Нефтегазовый завтрак сообщества «Российский нефтегаз». В гостях у сообщества научный директор «ИНФРА Технологии» Владимир Мордкович
Кирилл Лятс: Дорогие друзья, здравствуйте! Сегодня у нас последний четверг месяца. И, как обычно в каждый последний четверг каждого месяца, мы проводим наш нефтегазовый завтрак. Сегодня у нас, я бы сказал, уникальный завтрак, потому что мы впервые за 5 лет, как мы встречаемся и проводим такие посиделки, говорим с человеком, который решил вложиться в высокие технологии. Таким человеком у нас сегодня представлен Валерий Баликоев, а поговорим мы о технологии получения синтетических жидких углеводородов, известных в народе как GTL.
Мы уже не раз на наших завтраках обсуждали эту тему постольку, поскольку она достаточно известна, часто обсуждаема, многие компании, можно на двух руках посчитать количество этих компаний в нашей стране, пытались или пытаются внедрить эту технологию на отечественных газовых или нефтяных предприятиях, но успеха никто не достиг. Такого, чтобы яркого, чтобы мы все видели и чувствовали и могли умываться этой синтетической нефтью.
И вот несколько лет назад группа специалистов-технологов во главе с Владимиром Мордковичем объединилась с инвестиционной составляющей Валерия Баликоева, и они решили создать новую, усовершенствованную технологию, о чем попозже расскажем – получение синтетической нефти.
Скажите, пожалуйста. Вы когда встретились с Владимироми вообще этой идеей заразились, вы знали вообще про эту технологию, для чего она существует? Или вас посвятили в процессе общения? Как происходило ваше погружение в тему, прежде чем вы приняли решение инвестировать в данную технологию?
Валерий Баликоев: Нет, о технологии в то время ничего не знал ни я, ни мой товарищ, который в одном инвестиционном фонде работал. Он давно рассказывал, что ребята создали очень перспективную технологию, которая, с его точки зрения, изменит нефтегазовую индустрию. Рассказывал про руководителя комплементарно. Так получилось, что Владимир с компанией оказался свободен от предложения, мы познакомились и первое время посвятили тому, чтобы меня технически образовать.
Я с интересом долгое время слушал, узнавал и в итоге принял решение, что это действительно интересно, и стоит туда инвестировать.
Владимир Мордкович: Напомню. Решения о строительстве первого поколения заводовпринимались странами, которым позарез нужно было моторное топливо, а нефти не было в принципе.
Валерий Баликоев: И коммерческая выгода значения не играла.
Кирилл Лятс: Ну это уже коммерческая роль. У них альтернативы-то не было все-таки в определенной мере. В какой-то степени коммерция. Валерий, а расскажите, как вообще создавалась компания, сколько в ней работает человек?
Валерий Баликоев: Поскольку нам уже 8 лет в этом году, история очень длинная. Начинали мы с того, что собрали лабораторию в Троицке, которую возглавил Владимир, и пригласилитуда своих коллег, набрали еще людей. Сначала создали лабораторию. Формально эта лаборатория ТИСНУМ.
Кирилл Лятс: Володь, расшифруй ТИСНУМ.
Владимир Мордкович: ТИСНУМ — это Технологический институт сверхтвердых и новых углеродных материалов, пример довольно редкого в России явления — научный институт, который был основан уже в несоветское время, в 1995-м году, и за 20 с небольшим лет своего существования вырос в довольно крупное учреждение, технологический лидер отрасли. На этот счет специальное постановление Правительства есть.
Кирилл Лятс: Постановление,что он технологический лидер?
Владимир Мордкович: Да, именно такая классификация. Несколько институтов, несколько научных учреждений в России назначены технологическими лидерами, учитывая их успехи.
Кирилл Лятс: Давай вернемся к Валерию. Почему США?
Валерий Баликоев: Сначала сделали несколько лабораторных реакторов, затем мы сделали установку по производству катализаторов. Все это сделали в Китае. Пока все в лаборатории, пока все в ТИСНУМе. Затем у меня как у инвестора были вполне понятные сомнения, поскольку я не химик. Того, что я знал, было недостаточно, мы проводили независимые испытания в Новосибирске в Институте катализа. И после того, как получились положительные результаты, мы уже начали строить первое поколение этой установки в Капотне. Уже не для лабораторного, а полупромышленного производства синтетической нефти. Мы построили установку полного цикла от метана до синтетической нефти, получили первую нефть, начали испытывать новые катализаторы, новые реакторы уже и в лаборатории, и на производстве. У нас такой возник конвеер: мы в лаборатории четыре реактора испытываем, несколько новых идей, новых катализаторов, потом их отдаем на полупромышленные испытания, где уже реактор полного размера. В итоге мы пришли к тому, что достаточно испытать катализатор в одной трубке, и это в принципе доказывает уже его работу. Дальше уже идет инженерный риск для масштабирования.
Владимир Мордкович: Если труба промышленного размера, конечно.
Кирилл Лятс: А в трубе этот реактор, да? Один. Один реактор — одна труба? Сосуд?
Валерий Баликоев: Промышленная труба, из которой можно потом проектировать нормальный полноразмерный реактор, и не одна трубка, а тысячи.
После этого уже успешно стали получать литр, канистры, бочки этой нефти, провели анализ в международной лаборатории, в нашем институте ВНИИНП. Получили очень хорошие результаты.Поняли, что есть очень хорошие перспективы коммерциализации. Увидели, что получается один продукт, а не воски, как у конкурентов, что не нужно никакого апгрейда, что можно делать рентабельными даже маленькие установки. И приняли решение: для того, чтобы убедить отрасль, что технология существует, что она зрелая и что ее можно окупать, надо продемонстрировать ее не на однотрубном реакторе, а в более-менее индустриальных масштабах. Стали выбирать место, где это лучше сделать, и по сумме аргументов выбрали Техас.
Тут разные были составляющие этого решения. Первое, то что все клиенты крупные имеют в Техасе штаб-квартиры, поэтому там их позвать и продемонстрировать будет очень просто.
Дальше — это очень насыщенный рынок производственных предприятий именно для этой отрасли, огромное количество воркшопов любого размера — то есть построить могут все, что угодно. И это довольно рентабельно.
Мы сравнивали, кстати, из патриотических соображений, с желанием как можно больше здесь работать. Выяснилось, что почти все, выгоднее делать там, в Америке. Получалось рентабельнее, даже дешевле. Это то, что было «за».
Минус, конечно, что пришлось там создавать компанию, учиться вести бизнес, учиться иметь дело с этими самыми воркшопами, которые, из-за того, что их там много и они среднего размера — то появляются, то исчезают…
Кирилл Лятс: То есть у вас EPC-подрядчика там не было?
Валерий Баликоев: Вначале был. Вначале мы нашли техасскую компанию, которая должна была быть EPC-подрядчиком, а потом участвовать в строительстве установки. В общем, год где-то мы у нее потеряли и прилично денег. И в итоге они не справились. Мы поняли, что ничего от них не добьемся. Была потом еще одна компания, ее буквально через месяц поглотил какой-то банк. И мы поняли, что хватит, надо делать все самим, как здесь. Мы делали все сами.
Кирилл Лятс: Каким способом?
Валерий Баликоев: Своими руками. Хочешь что-то сделать – делай сам. Пошли по такому же пути, как мы строили установку здесь. У нас есть еще строительная компания с металлургическим производством, поэтому мы все сделали самостоятельно, кроме компрессоров и запорной арматуры. То же самое — собрали сначала инженерную группу, начали проектировать, после этого стали подключать производственные мощности, подрядчиков и в итоге построили в позапрошлом году, в конце 2016 года. В мае прошлого года мы его начали запускать.
Кирилл Лятс: А производительность завода какая?
Валерий Баликоев: 100 баррелей в день.Производительность это где-то 4 100 тонн в год в наших единицах измерения конечного продукта из 10 млн кубов газа.
Кирилл Лятс: А куда вы деваете конечный продукт?
Валерий Баликоев: У нас уже есть контракт с НПЗ компании Shell. Они будут забирать этот продукт. Мы им показали анализы, показали образцы. Сейчас мы несколько сот литров наработали для промышленных анализов, но уже контракт подписан, и они готовы забирать продукт. Но завод у нас еще не запущен в работу. Пока в процессе запуска еще.
Владимир Мордкович: То, что наработано, наработано на опытной установке
Кирилл Лятс: А, все. Все понятно. Эти два завод существуют параллельно: здесь отрабатываются катализаторы, а там больше инжиниринг отрабатывается?
Валерий Баликоев: Ну здесь мы всегда делим: я – про бизнес, Владимир – про науку. Так развиваем обе установки. Владимир хочет там испытывать новые типы реакторов, а для меня она всегда существует для демонстрации, потому что много клиентов и это одна из немногих установок такого типа.
Владимир Мордкович: Установка в Капотне — это полноценный завод, просто маленький.
Валерий Баликоев: Туда ездят клиенты, инвесторы потенциальные. Мне нужно показывать, а Владимиру нужно отрабатывать новые катализаторы на полноразмерном варианте.
Владимир Мордкович: Установка в Техасе – она пилотная в смысле бизнеса, но не в смысле технологий.
Кирилл Лятс: Сколько там трубчатых реакторов?
Владимир Мордкович: Сколько труб? 1080 труб в реакторе Фишера-Тропша.
Кирилл Лятс: А с какой технологией?
Владимир Мордкович: Это каскадная технология. Реакторов такое количество, потому что они размещаются в горизонтальных модулях в размерах морского контейнера.
Валерий Баликоев: То есть завод решает две задачи. Первая задача — демонстрационная — показать, что это работает, а вторая — установка для заводов по утилизации попутного газа. Это такой размер среднего факела по России — 10 млн кубов. Это в Техасе.
Поэтому то, что Владимир начал рассказывать, завод выполнен в формате морских контейнеров. Там 14 морских контейнеров 40 – 45 фунтовых. Риформер он в виде двух 45-фунтовых контейнеров. Это очень и очень компактно
Кирилл Лятс: Вы потом его будете собирать? То есть ты ставишь контейнер, соединяешьи все?
Владимир Мордкович: Ну настолько продвинутой инженерной компании в Америке мы не нашли, хотя это, безусловно, важно.
Кирилл Лятс: А обратиться к старым товарищам в России, которые могли бы все это сделать? Или вы решили там прямо на месте все?
Валерий Баликоев: Мы даже это делали. Это не российские были, скорее украинские наши коллеги.Но как в том анекдоте, когда на заводе конверсионном, как бы швейная машинка ни делалась — получался пулемет. Так и у них. Они вроде бы и в контейнерах все делают, но такая обвязка, что получался завод 50 на 50 метров.
Владимир Мордкович: Там получилась такая конструкция, я специально храню эти чертежи, чтобы при случае на юмористической передаче показать. Аккуратненькая установка из группы очень компактных контейнеров, и посреди этих контейнеров гигантская эстакада для разводки трубопроводов, занимающая места раза в два больше, чем все остальное. По-другому, конечно, было нельзя.
Владимир Мордкович: Но монтаж контейнера, монтаж оборудования в контейнерах конкретно в Техасе частично на месте, поэтому, если бы эти контейнеры были полностью нашпигованы оборудованием, тогда действительно монтаж занял порядка 4 суток: привезли, положили (там серьезные фундаменты не нужны), соединили и вперед.
Валерий Баликоев: Владимир начал рассказывать, почему так много реакторов, потому что надо было вместить в горизонтальном контейнере. Реакторы Фишера-Тропша- маленькие, они приземистые, 2 м 10 см по длине, поэтому трубки короткие, чтобы реакция была полная, сделано 2 каскада).
Кирилл Лятс: Загрузка катализаторов идет как обычно? Просто в трубы или там картриджи меняются?
Владимир Мордкович: Нет, тут нет нужды в картриджах, обычная трубная загрузка. Причем так мы прошли, можно сказать, что все очень просто получается, гранулы очень прочные катализатора
Кирилл Лятс: Восстанавливать же их надо?
Владимир Мордкович: Восстанавливать их надо, но так как у нас внутри технологии производится и потребляется водород, это проблемы из себя не представляет.
Кирилл Лятс: Но изначально его нет…
Владимир Мордкович: Изначально он у меня есть. Установка запускается в таком порядке: сначала зажигаются стартовые горелки риформера, включается котел, производится пар, запускается риформер, получается синтез-газ, из этого синтез-газа мембранный блок выделяет водород и этим водородом восстанавливают катализаторы, после чего схема переключается и синтез-газ уже идет в реакторе Фишера-Тропша
Кирилл Лятс: Слушай, а у тебя по работе реакторов Фишера-Тропша такая же схема как в Новочеркасске была: два работают, один — под восстановление?
Владимир Мордкович: Нет, тут нет такой необходимости. Новочеркасский завод – он уникальный в том смысле, что этот завод музейный. Это последний, но, к сожалению, его уже нельзя было сносить, потому что когда его в 1994-м году остановили и начали сносить, его надо было в технический музей преобразовывать, потому что это завод 1936 года, это первое поколение реакторов Фишера-Тропша. Там такая технология: генератор быстро не генерирует, его нужно заново восстанавливать. Это занимает серьезное время. После достаточно короткого периода времени его надо перегружать, поэтому там схема из нескольких десятков реакторов, целое поле, которое таким вот сложным образом работает.
У нас срок службы катализатора минимум 2 года, никакого промежуточного восстановления или обновления, как в технологиях третьего поколения. То есть перезагрузка катализатора будет во время ремонта установок.
Кирилл Лятс: То есть ты вообще удаляешь этот катализатор и засыпаешь новый, по твоим ощущениям?
Владимир Мордкович: Да, по моим ощущениям так.
Кирилл Лятс: И этот катализатор выбрасывается или его можно как-то переработать?
Владимир Мордкович: Из него можно извлечь кобальт. Это примерно 50% стоимости возвращается, так что он не выбрасывается.
Кирилл Лятс: То есть его можно будет продать за 50% стоимости?
Владимир Мордкович: В принципе можно продать как кобальтосодержащее сырье. Так, переговоры, которые мы проводили, они проводились в ключе, что мы отдаем катализатор, а нам возвращают ту самую кобальтовую соль, из которой мы новый катализатор будем делать. Но можно и так, конечно, продать.
Кирилл Лятс: Валерий, если не секрет, каков примерный объем затрат на сегодняшний день, чтобы подойти к установке?
Валерий Баликоев: Около 40 млн.
Кирилл Лятс: Вы один как инвестор выступаете или собрали команду из Фондов, которые участвуют в процессе?
Валерий Баликоев: По сути два инвестора — я с партнером изначальные инвесторы и потом к нам присоединился Константин Николаев, это Мособлтранс.
Валерий Баликоев: Он инвестировал 25 млн при оценке компании около $100 млн и потом еще доинвестировал некоторое количество денег. Потом к нам еще пришло парочку небольших инвесторов.
Кирилл Лятс: То есть из 40 млн 25 – это Костины?
Валерий Баликоев: Да. Даже больше, уже около 30, наверное.
Кирилл Лятс: Вы акционерное общество? Или как вы планируете дальше?
Валерий Баликоев: Мы, что называется, закрытое акционерное общество. Безусловно, есть стратегия вырасти до определенного размера и так или иначе для инвесторов решать вопрос монетизации наших усилий.
Кирилл Лятс: Через дивиденды или через возможности публичной оферты?
Валерий Баликоев: Сейчас на данном этапе довольно рано рассматривать. Вот как будем стоить больше $1 млрд, начнем об этом активно думать
Кирилл Лятс: То есть вы планируете больше миллиарда стоить?
Валерий Баликоев: Да, хотелось бы.
Кирилл Лятс: Хорошо. Каково ваше видение, как вы к этому придете?
Валерий Баликоев: Вообще я человек увлекающийся и за последующие несколько лет могу несколько раз остыть, но здесь, поскольку чем больше я погружаюсь и чем больше узнаю клиентов и их потребности, я вижу, что применение технологий может быть на нескольких рынках емкостью до десятков миллиардов рублей.
Прежде всего, монетизация удаленных газовых активов: либо низконапорных активов, либо так или иначе плохого газа, например, СО2, что в нашем случае хорошо, а в случае традиционной монетизации газа – плохо. Калория в газе сильно дешевле, чем калория в жидком топливе, поэтому конвертировать газ где-то далеко и транспортировать его или продавать на местных рынках — это очень большой выигрыш.
Дальше замечательный рынок утилизации попутного газа. Мы со своей технологией сейчас, наверное, являемся единственным универсальным решением. Универсальным — поскольку разные паллиативные решения существуют: можно закачивать, можно делать электричество, а это решение универсально для всех. Отсутствие такой технологии является оправданием того, что факелы от сжигания ПНГ до сих пор существуют, потому что часто ничего невозможно сделать с этим газом, кроме как сжечь.
В нашем случае, когда у нас реакторы Фишера-Тропша сильно уменьшились, когда вам не нужно получать воски и что-то из них делать, — у вас получается один жидкий продукт, который прекрасно смешивается с минеральной нефтью, даже улучшая ее качество. Структура, конечно, уже есть, если вы добываете нефть. Поэтому мы являемся стандартным универсальным решением.
Кирилл Лятс: Вы провели анализ синтетической нефти во ВНИИНП. Есть вопрос совместимости с минеральной нефтью, который является ключевым для «Транснефти» с точки зрения транспортировки в обычном трубопроводе нефтяном. Вы как-то решили уже этот вопрос?
Владимир Мордкович: Да, этот вопрос мы решили. Для этого во ВНИИНП было проведено отдельное исследование. Им даже пришлось создать новую специальную методику и зарегистрировать ее – методику определения смешиваемости синтетической нефти с природной. И имеется заключение, в котором сказано, что с самыми тяжелыми и неудобными нефтями нашу синтетическую нефть можно смешивать в пропорции до 15% без всяких вопросов и до 50% с некоторыми ограничениями. Учитывая, что газовый фактор у нефти редко превышает 10%, это означает, что это делать можно всегда.
Кирилл Лятс: Скажи, пожалуйста, а данные этих исследований доведены до «Транснефти»?
Валерий Баликоев: Заказчиком этого исследования являлся наш клиент — «Газпром нефть». Сейчас они ждут, когда заработает установка в Техасе, и после этого они обещают уже дать деньги на строительство установки на 1000 баррелей в день. Это для них будет пилотный заказ. Затем у них есть много точек применения этой технологии. И они это сделали с самого начала, чтобы для себя понять: они с «Транснефтью» решат этот вопрос или не решат. Результаты исследования их полностью убедили, что они это решает. И они положили решение на полку до того момента, когда возникнет вопрос о строительстве завода.
Кирилл Лятс: То есть сами вы не будете решать? Вы считаете, что это клиент должен решать?
Валерий Баликоев: Нет. Так случилось просто, что за исследование заплатил наш клиент, потому что ему это нужно было, чтобы себя убедить, что они смогут продать нефть в трубу.
Кирилл Лятс: Кроме «Газпром нефти» есть еще интересанты?
Валерий Баликоев: Список клиентов той или иной степени заинтересованности есть… Но уровень заинтересованности «Газпром нефти» очень высокий. Они каждые две недели звонят и спрашивают: «Ну? Когда приезжать смотреть?»
Кирилл Лятс: Кстати, когда приезжать смотреть?
Валерий Баликоев: Надеемся, что этим летом. Но вообще мы настраивались еще прошлом году.Проблема в том, что это оказалось не так просто для вновь созданной компании, которая до этого никогда не делала такого: построить завод и запустить. Несмотря на то, что завод по размерам небольшой, по технологиям, которые туда напиханы, он очень сложный. Это завод с большим количеством технологий. Плюс его надо было сделать компактным, что только усложнит, а не упростит. Поэтому со строительством вышли некоторые задержки, но с запуском все значительно сложнее. Плюс наши американские инженеры вышли с ноу-хау, которое в итоге оказалось плохим. Мы полагали пар получать не на стартовом котле, а использовать секцию для генерации пара и его же использовать для запуска. Конструкторы из научной группы говорили, что этого делать не надо. В итоге мы на этом потеряли несколько месяцев. Мы научились делать этот пар, но такая простая вещь, которая должна занимать несколько часов, у нас занимала несколько недель.
Валерий Баликоев: Сейчас мы довольно быстро двигаемся. Мы уже начали задействовать мембранный блок, аминную очистку, начали подавать СО2 в очистители и направлять его в риформер. Перед нами сейчас уже будет стоять запуск реактора Фишера-Тропша.
Кирилл Лятс: А риформер вот сейчас запустили?
Валерий Баликоев: Да, риформер давно работает уже.
Кирилл Лятс: Какой риформер?
Владимир Мордкович: Трубчатый риформер
Кирилл Лятс: Обычный паровой?
Владимир Мордкович: Строго говоря, пароуглекислотный. Или паровой с инжекцией углекислоты.
Кирилл Лятс: Вы планируете продавать катализаторы, технологию, лицензии или быть ЕPC- подрядчиком? Какая у вас идея?
Валерий Баликоев: У нас есть наша корневая компетенция и дальнейшие компетенции, которые нарастают по мере нашего роста. Наше «сердце Кощея» — производство и продажа катализаторов. Такой классический бизнес… В производстве катализаторов есть несколько схем. Предпочтительно, конечно, делать это самостоятельно для сохранения секрета и получения дополнительных денег. Но это уже нюансы.
Это одна часть нашего бизнеса. Опять же, поскольку Владимир начал говорить, что катализатор является сердцем технологии, поскольку он не совсем обычный, пришлось несколько изменить схему использования этого катализатора в масштабах всего завода. Большая температура, энергетический пар, сдувка легких газов довольно большая — все это создает некоторые особенности, которые нужно эффективно использовать. Мы научились их эффективно использовать, поскольку мы с этим давно работаем, поэтому у нас копились компетенции. Плюс строительство завода в Техасе для того, чтобы клиенту предлагать не только лицензию, но еще и услуги по инжинирингу. Создали компанию совместно с «РусГазИнжиниринг». Сейчас мы предлагаем клиентам совместно с партнером в рамках этой компании в том числе и услуги EPC-подрядчика.
Кирилл Лятс: То есть «ИНФРА Инжиниринг» — это одна компания, а еще есть компания, которая ей владеет?
Валерий Баликоев: Есть компания ИНФРА. И она является продавцом катализатора и лицензии. «ИНФРА Инжиниринг» — это зародыш EPC-подрядчика.
Кирилл Лятс: «ИНФРА Инжиниринг» – это российская компания, а ИНФРА – американская?
Валерий Баликоев: Сама по себе ИНФРА – это кипрская компания. Дальше у нее есть дочерние компании в России. И есть дочерняя американская компания. Все патенты принадлежат кипрской компании. И «ИНФРА Инжиниринг» — это совместная компания с «РусГазИнжинирингом» здесь, в России.
Кирилл Лятс: Сколько человек у вас там работает?
Валерий Баликоев: Сейчас по сути обслуживаем одного клиента, у которого сейчас в процессе выполнения проекта находимся
Кирилл Лятс: То есть уже есть контракт?
Валерий Баликоев: Да. У нас первый клиент российский. Но не «Газпром нефть»…
Кирилл Лятс: То есть есть люди, которые не ждут пуска установки?
Валерий Баликоев: Есть отважные люди. Да.
Владимир Мордкович: В принципе для действительно знающего человека установки в Капотне более чем достаточно.
Валерий Баликоев: Установка в Капотне сейчас гораздо более продвинутая, чем те установки, которые мы делаем в Техасе, поскольку там 6-литровые реакторы с толстой трубкой
Кирилл Лятс: А в Капотне откуда ты синтез-газ берешь?
Владимир Мордкович: Из природного газа. Это установка полного цикла. Начиная с сероочистки газа: очистка, риформер, деление СО2, компрессия, процесс Фишера-Тропша
Валерий Баликоев: В общем это более продвинутая установка, потому что, как уже сказал, там 6-литровый реактор с толстой трубой. Из него уже можно делать завод любой мощности. Потому что из маленьких 2-литровых реакторов как-то тоже можно сделать любой завод, но это будет не совсем правильно.
Кирилл Лятс: Ты знаешь, да, что когда Новочеркасск производил синтетическую нефть, то местные тракторы на ней ездили. Что-нибудь уже ездит на вашем продукте?
Владимир Мордкович: Если бы были такие же тракторы, они бы ездили, безусловно. Но современные двигатели предъявляют более жесткие требования.
Кирилл Лятс: Есть тракторы Беларуси. Может, как-то их заправить?
Валерий Баликоев: У нас есть компания в Белоруссии. Есть те (тракторы), которые не жалко. Так что можно…. Но вообще хорошо бы дизельную фракцию отобрать из этой нефти. Она где-то половину составляет.
Владимир Мордкович: Собственно, в Новочеркасске техника ездила на местных дистиллятах, то есть не на всем. Там же установка первого поколения производила некоторое количество мягких восков, средние дистилляты и бензиновую фракцию. Как раз на средних дистиллятах ездили трактора.
Кирилл Лятс: В Америке, вы знаете, в том же самом штате была такая компания Syntronik, которая тоже построила установку. Она провела тестовые испытания, насколько я знаю, успешно. Авиационный керосин они получали из синтетической нефти.
Владимир Мордкович: Что касается авиационного топлива, надо сказать, что каким бы относительно коротким и простым ни был путь фракции синтетической нефти до сертифицированного моторного топлива, тем не менее это совершенно отдельная история, которая требует отдельные группы специалистов, которые разбираются именно в топливе. И эту деятельность надо проводить. Вот именно о том, чтобы это сделать, мы и имели переговоры.
Кирилл Лятс: То есть вы этим будете заниматься? Или вы хотите продавать просто оптом продукцию, не заботясь, что будет дальше?
Валерий Баликоев: Тот большой список, который у нас есть, говорит нам о том, что почти все хотят топливо.
Кирилл Лятс: То есть потом вы все-таки будете заниматься переработкой?
Валерий Баликоев: Следующее, что мы будем в Техасе делать, мы запустим эту установку, будем подавать нефть, а затем пристроим к ней маленький НПЗ на первый этап. Мы сначала научимся получать дизель, поскольку это совсем просто. Дальше — бензин, это чуть-чуть посложнее , потому что есть понятные рыночные технологии производства. Дальше — керосин.
Кирилл Лятс: Кстати, а какой выход годный при переработке? Какие пропорции?
Владимир Мордкович: Это, естественно, зависит от содержания углеводородного газа, от жирности газа. Для самого обычного газа, в котором 90% метана, у нас выход 410–420 кг на 1000 куб м газа, то есть примерно столько же, сколько при технологиях третьего поколения.
Кирилл Лятс: А вот эти мейджоры, которые увлекаются GTL —Shell, Exxon, наверное еще. Они как-то вами интересуются, общаются с вами, подсматривают ваше продвижение? Или пока на расстоянии?
Валерий Баликоев: Shellи Sasolхотели в Техасе и в Луизиане строить установки подобные и даже когда еще не было по $100 за баррель, установили. К нам приходил наниматься человек, должен был быть директором завода Sasol. И то ли он разведал у нас базу, то ли мы у него… Интересуются скорее конечные потребители. Какая-то разведка, наверняка, идет, мы чувствуем это.Но в основном, конечно, мы сфокусированы на клиентах.
Кирилл Лятс: Давайте перейдем к вопросам из зала, если у кого-то есть.
Зритель: Вы писали, что биомассы можно перерабатывать в синтетическую нефть. Этот вопрос можете осветить хотя бы немного?
Владимир Мордкович: Сердцем технологии является катализатор Фишера-Тропша. Он перерабатывает смесь монооксида углерода и водорода — синтез-газ. Для того, чтобы произвести синтез-газ, нужно какое-то горючее или почти горючее сырье, содержащее углерод. Проще всего природный газ. Но годится и уголь, годится и биомасса, продукты газификации биомассы. Просто технология получения синтез-газа другая. Если технология получения синтез-газа из природного газа называется технологией риформинга, то для угля и биомассы это технология газификации.
Зритель: Компания «Альфапат» в Германии, доктор Кофф, — он производит из отходов, прямо себе в мерседес заливает и ездит.
Владимир Мордкович: Там другая технология. Дело в том, что биомасса бывает разная. Скажем, из древесины можно производить синтетическое топливо методом сухого пиролиза, то есть просто нагревая котелки. Там всегда есть жидкая часть.
То же самое касается и топлива. То, как мы можем работать с биомассой и с углем, это путь чуть-чуть посложнее, но зато менее энергоемкий и более выгодный, поскольку будет утилизироваться весь углеводород и не надо будет тратить стороннюю энергию на пиролиз.
Зритель: То есть заказы вы могли бы и в таких технологиях сделать?
Владимир Мордкович: Да, безусловно. Просто при выполнении такого заказа мы первым делом найдем и заключим контракт с партнером, который для нас спроектирует и построит вот эту часть газификации. И вообще, чтобы сделать какой бы ни то было газ из биомассы, нужно из нее синтез-газ сделать.
Зритель: Просто есть в Германии фирма, называется Schmack. Они газ из биологических отходов, делают газ, очищают его и подают в трубу как природный газ, минуя стадию синтетической нефти. Вот так сразу.
Владимир Мордкович: Понимаете, это третья история. Это газификация метана, обычного биологического имеется ввиду, хотя и не только биологического. Этот процесс делается именно для того, чтобы получить трубопроводный газ для бытового использования. Просто затраты на газификацию синтез-газа и затраты на газификацию метана очень схожи. А дальнейшая переработка синтез-газа существенно дешевле.
Кирилл Лятс: Валерий, на ваш взгляд, какой вы отводите промежуток времени, чтобы была построена первая промышленная установка в России? Как вы оцениваете?
Валерий Баликоев: Если все будет двигаться с текущим российским клиентом, он у нас лидер, то года через 3,5 уже должна быть запущена установка
Кирилл Лятс: А вообще, когда все это пойдет на поток, период строительства вашей установки? Вообще какой средней тоннажности вы планируете достичь? И сколько по продолжительности период проектирование + строительство?
Валерий Баликоев: Смотрите, технология позволяет делать рентабельными даже очень маленькие установки, поскольку при неизменной первой части газификации, про которую мы говорили, часть Фишера-Тропша стала маленькой и дешевой и нет последующего апгрейда, поэтому установка становится рентабельной при довольно небольшом размере, по российским реалиям, наверное, с 1000 баррелей. Но чем крупнее установка, тем ниже себестоимость и в принципе она может достигать, мы считали, по $6 за баррель. Это будет без учета стоимости газа. Вообще, для клиентов выгоднее строить большой завод. Я считаю, что мы будем работать во всем спектре. Что такое большой завод-миллионник? Это нечто, похожее на НПЗ и проектируется соответсвенно.
Зритель: Открыв офис, некое производство, в Хьюстоне и привлекая американские компании, вы не боитесь ваша технология окажется под замком американским в рамках санкций?
Валерий Баликоев: Это не американская, это кипрская технология.
Зритель: Но формально, если что-то разрабатывается на территории Соединенных Штатов, некоторые называют их американскими.
Валерий Баликоев: Мы ничего не разрабатываем на территории Соединенных Штатов, мы разрабатываем на территории России. И исследования ведутся на территории России, а разработки принадлежат кипрской компании. Американцы в данном случае являются лицензиатами технологии, то есть они потребляют услуги кипрской компании на получение катализатора, получение лицензии на строительство этого завода.
Владимир Мордкович: А происхождение интеллектуальной собственности, весь ее путь проходят в России.
Кирилл Лятс: То есть у вас есть американские патенты, патенты в России?
Валерий Баликоев: Патентов у нас очень много по всему миру.
Кирилл Лятс: Сейчас, кстати, на российском рынке вы остались единственной компанией, которая вводит технологии GTL?
Владимир Мордкович: Есть самарская компания и у них… как бы активности давно не слышно…. Есть «Роснефть».Есть «Руснефть».
Кирилл Лятс: Они что-то сделали?
Владимир Мордкович: Нет, но говорят, что до 2024-го сделают обязательно что-то… Это заявление они сделали в прошлом году, что в 2024 году они будут обладать самой лучшей технологией…На сегодняшний день это звучит так: в 2024 году будет установлено в Краснодаре и все ахнут.
Кирилл Лятс: Ну, мы надеемся, что вы запуститесь намного раньше
Владимир Мордкович: Мы тоже на это надеемся
Кирилл Лятс: Хотел поблагодарить наших сегодняшних гостей за участие. У нас сегодня принимали участие в нашем завтраке Валерий Баликоев, инвестор компании ИНФРА, и Владимир Мордкович, человек, который разработал технологию катализаторов, саму технологию получения вот такой конкретно синтетической нефти. Желаю вам всяческих успехов. Спасибо и ждем вас, когда будет запущена установка, тогда уже с большой бочкой синтетической нефти в качестве презента.