет еще в два раза. При этом доля производства других углеводородов сократится. Что же касается краткосрочного прогноза, то предстоящее в третьем квартале с.г. замедление добычи никого не должно пугать — уже к началу следующего года рост быстро восстановится.
Ристад также дал два сценария на 2019 год. В случае первой опции формат ОПЕК+ продлится, но на 70-долларовой планке нефть все равно не удержится. Второй вариант подразумевает, что по каким-либо причинам эта сделка не будет продлена. Однако в условиях перепроизводства добытчики станут вновь жаловаться на непомерные издержки по сравнению с низкими ценами продаж, и какая-то форма повторного «затягивания поясов» все равно потребуется. Когда именно — это предсказать невозможно.
Одним из лучших стал доклад директора Энергетического центра в бизнес-школе Сколково — Татьяны Митровой. Хотя и признав длительность тенденции роста спроса на углеводороды, она предупредила: потребление такого топлива будет увеличиваться все медленнее и медленнее. Целый ряд постиндустриальных государств, сказала она, уже сегодня «ухитряется показывать увеличение ВВП без роста энергозатрат, особенно нефти и газа». Мы верно говорим, что замедление спроса на углеводороды подстегивается жесткой межтопливной конкуренцией. Но ведь нарастает и классическая конкуренция между поставщиками как таковыми. Число нефтеэкспортеров за последние годы увеличилось вдвое, а количество газоэкспортеров — втрое! И, естественно, все плотное соперничество «съедает маржу, снижает плюсы природной ренты, устраняя иллюзию уникальности тех или иных кладовых». Видя это, защитники ресурсного национализма призывают развернуть новый виток борьбе за 100-долларовые или даже 150-долларовые цены. Однако и такая дороговизна, сказала автор доклада, не поможет, если Россия не увидит технического прогресса в ТЭК. Особенно важна цифровизация, буксующая в нефтегазе РФ в пределах скромной вилки от 1% до 5% ежегодного прироста по отдельным подотраслям. Это отстает от таких же процессов в российской же электроэнергетике и дистрибьюции энергопотоков. При нарастающих западных санкциях, продолжала Татьяна Митрова, добиваться успехов в в этих высокотехнологичных областях становится для россиян все труднее.
Отсюда, собственно, и стремление Москвы к импортозамещению силами отечественных разработчиков и производителей. Что ж, если рассматривать это как вынужденно-временный маневр на ряде актуальных отраслевых позиций, то никаких сомнений или, тем более, возражений не возникает. Но если перестать, вместе со здравомыслящими зарубежными коллегами, партнерами и поставщиками, бороться за долгожданный выход из санкционного тупика, пытаясь увековечить автаркию и устойчивое состояние «осажденной крепости», то даже инженерно-конструкторского гения, не раз выручавшего Россию в прошлом, может оказаться недостаточно. Вся мировая практика углеводородного ТЭК, весь его многонациональный опыт, заключила Татьяна Митрова, свидетельствует против самоизоляции даже ведущих отраслевых игроков по каким бы то ни было причинам.
Импортозамещение не должно вести к самоизоляции
Подхватив у главы Сколковского энергоцентра тему цифровизации, один из менеджеров Schneider Electric Крис Дартнелл дал понять, что лучшие инвесторы вовсе не культивируют в России стопроцентную зависимость от зарубежных достижений. Они не ограничиваются поставками всего нужного для ТЭК с тем, чтобы в недобрый час заявить: вот такие-то товарные или сервисные позиции мы отныне гарантировать уже не можем.
Цель ставится иная. Сообща найти и застолбить в машиностроительном комплексе РФ те ниши, где, вопреки всем рестрикциям и похолоданию, можно находить вполне законные возможности российского производства необходимой нефтянке продукции — таков ориентир. 10 тыс. трудоустроенных россиян, 4 завода, 2 центра НИОКР, 250 дистрибьютеров, 750 дилеров, 40 стратегических партнеров, 130 системных интеграторов и 150 сотрудничающих компаний от Балтики до Тихого океана — вот что такое присутствие Schneider Electric в нашей стране. И прав мистер Дартнелл: «По ряду направлений мы рука об руку с вами обеспечиваем устойчивый пульс — ровное сердцебиение… При этом продвижение цифровой архитектуры с нашей помощью — это и есть локомотив прибыльности и эффективности».
Но само создание таких локомотивов должно окупаться, продолжил тему глава одной из дирекций ПАО «Газпром нефть» Алексей Вашкевич. От связей с западными партнерами успешно переброшен мост к российским разработкам, среди которых — свой оригинальный симулятор ряда операций в сфере сейсмики. По-новому обрабатывая с его помощью довольно дешевые данные в стартовом формате 2D, эксперты получают не меньше результатов, чем пару десятилетий назад давала лишь продвинутая стадия сейсморазведки — 3D. Чтобы не тратиться завтра на дорогостоящее окончание таких работ, выявляется минимально-достаточный комплекс исследований на поисково-региональном; и «мозговые тресты» геологии объединили усилия с вузами в ходе обосновании, создания и, более того, оптимизации нового метода. «Все это подтверждает, что Бажен, к которому мы подошли вплотную, просто не может разрабатываться без надежной цифровой платформы», — подытожил докладчик. Коллега Вашкевича по «Газпром нефти» Сергей Архипов так и сказал: «Санкции — вот что привело в России к освоению сложных новинок в нашей отрасли: от роторно-управляющих систем до различных химических компонент для буровых работ. Более того, созданы предпосылки к тому, чтобы самим теперь экспортировать эти и многие другие товарные позиции. В частности, пропант и еще кое-что еще необходимое для многоствольного бурения вполне можно будет поставлять зарубежным покупателям».
Об экономии не только в генерации, но и потреблении энергии благодаря цифровизации рассказал партнер Price Waterhouse Coopers Йорк Дорлер, заявивший что «диджитальная трансформация в ТЭК России способна перепрофилировать всю модель бизнеса». Этот доклад и последовавшие выступления ввели дискуссию в русло второй сессии форума под девизом «Импортозамещение и локализация в нефтегазовой промышленности». Подключившись к разговору, представители министерства промышленности и торговли РФ поведали о том, что, приступив к переводу выпуска изделий для нефтянки на отечественные мощности с момента первых санкций 2014 года, они снизили импорт для нашего ТЭК на 8% и продолжают эту работу с опережением. А ведь рынок спроса на такое оборудование и технологии для углеводородного ТЭК в России растет вопреки всем злокозненным намерениям герольдов рестрикций — и уже превысил 3 трлн рублей.
В условиях более жесткого эмбарго «домашнее» сервисное производство для отрасли возросло на 50 млрд рублей, а экспорт — на 10 млрд рублей. Совместно с Минэнерго создан Технологический Совет, оказывающий господдержку по 12 ключевым направлениям не только финансового, но и регуляторного типа. В 2017-м вышли Директивы по закупочной деятельности в ТЭК России. Налаживается взаимодействие и с Росстандартом. Благодаря этой многоплановой работе в стране уже появились собственные лицензиары по мало- и среднетоннажному флоту для транспортировки СПГ; совместно с несколькими ВИНК готовится Дорожная карта для ускоренного выхода на создание флота крупнотоннажных перевозчиков. Во многом помогает этому действующее под эгидой правительства РФ Агентство по технологическому развитию, 30 экспертов которого упорно сближают менеджеров российских ВИНК с машиностроительными и оборонно-промышленными холдингами.
Но и о филиалах зарубежных нефтесервисных гигантов, особенно о тех, кто ищет и сохраняет легитимные каналы сотрудничества с Москвой вопреки всем санкциям, тоже забывать не следует. Вышеупомянутая SchneiderElectric, обосновавшись у нас по-настоящему прочно, переводит немалую часть сегмента НИОКР, а это 5% корпоративного бюджета, в Россию. И вот эта здоровая локализация не только исследований, но и ряда производств, дает компании свыше 60% всех продаж на нашем рынке. Недаром в Schneider Electric мечтают об ультрасовременном Иннополисе, который сфокусировал бы в себе львиную долю лабораторно-экспериментальной и тестовой базы.
Schlumberger, которую, возможно, не без оснований критиковали недавно за выдавливание из ТЭК российской прикладной науки и ряда производств, сегодня во многом исправляется, развивая на просторах ЕАЭС сеть из восьми производственных центров с 1200 работниками; получила по новым адресам сотню патентов и поддерживает заказами 2000 поставщиков. Поощряются передовые, гарантирующие качество российские изготовители целой гаммы современной продукции от прочнейших изделий из титана до температурных датчиков. «Провели полтора года назад локализацию российских роторных систем — и ныне они уже в полях, — сказал глава одного из департаментов Schlumberger Олег Жданеев. Отечественные образцы — стабилизатор, долото, смеситель для работы с многоразовыми пластами, каротажная станция, уникальный расходомер — все это сделано в России корпорацией, которую привыкли называть проводником технологической зависимости. Можно сколько угодно ратовать, притом обоснованно, за роботизацию российских предприятий своими силами, но посудите сами: на открывающемся вскоре литейном производстве для ТЭК в Липецке установлено — по линии Schlumberger — 10% всех промышленных роботов, завезенных в Россию!
«Начав в 2014-м импортозамещение по 26 типам оборудования для нефтепроводов, мы уже закрыли 23 позиции, — сообщил вице-президент ПАО «Транснефть» Павел Ревель-Мураз, — а к 2020 году выйдем на 97-процентное замещение всей используемой продукции». «4-я очередь «Ямал-СПГ» будет полностью оснащена отечественной техникой, — сказал начальник управления локализации в «Новатэке» Петр Родюшкин. — А под Мурманском строится база по формированию будущих крупнотоннажных объектов индустрии СПГ вдоль трассы Севморпути». «Денег у ВИНК на импортозамещение мы не просим, — с гордостью сказал директор ПАО ТМК Александр Медведев. — Делаем все сами и замещаем импорт, в том числе для «Газпрома», на 99,99%. Это и понятно, ведь по ряду направлений нам не приходится гнаться даже за передовыми зарубежными конкурентами. Так, во всем ЕС именно ТМК стала единственной компанией, полностью обеспечивающей себя заготовками для бесшовных труб. Мало того, наши изделия еще и экспортируются по широчайшему списку адресов от Вьетнама до Мексиканского залива».
«Исторически являясь норвежской компанией, — говорит директор по продажам в Roxar CIS Ирина Колбикова, — мы уже 12 лет работаем в России, располагая здесь двумя из четырех центров программного обеспечения; а число компаний-пользователей в СНГ превышает в нашем партнерском списке добрую сотню. Платформа по локализации решений открыта для всех». «От Сахалина до Белоруссии у нас 10 сервисных центров, — сказал далее Владимир Ромашов из National Oilwell Varco (NOV). — Завод, открытый в Костроме, уникален. На днях там была выпущена первая в России буровая установка 5000/320 для работы на больших глубинах. По набору слагаемых она может считаться образцом локализации на уровне до 60% деталей и узлов. Пару лет назад удлиненную автоплатформу трейлерного типа для буровых работ заказал нам ЛУКОЙЛ, и теперь мы готовимся выпускать ее в Костроме сначала на американском, а затем на белорусском шасси».
Причесываться не под одну гребенку
Сейчас, когда мускулистая китайская экономика состязается на равных с американской, мало кто вспоминает о демографическом истоке этого феноменального успеха КНР. Еще в 1970-х отец пекинских рыночных реформ по имени Дэн Сяопин продвинул законодательную инициативу: облагать каждую семью, отважившуюся на рождение второго, а тем более третьего ребенка, тяжелыми административно-налоговыми повинностями. Наказывать, иными словами, полновесным юанем за бесконтрольное продолжение вполне привычного для Поднебесной «бума поколений».
С Запада откликнулись резко: «чудовищный лимит в типичном русле коммунистической системы»! Да что там Запад! Если бы сегодня российское телевидение рассказало о столь уникальном опыте, — головы с редакторов полетели бы незамедлительно. У нас, мол, — иные задачи. Но в целом бедном и перенаселенном Китае конца ХХ века любая гальванизация многодетности и необходимость хот как-то кормить и одевать каждого ребенка свели бы на нет весь социально-бытовой позитив едва проросших предпринимательских преобразований. Сотни миллионов семей так и остались бы в нетопленых и тусклых фанзах с ржавыми дедушкиными велосипедами вместо светлых и уютных квартир, мотоциклов и малолитражек… Прошло почти полвека — и разбогатевший дальневосточный гигант постепенно отходит от квотно-демографической жесткости, но зато сегодня это — совсем иная страна.
Подобные сюжеты рельефно подсказывают нечто важное. Автоматически переносить демократический международно-правовой опыт на ограниченные местными особенностями национальные площадки крайне неверно. Но столь же ошибочно и другое: сдавливать спешно продвигаемыми внутренними законопроектами РФ сотни полноправных субъектов нашей экономической деятельности за то, что они вынуждены порой подчиняться некоторым антироссийским рестрикциям, в том числе на территории самой же России.
Руководство Госдумы предложило сурово наказывать те компании и банки, которые, работая в РФ, соблюдают в чем-то санкционные требования США и ЕС. Кого, спрашивается, наказывать? Быть может, ударить новым законом по крупнейшему, более того, системообразующему Сбербанку России за то, что он не ведет своей деятельности в Крыму? Но разве хорошо нам будет от того, что эту надежнейшую кредитно-финансовую структуру сначала оштрафуют за подчинение заокеанскому жандарму, потом заставят обосноваться в Тавриде, а затем и рядовые вкладчики пострадают от «домашнего эха» неизбежных репрессий, угрожающих интересам Сбербанка за рубежом под санкционным предлогом? Пострадаем мы и в ипотеке, и в кредитах, и в динамике процентных счетов, и во многом другом.
Дело, впрочем, не только в указах и постановлениях, да и в их подчас противоположном воздействии на реалии разных государств. Дело еще и в том, что одни и те же тенденции, даже помимо законов, по-разному влияют на одну и ту же отрасль — углеводородную. Например, временно, и притом спокойно, забирать деньги из нефтегазового сектора в моменты кризисов и депрессий — это, можно сказать, общемировая практика. Общемировая, да не наша. И вечная мерзлота новых российских месторождений, и почти примыкающий к ним толстый ледовый покров арктического шельфа, и градообразующие функции ряда апстрим-, мидстрим- и даунстрим-программ попросту не позволяют автоматически «изымать миллиарды, когда надо».
Другое дело, скажем, — в Северной Америке. Сланцевый бум ширится, в основном, в пустынных и далеких от Заполярья штатах с обычным континентальным климатом — Северной Дакоте, Техасе, Нью-Мексико… И ведь никто там не собирается строить, да еще с новейшими достижениями зодчества, свои Когалымы и Лангепасы. Работают, в основном, вахтовым методом, прилетая всякий раз издалека. Перед лицом отраслевого спада 2014–2016 годов сланцевики без каких-либо проблем, угрызений совести и критики из Вашингтона сначала уронили добычу на 20 млн тонн в год, а затем перестроились — и, наоборот, нарастили производство на 60 млн тонн.
С просьбой дать об этом сравнительный комментарий я обратился на днях к авторитетному знатоку российских и глобальных проблем углеводородного ТЭК. Своими размышлениями поделился экс-министр энергетики РФ. Да-да, речь идет о председателе Совета СНГП, докторе экономических наук Юрии Шафранике. И вот что он сказал, повторив затем свои поучительные оценки с трибуны форума: «Наши компании следует, без преувеличений, похвалить за то, что они не допустили, вопреки недавней рецессии, такого обвального спада объемов бурения, который наблюдался в 2014–2016 годах в США. Там буровые работы сократились втрое! Для России, с учетом специфики нашей сырьевой отрасли, да и экономики в целом, подобное троекратное падение стало бы хозяйственной катастрофой. Уже то, что от предкризисного 21 млн метров ежегодной проходки скважин мы вышли сейчас на 27 млн метров, — весомое достижение. И вот теперь надо столь же безошибочно выбрать вектор развития нашей нефтянки на ближайшие месяцы и годы».
Каковы же эти линии по Шафранику? Во-первых, он согласен с прогнозом Института энергетической стратегии РФ: спад цен на нефть в 2019 году все-таки произойдет, и надо уже сейчас готовиться к вилке 55–60 долл за баррель. Во-вторых, нацеленные против нас санкции могут, увы, стать еще более циничными и неприятными; так что цивилизованно сопротивляться придется наверняка. В третьих, намеченный переход отечественного ТЭК на новую систему налогообложения должен стать эффективным и мобилизующим инструментом для российской казны. Он призван активно стимулировать растущую отдачу труда как нефтяников и газовиков, так и сервисников.
Теперь коротко о том, чего делать, к счастью, не придется. «При нынешнем реалистичном курсе Кремля по отношению к ТЭК никого в верхах уже не надо убеждать, переубеждать или биться головой об стенку, как в былые годы». То есть если что-то и помешает в ближайшее время нефтегазовому сектору России, то это не ушедшая в прошлое пассивность власти, ее приснопамятные метания из стороны в сторону. Помешает то, что у нас хромает сама концепция конкурентности, межкорпоративной состязательности. И, давайте уж взглянем правде в глаза: по большинству позиций сокращается сегмент свободного, дающего подлинный выбор рынка.
«А что, интересно, это означает на деле?», — спросил кто-то из зала.
«Хотя бы то, — парировал Шафраник, — что многие наши компании годами имеют на решающих участках всего по одному подрядчику. И ведь это — вместо как минимум трех, как в Америке. Так что не зря Владимир Владимирович Путин провел недавно заседание Госсовета именно по вопросам конкуренции. Альтернативность и транспарентность в раздаче и реализации контрактов становятся, как видно, во главу угла».
Оратор убежден: глубоко прав Игорь Сечин, вложивший немало сил в создание столь важного звена в своем гиганте, как «Роснефть бурение», а теперь выводящий этот филиал на рынок в качестве самостоятельной структуры. За материнской компанией останется 30% гарантированных по этой линии заказов, а за остальными звеньями отрасли будет ориентировочно закреплена 70-процентная доля. И, по идее, всем должно быть хорошо. Вот, к примеру, ставшая в этом смысле маяком для многих Норвегия, где история нефтегаза насчитывает всего четыре десятилетия, а сервисный рынок уже обеспечен собственной промышленностью на 75%. Зато в Казахстане, где рост добычи тоже огромен, до сих пор, по словам Шафраника, нет ни одного крупного национального игрока в таких областях на подступах к ТЭК, как отраслевое капитальное строительство, сейсмика, бурение…
…Нефтяная промышленность планеты, как все мы знаем, идет навстречу июньскому заседанию Мониторингового комитета ОПЕК+ на уровне министров, где согласованный квотно-ограничительный курс 25 государств-производителей «черного золота» придется проанализировать, сопоставить с текущей статистикой и принять решение как минимум до конца года. Это, согласитесь, — ответственная меридиональная позиция отраслевого маятника. И хорошо, что еще до выхода на срединный рубеж «осмысления самих себя в глобальном контексте», мы уже располагаем интереснейшими материалами свежей дискуссии о судьбах углеводородного ТЭК в самой России.
Павел Богомолов