Вступление Тегерана и Эр-Рияда в альянс противников чьей-либо гегемонии и строителей многополярного мира — не просто веха международной хроники на исходе лета-2023. Это еще и хлесткий удар по Вашингтону и его близким союзникам. Удар более сильный, чем кажется на первый взгляд. В шестерку новых членов БРИКС вошли — по решению Йоханнесбургского саммита организации — две региональные державы, которые в равной мере (хотя и по разным причинам) заинтересованы, если честно, в одном и том же: в оправданно дорогой нефти на рынке. Почему, с учетом изгибов их истории, это явилось во многом неожиданным событием даже для США? Об этом «Нефтянка» беседует с преподавателем Международного института энергетической политики и дипломатии МГИМО МИД России, кандидатом политических наук Павлом Богомоловым.

— Из всех пружин, подтолкнувших иранцев и саудитов к осознанному выбору теперь уже исправленного внешнеполитического и внешнеэкономического вектора в русле БРИКС, давайте обсудим одну тематику – нефтегазовую. Действительно ли суннитское «королевство пустынь» и оплот шиитов вступили в одну и ту же международную организацию в условиях некоего сходства взглядов Тегерана и Эр-Рияда на нынешнюю конъюнктуру «черного золота»? И правда ли, что это сходство проявилось впервые за полвека?

— Да, правда, хотя формы проведения антизападных стратегий топливными секторами Ирана и Саудовской Аравии различны. Саудиты снижают добычу, причем даже сильнее, чем по коллективным квотам ОПЕК+. Сокращают ее потому, что прокормить, одеть и обуть 36-миллионное население в условиях нескончаемого сырьевого бума им не трудно. Более того, накоплены мега-ресурсы финансов для создания качественно иной — высокотехнологичной и сверхсовременной экономики. Это делается по предначертаниям программы «видения-2030», то есть завтрашних контуров страны. Идет ее превращение в такой образец для арабского мира, который обрисовал «правитель де-факто» – наследный принц Мохаммед бин Салман. А более скромным потомкам Персидского царства, что к северу от Аравийского полуострова, желанное подорожание нефти видится отнюдь не параллельно с урезанием своего производства сырья, а наоборот, в унисон с его быстрым ростом. «Режиму мулл» надо ведь кормить 86 миллионов соотечественников в тяжелейших условиях американского эмбарго, блокады и санкций. 

— То есть тактические мотивы и сценарии на рабочих столах этих двух звеньев регионального «расклада» отчасти разные. Но они перекликаются в одном: мировой спрос на ископаемое топливо должен стать повышенным. Пусть даже чуть ажиотажным, не так ли? Лишь бы картелю экспортеров перестать прогибаться перед главным заказчиком глобальной музыки». 

— Но вот что интересно: столь однозначно они рассуждали не всегда. По крайней мере, с 1970-х годов всякий раз, когда суннитский престол занимал на рынке некую позицию, шиитский гигант, напротив, отстаивал обратную. Острейшие разногласия между ними резко проявились еще в эпоху шахского Ирана. В октябре 1973 года саудиты, возмущенные срочными поставками новейших американских вооружений Израилю в ходе «войны Судного дня» на Синае, объявили со своими союзниками эмбарго на экспорт нефти в США. А вот прозападная династическая власть в Тегеране, наоборот, продолжала поставлять топливо даже воюющему с арабами Израилю и запретила рейсы советских лайнеров в сторону Сирии и Египта над своей территорией.

— Кроме того, дипломатические схватки между Эр-Риядом и Тегераном вспыхивали порою и позже – не так ли? Причем не иранцы, как в 1973-м, а теперь уже саудиты нередко подыгрывали Америке по нефтяной проблеме… 

—…как, например, в 1977-м, когда не они, а шахский кабинет требовал в ОПЕК обеспечить с помощью картельных мер как минимум 15-процентный прирост цен на жидкие углеводороды. Но вот беда: поддержанный на сей раз Белым домом саудовский король Халид заявил, что в условиях тяжелейшей рецессии западных экономик взвинчивать цены было бы негуманно! В итоге затеянное Ираном подорожание было сорвано. К югу от Каспия разразились социальные неурядицы, приведшие к антишахской революции 1979 года. 

— Так что в дальнейшем Тегеран и во всем противоречившее ему «королевство пустынь» пользовались «ценовым топором» по-разному…

—…о чем свидетельствуют, в частности, роковые события 1989-1991 годов, когда именно саудиты, открутив все вентили на своих промыслах до предела, обусловили на рынках невероятную дешевизну нефти (6 долл за баррель). Это подорвало самый надежный источник пополнения госбюджета СССР и во многом предопределило крах советской экономики. А вот Иран, хотя и осуждая недавнюю акцию Кремля в Афганистане, отнюдь не считал полное обесценивание «черного золота» своей стратегической целью.

— Скажите: зачем приезжал в ноябре 2006 года в Эр-Рияд вице-президент США (экс-руководитель нефтесервисного гиганта Halliburton) Дик Чейни?

— Саудиты, проявляя общую лояльность к Западу, призывали соседей сбить цены на нефть, что совпадало с американскими целями. Еще бы! Непокорный шиитский Иран, играя боевыми мускулами на 78-долларовой цене, ликовал. Он только что получил годовую прибыль от экспорта в объеме 45 млрд долл – втрое выше, чем годом ранее. И теперь, в канун объявленного Белым домом вывода войск из Ирака, «военная машина персов» готовилась вторгнуться туда, поддерживая заодно не только местных, но и ливанских, йеменских и других единоверцев, огульно окрещенных Западом террористами. Дабы предотвратить это и обескровить иранскую экономику, Эр-Рияд ознакомил г-на Чейни с планом роста добычи, и в итоге он сработал. Сначала саудиты выкачивали из недр на 250 тыс. баррелей в сутки больше, чем вчера. Позднее добыча возросла с 9,2 млн до 9,7 млн баррелей. Назло Ирану эти повышения нарастали, и к январю 2009 года цены упали до 33 долл за баррель. Лищь после этого «нефтяная монархия», успокоившись, уменьшила производство до 8 млн баррелей. И все, как говорят, встало (пусть временно) на свои места.

— Однако в целом вражда между Эр-Риядом и Тегераном оставалась самой уродливой, хотя и эффективной опорой для поведения Америки в Персидском заливе. Причем в самом сердце этого клубка противоречий была нефть: когда, где и сколько ее добывать, куда поставлять, с кем дружить и т.д.

— Именно! И в данном смысле мстительный обмен сырьевыми гамбитами с ощетинившихся берегов Ормузского пролива был доводом для американского присутствия. В Белом доме хорошо знали: не станет этой междоусобицы на танкерных трассах – исчезнет и предлог для перманентного вмешательства. Существовавшие десятилетиями альянсы отраслевого, конфессионального или «местного» формата, будь то ОПЕК или Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива, не могли эффективно помочь примирению и гармонизации отношений с Ираном. Но вот незадача для атлантистов: стали возникать совершенно иные организации. Появились такие авторитетные переговорные площадки, где можно деликатно, но все же внятно указывать извечным дуэлянтам: пора-де ослабить взаимную напряженность. Ослабить, прежде всего, в сфере ТЭК, рыночной конъюнктуры. Тегеран не случайно потянулся к ШОС, стал наблюдателем в ЕАЭС, поддержал КНР в инициативе «Один пояс – один путь». А тут еще и соблазн встать под эгиду БРИКС, возможность приглушить давний конфликт с помощью этой группировки. 

В общем пришла же иная эпоха. Непримиримые ранее соседи по Ближнему Востоку одновременно вступают в одно и то же объединение «мирового большинства». Хотя оно и не является рыночно-отраслевым, но эффектно говорит сама за себя такая цифра: 44,4% мировой нефтедобычи. Иранский и саудовский ТЭК — теперь уже части этого долевого мега-пласта. Правда, ключевая для обеих стран нефтяная отрасль управляется ими по-разному. Но, в этом случае, чем все же можно объяснить взаимную нейтрализацию их недавнего конфликта в энергетической сфере на пути освоения во многом сходных позиций в межгосударственно-политическом ядре БРИКС?  

— Видите ли, при всех частных разночтениях Тегеран и Эр-Рияд объединены к концу первой четверти ХХ1 века главным — неприятием паразитирующего в мире санкционного синдрома как такового. Было время, когда на Ближнем Востоке рассуждали несколько упрощенно и прямолинейно: энергетические рестрикции – это, мол, главным образом нацелено против Москвы. Но позже пришло осознание того, что мишенью стал еще и Тегеран. А ныне пахнет сплочением Запада, во главе с США, еще и против Пекина, ключевого для него энергоимпорта. Но ведь китайская экономика – ведущий потребитель сырья из Персидского залива, не так ли? К тому же Поднебесная, этот оплот БРИКС, как раз и помирила иранцев и саудитов в ходе недавнего пекинского диалога. И теперь они беспокоятся: что, если танкерные перевозки в Китай застрянут под прицелом авианосцев в Ормузском, Малаккском и Тайванском проливах? Или что будет, если за коммерческий спрос на иранскую, а затем саудовскую нефть Белый дом накажет (пусть в отдаленном будущем) еще и Индию или Турцию? Видимо, эти и иные опасения еще сильнее подтолкнули к вступлению в ряды БРИКС во многом не схожих между собою кандидатов.

— Действительно, неумолимая логика истории, в том числе современной истории глобального ТЭК, оказывается порою сильнее фрагментарных несовпадений или даже застарелых религиозно-идеологических споров…