Кончина 100-летнего патриарха мировой политики — это утрата и для энергетической дипломатии
Дело было 8 ноября 1973 года — через три недели после поэтапного запуска блокады на поставки жидких углеводородов Северной Африки и Персидского залива в Соединенные Штаты. Стратегический союзник и покровитель Израиля был наказан правящими кругами арабского мира за безоговорочную, мгновенную и — добавим — высокотехнологичную поддержку, оказанную Еврейскому государству в октябрьской «Войне Судного дня» против Египта на Суэцком канале.
Москва, где неутомимый госсекретарь США Генри Киссинджер побывал с «челночным визитом» совсем недавно, занялась с утра генеральной уборкой своих улиц и площадей после празднования 57-й годовщины Великого Октября. В Тель-Авиве, куда тот же Киссинджер прилетел из советской столицы, отовсюду сквозила неуверенность: что будет дальше с окруженной враждебным исламским миром Землей Обетованной? А в форпосте саудовской монархии, то есть Эр-Рияде, настороженно встретили в тот день многоопытного эмиссара Белого дома. Решено было выслушать его доводы: возможно ли вообще отменить в ближайшие месяцы(!) злополучное эмбарго, поставившее на колени энергетику США и Британии?
Трехчасовая беседа д-ра Киссинджера с королем Фейсалом при закрытых дверях стала, без всяких преувеличений, вершиной дипломатического искусства гениального выходца из предвоенной Германии. Человека, знавшего с родителями не понаслышке: что такое по-настоящему выстраданный планетарный баланс сил ХХ века, на весах которого любое мировое зло не может быть должным образом наказано без участия России.
К моменту, когда госсекретарь и монарх устроились в позолоченных креслах, «первым лицам» доложили о целенаправленном снижении добычи саудовской нефти с обычных 8,3 миллиона до 6,2 миллиона баррелей. И ведь это протестное снижение, как и судорожные остановки экспортных танкеров в Индийском океане, Средиземном море и Атлантике, было воодушевленно подхвачено доброй дюжиной арабских государств. Тем временем войска Пентагона в Юго-Восточной Азии уже остались без горючего. То есть приснопамятно-роковая война во Вьетнаме вообще подвисла под вопросом.
Однако и физическая безопасность Фейсала, его подданных и союзников тоже казалась эфемерной: американский ракетный крейсер Hancock уже держал Абу-Даби под прицелом. Большая война могла разразиться на всем Ближнем Востоке в любую минуту, и король этого явно опасался.
«Я готов свернуть эмбарго, — свидетельствуют дипломатические записи королевских высказываний, сделанные тогда же по горячим следам. — Но, пожалуйста, заставьте Израиль эвакуировать свои войска с Синая не позднее чем через три недели! Можете ли вы помочь в этом? И еще: отдайте мне контроль над Иерусалимом, его святынями!».
Киссинджер знал, что сделать это Америка не пожелает. Но он не стал отказывать собеседнику. Что ж, блефовать — это тоже давний прием дипломатии, не так ли? Вместо отрицания он ответил так: «Это станет итоговым звеном в цепочке того, что нам предстоит сообща сделать». Вскоре госдеп примирительно заявил, что «в данный момент не будет никакого возмездия в адрес арабских государств», хотя через два дня Киссинджер все-таки добавил «для острастки»: если эмбарго продолжится «вопреки здравому смыслу и неопределенное время», то Вашингтон примет «контрмеры».
Рассердившийся министр энергетики «королевства пустынь» шейх Заки Ямани пригрозил сокращением нефтедобычи на 80%, «коллапсом всей американской экономики и подрывом месторождений как таковых» по всему Ближнему Востоку. Это уже был не блеф: чудовищные объемы взрывчатки уже закладывались арабскими саперами повсюду от Кувейта до Омана.
И все же на поверку сказанное стало лишь слабеющим эхом стартового-октябрьского «апогея вражды»; а главное было достигнуто Киссинджером в беседе 8 ноября. Ведь он не только посулил королю возврат Иерусалима, но и намекнул еще на одно символичное обстоятельство. Госсекретарь умело подогрел туманное, но частенько блуждавшее по дворцовым коридорам подозрение: если, мол, всерьез ухудшить отношения с Соединенными Штатами, то они устроят в Эр-Рияде такой же антимонархический переворот, какой привел в 1969-м к свержению режима короля Идриса в Триполи. Ночные кошмары о протягивании рук ЦРУ к горлу ливийского монарха и впрямь терзали Фейсала, если верить воспоминаниям его царедворцев…
…Уже 28 ноября саудиты сообщили о готовности ослабить бойкот. А к весне эмбарго, причинившее столько бед на берегах Атлантики, было отменено. Что же можно ретроспективно сказать по этому поводу сегодня, когда столь многое на Ближнем Востоке, увы, напоминает о былом — напоминает даже чисто внешними очертаниями и самой атмосферой? Действительно, дымится сектор Газа близ все того же многострадального Синая. Обещанный Фейсалу Иерусалим излучает своим «средоточием трех мировых религий» все что угодно кроме спокойствия и гармонии. У берегов Ирана, как и полвека назад, — эскадры под звездно-полосатым и иными натовскими флагами.
Да, параллелей и аналогий и впрямь много, даже слишком много. Но, увы, нет политиков киссинджеровского «калибра» и статуса. Гораздо больше, извините уж за откровенность, «пигмеев от дипломатии». Между ними и Киссинджером — такая же астрономическая дистанция, как и эпохальный смысловой разрыв нынешних деятелей с госсекретарем США Дином Раском из кабинета президента Джона Ф. Кеннеди, застреленного 60 лет назад.
Павел Богомолов
Кандидат политических наук