В первой главе этой публикации было рассказано о том, как в 2014-м совпали по времени, да и по смыслу, две крайне негативные полосы в новейшей истории мирового углеводородного ТЭК. Сегодня речь пойдет о том, к чему привело это злосчастное совпадение
Жаркое лето 2014-го перевалило через свой экватор. Иными словами, дело шло к осени, когда экспертам ТЭК стало ясно: глобальная политизация большой нефти вкупе с антироссийскими санкциями до добра не доведет. Но, увы, политики пока еще недопонимали этого.
Каждый спасался как мог
Как видно, они надеялись на инвестиционно-технологический маневр нефтегазового сектора, а ведь он не настолько подвижен. Гибкость и впрямь может спасти энергопотребляющий мир от одной из двух напастей. Первая из них — цикличные кризисы, когда можно смягчить остроту их топливной составляющей. То есть свернуть перепроизводство горючего или, наоборот, возместить его нехватку на планете. Вторая — это резкая политизация нефти и газа, их нагрузка санкциями (и, значит, сильным взаимным недоверием), а также трубопроводными конфликтами и даже войнами. Эту болезнь тоже можно хотя бы отчасти превозмочь миролюбием и здравым смыслом. Но одновременно отбить в сжатые сроки согласованные атаки и того, и другого не дано: инвестиции покинут ТЭК надолго. Таков «гвоздь» сплавленной воедино санкционно-кризисной рецессии, пережитой в 2014-2016 годах. На мой взгляд, аналитик Николь Фридман, которую не заподозришь в добром отношении к России, все же права. В целом она точно выразила сказанное в своей статье, которая обошла американские СМИ 14 августа 2014 года: «Соединенные Штаты, — писала она, — наносят авиаудары в Ираке, войска РФ скапливаются на границах Украины, а между Израилем и группировкой «Хамас» вообще полыхает война. Все эти три конфликта имеют достаточный потенциал для того, чтобы поставить под угрозу добычу нефти. Но трейдеры и инвесторы говорят, что они меньше озабочены поставками жидких углеводородов и больше — слабеющим спросом на них… Иные торговцы опасаются: спотыкающиеся экономики Европы будут нуждаться в меньших объемах нефти, особенно после того, как на прошлой неделе Италия объявила о своем сползании к рецессии. Вкладчики капитала тревожатся: если спрос не восстановится, то рынку придется окунуться с головой в море нефти. Ее добыча в одних только США достигла в июле рекорда за 27 лет!».
«После того, как в 2013-м ливийский экспортный терминал Ras Lanuf был блокирован (радикальными исламистами из Триполи — Авт.), — оттуда все же вышел первый загруженный танкер, — продолжала Николь Фридман. — Да и вообще угрозы мирового спада поставок, подстегнувшие цены в начале 2014-го, не стали явью. Бои (с террористами — Авт.) в Ираке идут все еще далеко от нефтяных месторождений. А западные санкции против РФ по большому счету так и не смогли обеспечить наказание ее нефтяной отрасли… Объясняя начавшееся падение цен, трейдеры и аналитики указывают на растущие свидетельства того, что объемно-физический ингредиент рынка переполнен. МЭА проинформировало: на неделе, закончившейся 8 августа, ежедневные поставки нефти на рынок увеличились на 1,4 млн баррелей. Это изумило аналитиков, которые вообще-то предсказывали инвентарный спад».
Однако поздно. Стремясь на фоне санкций и контрсанкций перехитрить и обогнать друг друга, да еще в условиях яростного раскола в мире, страны-нефтепроизводители вылили на глобальный рынок нескончаемый нефтяной душ. Августовская планка Brent вскоре скатилась с отметки 104,28 долл за баррель до катастрофической для апстрима вилки между 27 и 29 долларами. Самая затяжная в послевоенной истории рецессия цен на нефть началась.
Китайская составляющая: какой она виделась пять лет назад
Те, кто говорит, что в 2014-м все события на топливно-энергетической арене скрестились на желании «отомстить русским за Крым и Донбасс», и что в тогдашней большой игре еще не было антипекинской нефтегазовой карты, — отступают от истины. Это лишь на первый взгляд сегодняшняя танкерно-крейсерская «война нервов» в Южно-Китайском море, да и на Тихом океане в целом, становится премьерным дебютом. Раньше, мол, такого не было. Причина, дескать, — в тарифно-торговых войнах Трампа.
Вот что, однако, скажу я вам по совести. Находясь пять лет назад в США, любой более или менее вдумчивый читатель периодики уже тогда разглядел бы китайскую пружину невооруженным глазом. Нас наказывали санкциями (сами не понимая, что подталкивают Россию к ускоренному росту добычи вопреки технологическому отставанию в Арктике, на сланцах и на шельфе) — репрессировали отнюдь не только в отместку за юго-восток Украины. Наказывали еще и за то, что мы не клюнули на изощренные призывы вновь, как и в 1960-х, поссориться с великим азиатским соседом. Следовательно, рассуждали там, Москва так или иначе поможет Поднебесной побороть любой дефицит энергоимпорта, как бы ни мешали этому из Вашингтона.
«Что касается китайцев, — они, возможно, — уже на грани заключения сделки, которая обсуждалась целых 10 лет, — с ревностью сетовал 22 апреля 2014 года обозреватель ТЭК Джеральд Ф.Сейб. — Речь о том, чтобы покупать много российского природного газа. На прошлой неделе должностные лица РФ выразили надежду на завершение переговоров до того, как президент Владимир Путин посетит в мае КНР. Для Путина китайская сделка стала бы многомиллиардным одеялом стратегической безопасности. Если европейские страны, расположенные к западу от России, не захотят покупать у него газ из-за кремлевской аннексии Крыма и запугивания Украины, — забудьте об этом. Вскоре Путин получит в качестве альтернативы крупный рынок для своего «голубого топлива» на востоке. В самом начале украинского кризиса казалось, что влияние событий на энергозависимую экономику России будет иным (т.е. пагубным для Кремля – Авт.). Сенатор Джон Маккейн, шутя в ту пору лишь наполовину, говаривал, что «Россия — это заправочная станция, которая лишь маскируется под страну». Следовательно, она обречена стать весьма уязвимой под санкциями, поскольку ее экономика покоится на столь узком и шатком фундаменте. Но в действительности этот маскарад (якобы затеянный Москвой – Авт.) может оказаться очень и очень успешным!».
Да-да, успешным, тем более что это вовсе не маскарад, а принципиальная линия поведения, выстраданная вей нашей новейшей историей. И она себя полностью оправдывает по сей день. «Страны Европы, транснациональные энергетические компании и Китай — все они, хотя и каждый раз по-своему, вытягивают из происходящего самое нужное для своего собственного дома, — логично рассуждал Джеральд Ф.Сейб. — Так, европейцы опасаются зайти с антимосковскими санкциями слишком далеко, рискуя оказаться без российского природного газа, дающего значительную долю их топливного обеспечения. Тем временем транснациональные энергокомпании все время заверяют россиян в своем намерении продолжать работу с целью освоения нефтегазового потенциала РФ несмотря на украинский кризис». Ну а о столь же благоприятном для нас китайском факторе уже было сказано выше.
Сказано, однако, не все. Добавить надо следующее. Недавно, когда Трамп встречался с Ким Чен Ыном в Ханое, СМИ по обе стороны Атлантики утверждали, что во вьетнамском визите президента США проглядывает еще одна цель: впервые переговорить с руководством СРВ. О чем? О создании в Южно-Китайском море мощной совместной военно-политической баррикады против нефтегазовых планов Поднебесной. Каких именно планов? Двоякого рода. Речь шла и о танкерных трассах с Ближнего Востока и из Африки, и об апстрим-планах Китая к югу от своих берегов. И то, и другое Белому дому не нравится сегодня. Но столь же не нравилось и пять лет назад — вот ведь в чем дело! Противодействуя уже тогда России на топливном рынке Европы, США направили летом 2014-го во Вьетнам председателя вашингтонского Комитета начальников штабов — четырехзвездного генерала Мартина Демпси. В ходе встречи с представителями ханойского академического сообщества тот спросил: «Что беспокоит Вьетнам больше всего?».
О дальнейшем поведал Том Ванден Брук со страниц USA Today: «Это Китай, Китай, Китай!», — воскликнул в ответ американскому гостю один из вьетнамских академиков… Самое недавнее столкновение проистекало из китайской претензии на владение правами по разработке природных ресурсов на шельфе и на островах в Южно-Китайском море. КНР доставила буровую в спорные воды, а в мае потопила вьетнамское рыболовное судно. В ходе брифинга вьетнамские репортеры «пытают» г-на Демпси относительно Китая, выясняя при этом: какую помощь могут оказать Вооруженные Силы США? Генерал успокаивает: это ведь еще не война, так что Соединенные Штаты не против того, чтобы оказаться вовлеченными. Но цель США — процветающий Китай, который по-доброму относился бы к своим соседям».
Как видим, военачальники (даже пентагоновские – Авт.) порою более дипломатичны, чем пресса или сообщество политологов в странах Индокитая. Но останутся ли вашингтонские генералы и руководящие ими политики в 2019 году столь же сдержанными? Ведь за последние пять лет воинственно-силовые подходы к узловым проблемам энергетики были обострены повсюду: в Персидском заливе, на Балтике, в Черном море, на Балканах, в Латинской Америке, Южно-Китайском море и, конечно, на самом ожесточенном — российском направлении. Так что если в мире грянет экономический кризис — он, увы, пойдет рука об руку с геополитической конфронтацией — ничуть не лучшей, чем во времена «холодной войны». Для любого ТЭК — и традиционного, и инновационного это очень плохо.
Отток инвестиций стал в 2014-2016 годах катастрофическим
Честнее других высказался о мрачных для государств-нефтедобытчиков итогах первого этапа ценовой рецессии (с конца 2014-го до начала 2016-го) Алексей Кудрин. Выступая в Давосе, он сказал прямо: «2016 год несет в себе риски. Ни помощники президента РФ, ни я не предполагали, что будет новый и такой большой обвал цен на нефть. Это создало иную реальность».
Предрекая падение ряда национальных ВВП и снижение инвестиций, прежде всего в российский и глобальный ТЭК, бывший вице-премьер и министр финансов РФ откровенно посетовал: «Беспокоит то, что будут снижаться реальные доходы населения, жизненный уровень. Это болезненно. Это снижает и спрос, который мог бы стать драйвером. Все это говорит о том, что год будет сложным». Как минимум одна из сложностей была очевидной: справедливо опасаясь санкционного отказа Запада от совместной с Москвой разработки трудноизвлекаемых, в т.ч. сланцевых, месторождений, российский ТЭК быстро выявил авральную, но действенную альтернативу. Он прямо-таки ринулся, сокрушая мыслимые барьеры, в немногочисленные ареалы традиционной — все еще легкодоступной добычи обычных, пока еще залегающих «клочьями» чуть ли не с царских времен углеводородов. По закону цепной реакции стали взвинчивать всеми силами нефтедобычу — даже без привлечения дополнительных капиталов — и страны Персидского залива.
Как сообщили 13 октября 2015 года источники «Коммерсанта», «стало известно об очередном резком изменении прогнозов добычи нефти в РФ в 2016 году: рост на 5 млн тонн вместо снижения, что должно обеспечить дополнительные доходы госбюджета». Да и стоит ли удивляться быстрому перемещению «бурового акцента» на традиционные, в т.ч. давно известные «зрелые месторождения», если из-за мстительных рестрикций Вашингтона и Брюсселя треснули и надломились пока еще хрупкие расчеты на привлечение западных финансов и технологий к трудноизвлекаемым запасам российских недр. 16 октября 2015 года первый заместитель директора департамента по недропользованию ХМАО-Югры Анатолий Протасов высказал — от имени региона — сожаление по поводу приостановки участия французской Total в проекте по освоению участков с малодоступными ресурсами.
Протасов развил тему санкционных разочарований в ХМАО, высказанных на Международном инвестиционном форуме в Сочи губернатором Натальей Комаровой. «Еще в 2014 году, — сказала она, — мы не теряли надежды на то, что Total сможет выйти на трудноизвлекаемые запасы, ведь у нее есть хорошие технологии. — Мы очень надеялись на их участие в наших проектах. Но из-за санкций структура отношений поменялась. Будем рассчитывать , что ЛУКОЙЛ справится с этими проектами». Откуда такие надежды? В мае 2014-го, когда пост-крымские репрессии уже бушевали вовсю, ЛУКОЙЛ и Total все же подписали, вопреки прессингу США и ЕС, на Петербургском международном экономическом форуме соглашение по Баженовской свите. В соответствии с тем документом стороны намеревались создать там СП с долями 51–49%. Увы, воплотиться в жизнь тем договоренностям не было дано. И в России, и во Франции были в итоге потеряны тысячи рабочих мест.
Да и в целом отток инвестиций из мировой нефтянки стал драматичным, что, собственно, и замедлило рост мировой экономики как в привязке к антикремлевскому фактору, так и по другим — параллельно совпавшим по времени причинам. Накаленное юго-востоком украинскими событиями недоверие между Востоком и Западом прямо вело к инвестиционному голоду в ТЭК, о чем верно писала 22 сентября 2015 года «Независимая газета»: «Как сообщили эксперты Wood Mackenzie Ltd., нефтяные проекты с возможными инвестициями в 1,5 трлн долл становятся при 50- долларах за баррель нерентабельными. По мнению отечественных специалистов, в группе риска оказались не только сланцевые разработки в США, но и шельфовые залежи в России. Наличие проблем признают и в правительстве РФ»…
…Собственно, в России в 2014–2015 годах не было сомнений в том, что санкции, вопреки ожиданиям их герольдов, не только не подорвут нашу и мировую добычу, а наоборот, подбросят ее к потолку из-за нервозности и конфронтационного накала международной обстановки. Как передавало агентство Reuters, в московских правительственных кабинетах опасались не столько якобы нависшего спада производства, а грядущей невозможности полномасштабных и полноценных продаж добытого сырья за рубеж: «о таких страхах сообщил первый замминистра энергетики Алексей Текслер».
«Столкнувшись в течение последнего года с двукратным падением цен и резким снижением прибыли, нефтяные компании пытаются снижать издержки, — продолжала «Независимая газета». — Уже поступили новости о сокращении 6,5 тыс. рабочих мест и снижении на 20% капиталовложений в Royal Dutch Shell… Крупнейшие топливные компании уже отложили свыше 200 млрд долл инвестиций в 46 проектов». «При низких ценах крупные инвестиционные потери будут, несомненно, у США, ведущих сланцевые разработки; у Канады, делающей ставку на нефтяные пески; у Венесуэлы, которая с помощью высокотехнологичного оборудования иностранных игроков добывает тяжелую и сверхтяжелую нефть, — перечислял проблемные адреса член экспертного совета в Союзе нефтепромышленников РФ Эльдар Кесаев. — Кроме того, низкая цена за «бочку» нанесет урон Бразилии, Эквадору, Нигерии, Алжиру, Ираку, Казахстану». В целом же, по словам эксперта, в 2015 году более 90 нефтяных компаний в мире, включая российские, существенно сократили инвестиционные программы.
Невеселый эпилог
Когда-то считалось: дешевеет нефть — значит, высокоразвитым экономикам и, особенно, их обрабатывающим отраслям будет дешевле производить горы всевозможных товаров.
Но, как с прискорбием писал 22 октября 2015 года в британской The Independent Хэмиш Макрей, это лишь на первый взгляд — с точки зрения стандартно-классической макроэкономики, низкие цены на «черное золото» должны дать толчок глобальному экономическому росту. «Однако сегодня не все так просто. Развитые страны давно перешли на экономное использование энергоносителей. Британия сейчас использует меньше топлива, чем в 1965 году(!) — в основном, из-за консервации источников энергии, а также из-за того, что все крупные предприятия приказали долго жить. Так что дешевая нефть не особенно заденет британских промышленных потребителей за исключением региона-производителя энергоресурсов — Шотландии».
Короче говоря, сам же Запад по большому счету ничего не выиграл ни от антироссийских секторальных санкций в области ТЭК, ни от параллельного процесса нарастания судорожных «водопадов нефти» изо всех щелей на глобальный рынок. «О том, что лидеры мирового рынка вынуждены сворачивать дорогостоящие проекты из-за дешевеющей нефти, говорится весь последний год, — сетовала 19 мая 2015 года Би-Би-Си. — Однако только сейчас стали видны подлинные масштабы этих сокращений. The Financial Times, ссылаясь на исследование Rystad Energy, пишет о замороженных проектах на 118 млрд долл. Гиганты нефтяного рынка вынуждены пересмотреть инвестиции на 26 крупнейших проектах добычи в 13 странах. Больше всего проектов заморожено, по подсчетам агентства, в Канаде. На втором месте Австралия, а далее следуют Норвегия и США».
В общем, проиграли сами же закоперщики рискованных глобальных игр с углеводородами. 6 ноября 2015 года, выступая в Токио, Игорь Сечин сказал, что совокупный долг только 25 компаний, занятых сланцевой добычей, составляет 150 млрд долл: «По нашим данным, механизмы хеджирования и пролонгируемого кредитования под залог запасов в условиях низких цен могут сохраниться, хотя и в меньших масштабах, вплоть до 2017 года». И вот, будучи не в состоянии сделать что-либо путное по части финансового выправления дел в самом же американском ТЭК, президент США отважился под Рождество 2015 года на сенсационный шаг. Страна, где нефтеэкспорт был запрещен с 1970-х, совершила экспортный зигзаг. 20 декабря 2015 года Обама подписывает проект госбюджета на 2016 год, где затянувшееся на полвека эмбарго на вывоз «черного золота» снимается росчерком пера. На первый взгляд, это выглядит подарком для отечественных сланцевиков и, одновременно, ударом по традиционным экспортерам. Так-то оно так, да только выброс сырья из Техаса и Северной Дакоты привел к еще большему его удешевлению. И пока ОПЕК не договорилась с Россией в ноябре-декабре 2016-го о создании качественно нового укрупненного формата совместной борьбы за оздоровление рынка, подорванного кознями безответственно-сверхдержавных экспериментаторов, — ничего хорошего не получалось.
Итак, мрачная полоса 2014-2016 годов стала несмываемым пятном не только стихийно-цикличного, но и авантюрно-геополитического позора для всех, кто упорно мечтает подогнать под себя мировой энергетический порядок. И сегодня, когда с понятной тревогой отмечается пятилетие начала той ущербной полосы, — нам не грех вспомнить о ее подлинных истоках.
Павел БОГОМОЛОВ,
кандидат политических наук